Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (мир книг TXT) 📗
— С той стороны собака задрала ногу на юрту. Я ее прогнал, чтобы не портила войлок. И не мог удержаться, чтобы не подслушать.
— Прежде ты не часто гнал собак.
— Бортэ научила меня, как не бояться их, — сказал он, подойдя к ней, сев на пол и положив руки на постель. — Тебе бы она понравилась, мама. Я тебе не рассказывал раньше, как она гналась за мной и Мунликом и не хотела покинуть нас, пока я не рассказал ей, что произошло. Она поклялась не говорить об этом никому, и я знаю, что она сдержит свое обещание. Она будет мне такой же хорошей женой, какой ты была отцу.
— Я только что допустила ошибку, сынок. Я дала твоему дяде повод отказаться от помощи нам.
Мальчик покачал головой.
— Ты сказала о нем правду. Не бойся. Когда я возглавлю племя, Даритай последует за мной, как он следовал за отцом.
Эти слова утешили ее, хотя произнес их всего лишь доверчивый ребенок.
— Твой дядя, может быть, прав лишь в одном, — сказала она. — Наверное, мы не готовы вести войну с татарами.
— Нет, мама. Если мы будем сражаться и проиграем, нам с тобой не будет хуже, а если мы победим, разговоры о другом руководстве закончатся. Нам стоит рискнуть.
Она дотронулась до его руки; это уже были слова не мальчика.
— Ты можешь принять участие в схватках с мэркитами.
— И если я отправлюсь с нашими людьми, придется смотреть, чтобы не получить удар в спину. Кое-кто попытается решить свои дела, убрав меня во время сражения. — Он помолчал. — Мы немногим можем теперь доверять. Мунлик передал мне последние слова отца о том, чтобы я с братьями отомстил за него. — Тэмуджин посмотрел на Оэлун отцовскими глазами. — Я не забуду тех, кто причинил нам зло.
Она притянула мальчика к себе, жалея, что не может вернуть его в детство, которое он потерял так рано.
20
Оэлун лежала в постели, у нее не было сил встать. Тэмулун закатывалась в крике.
— Мама.
Рука коснулась ее лица. Тэмуджин наклонился над ней, потом отошел.
— Хасар, — сказал он, — присмотрит за остальными. Я скоро вернусь.
Оэлун закрыла глаза. На нее навалился злой дух, застя свет. У нее больше не было сил бороться с ним. Дух этот бродил рядом во время ее встречи с мужчинами. Теперь он забрался внутрь, заглушив все чувства.
Дух говорил с ней то голосом Даритая, то Таргутая. «Послушай нас, — шептал он. — Твой муж скончался: красивый драгоценный камень разбит вдребезги, табун оказался без жеребца и нуждается в руководстве другого».
Только Мунлик и Чарха говорили с ней, пока другие не заставили их замолчать. Люди не поклянутся в верности ей и ее сыну. Она с ними не сладит. Легче дать Даритаю пройти в вожди своего рода и разрешить Таргутаю и Тодгону управлять тайчиутами. Даритай уехал из стана, но еще не слишком поздно признать его старшинство.
Тэмулун кричала.
— Видишь, как маме плохо, — услышала она голос Тэмуджина.
— Возьми братьев и иди пасти овец.
Это был голос Хокахчин.
Оэлун лежала тихо. Тэмулун вскоре перестала плакать.
— Ты спишь? — спросила Хокахчин.
Оэлун открыла глаза. Хокахчин держала ее дочь и кормила ее из бурдючка с овечьим молоком.
— За мной пришел Тэмуджин, — сказала старуха, — но мне, наверно, надо привести шамана.
— Нет, — удалось сказать Оэлун.
— Тогда ты больна не очень сильно.
Хокахчин привязала Тэмулун к люльке и стянула покрывало с Оэлун.
— Бедное дитя.
Служанка приподняла ее и стала надевать на нее сорочку и длинный халат.
— Какой ты выглядишь усталой.
Хокахчин засунула косы Оэлун под берестяной головной убор, а потом помогла обуться.
— Стан загудит от разговоров, если ты не придешь в себя. Люди скажут, что Оэлун-уджин оказалась именно такой слабой, как они думали, но это снимет с тебя кое-какое бремя.
Внутри нее черный туман рассеивался. Злой дух в конечном счете не очень силен.
