Роковые огни - Вернер Эльза (Элизабет) (читать книги онлайн .txt) 📗
— Господин фон Вальмоден!
— Что вам угодно? — спросил тот так же резко и презрительно, как и раньше.
— Вы предупредили мое желание, ваше превосходительство, — сказал Гартмут, с трудом сохраняя самообладание. — Я только что хотел покорнейше просить вас не узнавать меня. Мы не знаем друг друга.
С этими словами он повернулся и, гордо подняв голову, прошел мимо, после чего вошел в дом через другую дверь.
Вальмоден хмуро проводил его глазами, потом обернулся к сестре.
— Ты совершенно не умеешь владеть собой, Регина! Зачем было делать сцену? Для нас этот Гартмут больше не существует.
По лицу Регины было видно, как взволновала ее эта встреча: у нее еще дрожали губы, когда она ответила:
— Я ведь не записной[3] дипломат, как ты, Герберт. Я еще не умею оставаться спокойной, когда передо мной вдруг появляется человек, которого я считала давно погибшим или умершим.
— Умершим? Едва ли это можно было предполагать, ведь он так молод, но погибшим — другое дело; при его образе жизни ничего иного и ждать нельзя.
— Тебе что-нибудь известно? Ты знаешь о его жизни?
— По крайней мере, отчасти. Фалькенрид мне не чужой, и я не мог не поинтересоваться, что вышло из его сына. Само собой разумеется, я не говорил об этом ни ему, ни тебе, но как только снова приступил тогда к исполнению служебных обязанностей, то сразу же воспользовался обширными дипломатическими связями, чтобы навести справки.
— И что же ты узнал?
— Сначала Салика отправилась с сыном к себе на родину. Когда после развода она вернулась к матери, ее отчим, наш кузен Вальмоден, уже умер; с тех пор мы не общаемся, но я узнал, что незадолго до своего вторичного появления в Германии Салика вступила во владение всеми рояновскими поместьями.
— Салика? Разве у нее не было брата?
— Был и лет десять владел имениями, но умер неженатым и совершенно неожиданно, вследствие несчастного случая на охоте. А так как от второго брака у матери детей не было, то Салика оказалась единственной наследницей; но из-за безалаберной жизни большая часть наследства перешла, разумеется, к ростовщикам. Как бы там ни было, она почувствовала себя полновластной госпожой и затеяла свой coup d'etat[4] — похитила сына. Еще несколько лет после этого в ее имениях шла прежняя разнузданная жизнь, хозяйство велось из рук вон плохо; все это «великолепие» кончилось полным банкротством, и мать с сыном, как цыгане, пустились рыскать по белу свету.
Вальмоден рассказывал все это с тем же холодным презрением, которое выказал перед тем по отношению к Гартмуту; лицо его сестры выражало отвращение, которое внушал такой образ жизни этой женщине, строго относившейся к долгу и нравственности. Тем не менее она с невольным участием спросила:
— И с тех пор ты ничего больше не слышал о них?
— Слышал несколько раз. Когда я работал в посольстве во Флоренции, то случайно в разговоре услышал их фамилию; это навело меня на след; я узнал, что они жили в то время в Риме. Несколько лет спустя они появились в Париже; оттуда я и получил известие о смерти Салики Рояновой.
— Так она умерла! — тихо сказала Регина. — Чем же они жили все эти годы?
— Чем живут искатели приключений, рыскающие по свету? Может быть, им удалось что-то спасти от банкротства, а может быть, и нет, но, как бы то ни было, они вращались в высшем обществе Рима и Парижа. Женщина вроде Салики всюду найдет источник к существованию и... протекцию. Ее боярское происхождение и румынские поместья, о продаже которых с молотка едва ли кто-нибудь знал, вероятно, сослужили ей немалую службу.
— Но Гартмут, которого она насильно вовлекла в эту жизнь, что вышло из него?
— Искатель приключений, что же больше? Задатки для этого у него были всегда, а школа матери, разумеется, развила его природные наклонности. После смерти Салики прошло три года, я ничего больше о нем не слышал.
— Зачем было скрывать все это от меня? — с упреком сказала Регина,
— Я щадил тебя; ты слишком любила этого мальчишку. Кроме того, я боялся, чтобы ты не проговорилась нечаянно Фалькенриду.
