Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Бесподобная музыка, хоть и не в очень качественном исполнении, продолжала разливаться вокруг, и я с удивлением обнаружил, что не только стискиваю ручку шпаги, но даже на треть вытащил её из ножен.
Честное слово, безумно хотелось вскочить на спину своей Афине и присоединиться к рядам этих «кентавров». И рвануться вместе с ними в сечу.
Глупость, конечно, кавалерист я никакой, лошадь для меня — просто средство передвижения. Даже такая, как моя несравненная кобыла, родней которой в этом мире только несколько человек — по пальцам пересчитать можно.
В общем, нечего мне в кавалерийскую рубку соваться. Но хотелось. Именно от выводимых музыкантами звуков хотелось…
А уж иркутцы наверняка посильнее, чем я, жаждут помахать своими палашами.
Спасибо тебе (то есть ВАМ), простой трубач-кавалерист Агапкин, за эту гениальную музыку! Спасибо от всех россиян моего мира, и особенно от тех, кто сейчас стоит на этом поле.
Эта мелодия, написанная унтер-офицером, достойна стать гимном Империи. И, скорее всего, станет. Такое не может остаться маршем Иркутского драгунского полка.
— Капитан Демидов? — Я обернулся и увидел, что на рыжем жеребце ко мне приближается штабс-капитан Арнаутов, с которым познакомился при своей первой встрече с Серёгой. Вернее, уже капитан. — Какими судьбами?
— Чего удивительного встретить военного на войне, Алексей Трифонович, — пришлось слегка поднапрячься, чтобы вспомнить имя-отчество драгуна, — очень рад встрече. «Какими судьбами», спрашивать не буду — вижу, что готовитесь к контратаке… Горский здесь?
— Увы!.. Вадим Федорович, если правильно помню?..
— У вас прекрасная память — виделись полтора года назад, да ещё и мельком…
— Благодарю! — кивнул капитан. — Так вот: вашего друга вы здесь сегодня не встретите — убыл с очередным «особым поручением».
Понятно. Основная деятельность на ниве «плаща и кинжала». Что и правильно: каждый должен приносить пользу Родине там, где эта польза будет максимальной…
— Как вам наш марш? — перевёл разговор Арнаутов на тему, которая была ему на данный момент наиболее близка.
Как я его понимаю, с такой музыкой появиться на поле боя — поневоле ждёшь услышать комплименты. Не будем разочаровывать. Тем более что музыка действительно к месту и по теме.
— Великолепно! Под это даже минёру хочется дать шпоры своей кобыле и помчаться рубить французов. Честное слово!
— Господин капитан! — К нам подъехал поручик с аксельбантами. — Генерал-майор Скалой просит вас к себе.
Антон Антонович Скалой, опять же был слегка одутловат на лицо, но фигуру имел практически юношескую.
Этот лихой кавалерист с достаточным пренебрежением встретил пионерного обер-офицера в лице меня:
— Господин капитан, мне сказали, что именно вы укажете нам направление атаки. Так я жду ваших указаний.
Ёлки-палки! Ну, вот всё можно преодолеть! Но этот снобизм в отношениях между родами войск… Он будет, наверное, стоять несокрушимой твердыней между офицерами кавалерии, пехоты, артиллерии… Не говоря уже о нас, грешных — пионерах. Нас-то уж точно «обслугой» считают. А ещё и флотские есть — совершенно отдельная каста…
Блин, зараза! Вопрос-то ведь задан. И не кем-нибудь — генералом!..
— Ваше превосходительство, — слегка волнуясь, но достаточно твёрдо начал я. — Я, разумеется, не могу указать вам направление удара. На данный момент. Мне было поручено только вызвать вашу бригаду «на исходные» и передать, что место, которое вам следует атаковать, будет указано ракетами со штабного холма. Вернее, не место, а направление. Одна ракета белого дыма — атаковать полком. Две — всей бригадой. Что мне передать командующему корпусом?
— Что драгуны приказ выполнят, — неласково глянул на меня генерал. — Так и передайте его высокопревосходительству. Что оба полка только и ждут приказа атаковать.