— Я служила тебе все эти годы, — сказала Хокахчин, — и была довольна, что у меня добрая хозяйка. Ты всегда меня понимала с полуслова, мне остается лишь быть откровенной с тобой. Ты была так занята уговорами воинов, что пренебрегла их женами. Что они видят в тебе после смерти твоего мужа? Лишь вдову, убитую горем и думающую об отмщении, женщину, которая может дать им то, чего они больше всего боятся — гибель их мужей и сыновей в жестокой битве, плен или худшую долю им самим.
— Мы можем и выиграть эту войну, — сказала Оэлун.
— Мужчины этого не думают, а женщины в таких случаях верят мужчинам, — возразила служанка. — Возьми немного силы у Этутен, у Земли, которая возрождается после гроз Тэнгри. Теперь тебе следовало бы обратиться к женщинам и показать, что если мы не поддержим тебя и твоего сына, будет большая беда. Они должны убедиться, что ты способна руководить, а также что ты разделяешь их тревоги. Женщины боятся неопределенности, которая наступает, когда мужчины остаются без вождя. Если они поверят, что ты можешь предотвратить такое положение, они станут умолять мужей поддержать твое дело.
— Ты мудрее, чем я думала.
Старуха тряхнула головой.
— Мудрее? Даже глупая женщина набирается мудрости, если долго живет на свете. Ты хочешь власти, Оэлун-уджин, а не можешь воспользоваться властью, которую имеют женщины. Когда муж был жив, тебе этого не требовалось, а теперь надо. На моих глазах умирали другие вожди, и их сподвижники сражались друг с другом. Я видела, как сыновья вождей бежали от тех, кто служил их отцам. Действуй не медля.
Женщины нуждаются в определенности, матери озабочены судьбой своих детей. Она может пренебречь мужеством их мужей, но ей придется заставить их поверить, что она способна руководить мужчинами.
Подходило время весеннего жертвоприношения душам предков. Это событие она может использовать. Когда все женщины соберутся на пир, она напомнит им об их обязанностях.
Оэлун взяла Хокахчин за руки.
— Все, что ты сказала, я должна была понять сама.
— Ты еще совсем молодая, уджин, — откликнулась Хокахчин. — Молодые женщины думают о том, как им ублажить своих мужей и как вырастить сыновей. Они считают, что мужчины всегда будут ограждать их от неприятностей.
— Спасибо за твои слова, Хокахчин-экэ.
— Уджин, не называй меня…
— Да. Отныне ты для меня мать Хокахчин.
«Еще один союзник», — подумала Оэлун. У нее их очень мало.
Обе тайчиутские ханши сидели в юрте Орбэй, опершись на подушки. Лицо у Сохатай было тоньше, желтая кожа сморщилась на проваленных щеках. Она выглядела слабой, но цеплялась за жизнь. Лицо Орбэй было сморщенным и маленьким, но черные глаза настороженно поблескивали.
Оэлун поклонилась.
— Здравствуйте, почтенные госпожи.
— Здравствуй, Оэлун-уджин, — откликнулась Орбэй. — Мы всегда рады такой редкой гостье.
Оэлун села перед постелью, и старуха вручила ей рог с кумысом.
— Только горе препятствовало моему стремлению побывать в вашем обществе, — сказала Оэлун, выбирая слова. — Я пришла поговорить о весеннем жертвоприношении.
— Возможно, — проговорила Орбэй-хатун, — ты хочешь сама возглавить жертвоприношение.
— Я не хочу лишать вас этой чести. Попросите шаманов назначить день и час и пригласите тех женщин, которые должны принять участие в жертвоприношении. Жаль, что я могу лишь помочь вам в проведении обряда.
Орбэй пожевала беззубым ртом.
— Понимаю. Если мы выдвинем это предложение вместе, другие женщины будут думать, что мы поддерживаем тебя.
— Вы поняли правильно, — сказала Оэлун, — но поскольку я должна руководить, пока мой сын не занял свое место, я должна быть старшей и среди женщин. Мы будем вместе петь молитвенные гимны и подавать мясо, предназначенное для предков.
«Будьте благодарны и за это», — подумала Оэлун.
Сохатай почти лежала на подушках, Орбэй молчала.
— Я должна руководить, — продолжала Оэлун, — если мы собираемся когда-нибудь наказать тех, кто предал обоих наших мужей. Мне нужна ваша поддержка, если Мне Доведется руководить здешним народом. Мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь беда обрушилась на матерей и детей, а она произойдет, если мы не объединимся.
