Порою блажь великая - Кизи Кен Элтон (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗

Молоковоз наконец нырнул в поток, и автобус вслед за ним. Я позволил глазам закрыться, а голове — снова откинуться назад; эйфория звенела во мне ясными тонами уверенности. «Что скажете на это, ребята? — поинтересовался я у тех, кто стоял в своих тенях поблизости. — Есть ли у малыша Лиланда какие-нибудь шансы против этого неотесанного чурбана, что бросил мне вызов из прошлого, чтобы снова уколоть своей усмешкой? Вправду ли есть у меня шанс отвоевать у него ту жизнь, что он похитил, ту жизнь, которая, как ведаем мы оба, была моей? Моей — по праву? Моей — по справедливости?»

Но не успел ответить кто-либо из моих друзей, сам призрак выполз из пучины зыбкого тумана и с головою окатил меня жемчужным пузырем, что градом рассыпал серебристую барбитуратную пудру. Все еще опьяненный самоуверенностью, я приподнялся с сиденья, чтоб бросить нависавшему надо мной ухмыляющемуся гиганту в свитере, номер 88 — «Куда ведешь? — Я пронзаю его самым роковым шекспировским взглядом, какой способны изобразить мои телячьи глаза: — Я дальше не пойду!» [22]

«Вот как? — ехидная усмешка играет на его губах. — Так значит, не пойдешь? Да черта с два не пойдешь! А теперь, дружок, прижми хвост и слушай сюда! Итак, ужель не слышал ты мой зов?»

«Нет твоей власти надо мною! — мой голос подрагивает. — Ничуть!»

«Ага, вы только послушайте! Пацаны, базарит он, что моей власти нету нифига над ним! Все слышали: нет моей власти над сим умником. Нет, видишь ли, Малой, лишь раз еще снесу твою я борзость, а после — истощусь терпеньем! А посему — живее, шевелись! И суетиться прекрати! Стоять спокойно! И идти ко мне!»

Наш юный герой, запуганный, смятенный и расстроенный до краха, трепещет, вжавшись в землю, содрогаясь всей своею протоплазмой. Гигант же тычет в этот жалкий сгусток носком шипованного башмака. «Вот блин — он блин и есть! Вы только гляньте, сколько грязи от него, ребята! — Он воздевает голову и взывает: — Соберите его совком, отнесите в дом и как-нибудь приспособьте к нашему делу! Вот блин!»

Из всех флигелей выпархивает свора родни. Их клетчатые рубахи, шипованные ботинки и мужественные фигуры изобличают в них ремесло лесорубов; схожесть черт указывает на принадлежность к одному семейному клану: у всех внушительные римские носы, волосы цвета мокрого песка, в коих играет ядреный северный ветер, и зелено-стальные глаза. Они прекрасны своей грубой красотой. Все, кроме одного — Самого Мелкого, чье лицо обезображено частым использованием вместо доски семейного дартса. Дротики — зазубренные, и плоть, истерзанная ими, свисает клочьями. Несчастный уродец поторопился — и, оскользнувшись, шлепнулся наземь. Гигант наклоняется, подхватывает беднягу двумя пальцами, дарит ласково-снисходительной усмешкой, какую приберегают для сверчка.

«Джо Бен, — терпеливо поучает гигант, — разве я не твердил тебе все время: „Поспешишь — людей насмешишь?“ Разве ты не знаешь, что если бежать впереди паровоза, то можно сбиться с колеи и отбиться от клана? Что люди скажут: Стэмпер, который то и дело плюхается на задницу! А теперь иди и помоги своим родичам собрать тряпками моего маленького братика, пока он не утек к сусликам в норы. Давай!»

Он ставит Самого Мелкого на землю и с нежностью смотрит, как тот семенит к месту уборки. «Славный дружище Джоби! — Хэнк улыбается преданному гномику, будто бы выдавая свое любящее сердце, что бьется под этой кондовой оболочкой. — Как здорово, что старик Генри не стал его топить, как остальных щенят в помете. Джо хорош уж тем, что над ним можно поржать».

К этому времени родичи уже сподобились собрать нашего истаявшего героя в полиэтиленовый мешок и потащили его в дом. В пути, пролегающем по живописной болотистой местности, храбрец превозмогает свой испуг в достаточной мере, чтобы вновь обрести некое человеческое подобие.

Дом предстает хаотичной грудой обрубков бревен, торчащих в небо; дверь можно открыть, лишь сунув бревно в огромную замочную скважину. На мгновение юный Лиланд сквозь стены прозрачного своего капкана различает опасность, подстерегающую в просторной зале — волкодавы разгуливают меж колонн из вековых елей. На рукоятках двуручных секир, воткнутых прямо в колонны, небрежно развешаны заскорузлые шерстяные куртки. Затем дверь захлопывается, гулкое эхо гуляет в далеких сводах — и снова все погружается во тьму.