— Совершенно напрасный страх. Один только раз я осмелилась заговорить с ним о прошлом, в надежде хоть этим проломить ледяную стену, которой он окружил себя. Он только посмотрел на меня и сказал таким тоном, от которого мне стало страшно: «Мой сын умер, вы это знаете, Регина! Оставьте мертвых в покое!». Нет, я никогда больше не решусь произнести при нем это имя.
— В таком случае мне незачем советовать тебе молчать, когда ты вернешься в Бургсдорф, — ответил Вальмоден. — Но лучше было бы не говорить об этой встрече и Виллибальду; при своем добродушии он способен выкинуть какую-нибудь глупость, если узнает, что его бывший товарищ так близко от него. Пусть он лучше ничего не знает о нем. Я намерен просто игнорировать этого «господина», если нам придется еще раз встретиться, Адельгейда же и вовсе не знает его.
Он замолчал и поднялся с места, увидев свою молоденькую жену, которая вышла из башни вместе со своим спутником. Ничего не подозревая, принц Адельсберг после первых приветственных фраз осведомился, не проходил ли мимо его друг Роянов.
Вальмоден взглядом предостерег сестру и вежливо выразил сожаление, что не видел упомянутого господина, а потом сказал, что намерен сейчас же отправляться домой со своими дамами и ждет только возвращения жены.
Эгон не покидал общества до самого отъезда и проводил дам до экипажа; с низким поклоном простился он с посланником и его супругой и еще несколько минут следил глазами за удалявшимся экипажем.
В пустой приемной гостиницы у окна стоял Гартмут и тоже смотрел вслед уезжающим. Его лицо было бледным, как тогда, когда он впервые услышал имя Вальмодена; но теперь эта бледность была следствием душившего его гнева.
Он ждал вопросов и упреков и собирался высокомерно отказаться отвечать на них, а вместо этого встретил пренебрежение, оскорбившее его гордость. Резкое предостережение, с которым Вальмоден обратился к сестре: «Мы незнакомы с ним! Неужели я должен убеждать тебя в этом?» — перевернуло в нем всю душу. Он почувствовал в этих словах уничтожающий приговор. И даже Регина, всегда относившаяся к нему с материнской любовью, действовала заодно с братом и отвернулась от него, как от человека, знакомства с которым стыдятся. Это было уж слишком!
— А, вот где ты! — раздался в дверях голос Эгона. — Ты точно сквозь землю провалился! Нашел ты наконец свой несчастный бумажник?
Роянов обернулся и рассеянно ответил:
— Нашел! Он лежал на лестнице.
— В таком случае и сторож нашел бы его. А почему ты не вернулся? Как это вежливо так ни с того ни с сего бросать меня и супругу посланника! Ты даже не простился с ней уходя и попадешь к ней в немилость.
— Постараюсь как-нибудь перенести это несчастье. Принц, положив руку ему на плечо, шутливо проговорил:
— Вот как! Не потому ли, что уже впал в немилость еще третьего дня? Обычно ты не имеешь привычки избегать общества красивых дам. О, я знаю, в чем дело; ее превосходительство изволила прочесть тебе нотацию по поводу твоих излюбленных нападок на Германию, а тебе, избалованному барину, это не понравилось. Но, мне кажется, из таких уст можно выслушать и правду.
— Ты, кажется, совсем потерял голову, — насмешливо заметил Гартмут. — Берегись! Как бы почтенный супруг, несмотря на свои годы, не вздумал ревновать.
— Да, странная пара! Старый дипломат с седыми волосами и холодной физиономией и молоденькая женщина, блистающая лучезарной красотой, точно...
— Северное сияние, поднимающееся из Ледовитого океана! Еще вопрос, кто из двух дальше от точки замерзания.
— Очень поэтично и очень зло! Впрочем, ты отчасти прав, и меня несколько раз обдало изрядным холодом, но это — счастье для меня, потому что иначе я безнадежно влюбился бы в чудную красавицу. Однако не пора ли и нам ехать домой, как ты думаешь?
Он пошел к двери, чтобы позвать слугу. Прежде чем последовать за ним, Гартмут еще раз взглянул в окно; на дороге, там, где она выходила на открытое место, в это время показался экипаж посланника. Рука Гартмута невольно сжалась в кулак.