— Разрешите выполнять это поручение, ваше превосходительство? Честь имею! — Я откозырял и тронул Афину в направлении штабного холма.
На самом деле до жути хотелось прервать это общение с генералом, который, хоть и был вполне достойным воином, и, если мне не изменяет память, погиб в сражениях под Смоленском, но жутко неприятно было ощущать пренебрежительное отношение… Даже не ко мне лично — я ведь с ним никогда не пересекался. К роду войск. Он ведь говорил со мной не как с капитаном Демидовым, а как с представителем «чёрной кости» армии.
Ну да, мы не ходим в атаки, не встречаем врага в штыки…
Чёрт! А под вражеским огнём уничтожать мосты, чтобы пехота и кавалерия смогли отступить без паники и истребления, а навести под аналогичным огнём всё те же мосты для преследования противника… Возвести эти грёбаные редуты к началу сражения в кратчайшие сроки… Блин! Да наши мины только сегодня выкосили больше вражеских солдат, чем эти лихие кавалеристы «настрогают» всем своим полком. Это если ещё доведётся в бою поучаствовать…
Хотя явно доведётся…
Но всё равно: в пику Серёге напишу «Марш пионеров». То есть не «в пику», конечно, не назло, а по его примеру.
Уже на скаку сочинялось начало припева:
Сыровато, разумеется. Ладно, сейчас не до того, потом подшлифую…
Прибыв к штабу, доложил Дохтурову о выдвижении нашей кавалерии на указанный рубеж Генерал удостоил меня молчаливым кивком и снова поднёс к глазу подзорную трубу, чтобы следить за ходом сражения.
На атакованном участке либавцы и иже с ними уже резались с французами на штыках, и, кажется, небезуспешно — зелёная «масса» потихоньку «съедала» синюю.
Однако даже мне, малоискушённому в ведении полевых сражений данного времени, было понятно, что победа эта достаточно сиюминутна: в это же место противник двинул дополнительные силы, разумно предпочитая пройти по уже «разминированному» пространству. Сложно разобраться в эту допотопную оптику, но что-то типа пехотной дивизии накатывалось на место предполагаемого прорыва. Еще минут пятнадцать, и лихо нашим придётся. К тому же я заметил и то, что строится для атаки их кавалерия. И, судя по избыточному блеску её шеренг, не иначе кирасиры. «Танки» того времени — они единственные из всадников способны проломить пехотный строй, а там уж… В общем, только успевай палашом размахивать и кромсать вдребезги и пополам практически беззащитных пехотинцев.
Противопоставить атаке латников можно либо своих таких же «бронированных» кавалеристов, либо плотный картечный огонь артиллерии. Первого у нас не имелось вообще — Дохтурову дали только драгун и гусар, а для второго варианта на атакуемом участке недостаточно пушек.
Ведь точно могут смять наших пехотинцев совместными усилиями. И насесть на батареи. Тогда артиллеристам придётся ох как несладко — оружия у них, кроме пушек — только тесак (полусабля). Неважная защита от штыков вражеской пехоты или сабель-палашей кавалерии, к тому же разъярённых последним залпом картечи в упор. А этот залп наверняка будет. Достаточно широко известен приказ начальника артиллерии генерала Кутайсова (ещё один генерал, которому и тридцати не исполнилось):
«Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем офицерам, что отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно только достигнуть того, что неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции. Артиллерия должна жертвовать собою; пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор, и батарея, которая таким образом будет взята, нанесет неприятелю вред, вполне искупающий потерю орудий».
Умели ведь красиво говорить! И приказы отдавать, за душу берущие. Ну как, услышав или прочитав такое, этого не выполнить?
И палили (и, уверен, будут палить) в упор по наступающему врагу русские пушкари. И умирали в следующие минуты на своих орудиях. Противник, только что получивший град картечи в лицо, пощады, как правило, не давал. И осуждать его за это трудно — только что чудом прорвался сквозь смерть и добрался до тех, кто эту смерть послал…