Это великий Замок Стэмперов. Он был возведен во времена Генриха (Стэмпера) Восьмого, и на протяжении столетий являл собою бельмо в глазу любой законной власти в этих землях. Даже в самую убийственную засуху здесь слышится капанье воды, а лабиринт затхлых коридоров наполнен неизбывным кваканьем слепых жаб. Этот звук прерывается лишь грохотом обрушения какого-нибудь брошенного флигеля, и целые колена клана сгинули без вести в хитросплетениях ходов.

Здесь царит абсолютная монархия, и никто, даже наследный принц, и шагу не ступит без дозволения Великого Государя. Хэнк идет в голову процессии родственников и, сложив ладони рупором, взывает к августейшему монарху:

«А! Па!»

Этот рев рокочет в чернильном мраке, с треском разбиваясь о деревянные стены. Он орет снова — и на сей раз вдали загорается свеча, выхватывает из темноты сначала корявый профиль, а потом — и весь страхолюдный образ старого Генри Стэмпера. Он восседает в кресле-качалке в ожидании своего столетия. Его ястребиный клюв неторопливо поворачивается на звук сыновнего голоса. Его ястребиные глаза пронзают сумрак. Он громко кашляет, отплевывается тлеющими угольками, шипящими в замковой сырости. Снова кашляет и говорит, вглядываясь в полиэтиленовый мешок.

«Ну чо… эй, кутята… хи-хи… чо это там за хрень? Чо на этот раз в речке плавало, а? Вот вечно вы всякое барахло в дом тянете!»

«Да мы его не то что вытянули, па. Скорее выманили».

«Да рассказывай! — Он подается вперед, проявляет больше любопытства. — Какой мерзкий отброс… и что б это могло быть? Приливом прибило, что ли?»

«Боюсь, отец, — Хэнк, понурив голову, елозит башмаком по полу, терзая шипами белую сосну, — что это, — он скребет брюхо, сглатывает, — сын твой младший, Лиланд Стэнфорд».

«Проклятье! Я говорил тебе, и повторял несчетное число разов: я не желаю никогда! слышать в этих стенах имя этого лишенца! Фу. Невмочь и слышать мне о нем, не говоря уж лицезреть! О господи, сынок, как мог ты дать промашку столь жестокую?»

Хэнк подступает к трону: «Па, я знал, что творится у тебя на душе. И сам чувствовал то же — а может, и того похлеще. И тоже не хотел бы слышать о нем до самой что ни на есть гробовой доски. Но я не вижу выхода из ситуации, в которую мы вляпались».

«Какой такой ситуации?»

«С работой».

«Ты хочешь сказать…» — Старик ловит ртом воздух, заламывая руки в невольном ужасе.

«Боюсь, что так. Мы дошли до края, старик, до самого дна. Знаешь, оставив Джо Бена, мы уже скребли по дну бочонка. Поэтому, сдается мне, выбора у нас не было, па…» Он ждет, скрестив руки…

В предгорьях прерывистым сном спят вороны. Дженни вышивает свою жизнь игрой нужды, одиночества и чарующего невежества. В старом доме дискуссия по поводу идеи Джо Бена связаться с родичами из других штатов вдруг прерывается требованием Орланда ознакомиться с бухгалтерией. «Я принесу», — вызывается Хэнк и выходит на лестницу… радуясь возможности хоть на минуту вырваться из этого суматошного бедлама…)

Генри брезгливо пялится на юного Лиланда, который из пластикового пакета приветствует своего досточтимого папашу помахиванием немощной лапки. Генри качает седовласой головой.

«Итак. Вот оно как, значит? Дожили, значит… — Тут, распаленный внезапной яростью, он тяжко поднимается из кресла и тычет тростью в родичей, толпой холопствующих у трона. — А разве я не говорил вам, ребята, что оно так обернется? До посинения твердил: „Пошлите куда подальше своих сестриц, кузин и все такое, и притащите толковых баб со стороны для улучшения породы!“ Меня тошнит от вида таких рохлей и полудурков, в которых вы выродились. Нельзя нам жить одним кровосмешением, как стая куцехвостых дворняг! Семья должна быть здоровой и крепкой, и ее устои надо укреплять! А слабаков я не потерплю! Никак не потерплю! Вот пример того, как я сам сломал эту гнилую фишку — Хэнк, мой мальчик…»