Клиника С..... - Шляхов Андрей Левонович (полная версия книги txt) 📗
— Давайте пригласим свидетелей! — потребовала Довжик, по-прежнему не глядя на Моршанцева.
— Давайте не будем! — возразила Ирина Николаевна. — У нас не прокуратура, чтобы устраивать общие ставки. К тому же вы знаете, что я не люблю и не приветствую, когда врачи устраивают склоки между собой на глазах у сестер. Довольно и того, что знаем мы!
— Что же вы знаете? — Моршанцев не чувствовал за собой никакой вины и потому был спокоен.
— Прочтите вот это! — Ирина Николаевна протянула Моршанцеву исписанный вручную лист бумаги.
«Вот это» оказалось докладной запиской медсестры Ольги Гусь на имя заведующей отделением. Почерк у Ольги был четким, разборчивым.
«…ко мне обратился больной Воркутин из второй палаты и попросил дать ему что-то от изжоги. По мнению Воркутина, изжога с тошнотой были связаны с назначенным ему вчера анапроганом. Я отправила Воркутина в палату и доложила об изжоге врачу Довжик М. С., которая ответила, что она разберется. Примерно через час Воркутин снова обратился ко мне с просьбой дать ему хотя бы соды. Я подошла к врачу Довжик М. С., которая в это время находилась в комнате сестры-хозяйки, и напомнила ей. Врач Довжик обругала меня нецензурно и сказала, что не мое соплячье дело командовать врачами…»
Теперь ясно, почему плакала Ольга, — Маргарита Семеновна в очередной раз проявила свой «золотой» характер. Моршанцев дочитал докладную до конца, но своего имени в ней не нашел и потому удивленно спросил:
— А я-то тут при чем?
— При том, что вы в присутствии Поповой и Воркутина сказали, что анапроган действительно вызывает изжогу, и тем самым…
— Одну минуточку, Ирина Николаевна!
— Не перебивайте меня, Дмитрий Константинович!
— Может, тогда я лучше напишу? — предложил Моршанцев. — Как все было…
— Ладно, давайте вашу версию, — разрешила заведующая отделением.
— Когда я отнес истории на пост, медсестра Попова действительно спросила меня, вызывает ли анапроган изжогу. Я ответил, что да, есть у этого препарата такое побочное действие, и на этом разговор закончился. Воркутин при этом не присутствовал, чужие назначения я не критиковал, никого не консультировал и никого против Маргариты Семеновны не настраивал…
— А вот мне рассказали другое! — взвилась Довжик. — Что вы, Дмитрий Константинович, настраивали против меня…
— Против вас, Маргарита Семеновна, никого настраивать не надо, потому что вы прекрасно справляетесь с этой задачей сами! — огрызнулся Моршанцев.
— Успокойтесь и помолчите! — велела заведующая отделением, снимая трубку местного телефона. — Ольга? Мария там далеко? Пусть зайдет!
Встретившись взглядом с Моршанцевым, медсестра Попова покраснела, сравнявшись цветом лица с Довжик, и призналась, что, будучи обуреваема эмоциями, в частности состраданием к плачущей напарнице, она действительно немного преувеличила, то есть не так выразилась, то есть ее не так поняли… И Воркутин не то чтобы присутствовал при ее разговоре с Дмитрием Константиновичем, а сидел в коридоре метрах в двадцати и разговора слышать не мог, но она ему потом сама сказала, потому что… и так далее…
— Красота! — сказала Ирина Николаевна, выслушав до конца Попову. — Пиши заявление.
— Какое? — не поняла Попова.
— По собственному. Мне не нужны сестры, которые на пустом месте устраивают скандалы. Сегодня отдежуришь, не старшую же за тебя оставлять, а завтра катись на все четыре стороны!
— Ирина Николаевна!
— Еще одно слово, еще один вяк — и ты уйдешь не по-хорошему, а по-плохому!
— Я лучше по-хорошему, Ирина Николаевна! — поспешила ответить Попова.
— Тогда иди к старшей и напиши заявление, да не забудь сказать, что это я тебя отправила!
Дождавшись, пока Попова выйдет, заведующая отделением посмотрела на часы и сказала:
— Через пятнадцать минут будет небольшое совещание для врачей. Передайте Капанадзе и Микешину.
— В ординаторской или у вас? — уточнила Довжик.
— У меня.
В коридоре Довжик окинула Моршанцева презрительным взглядом и сказала:
— А вы, Дмитрий Константинович, не забывайтесь. И не таких обламывали…
— Не дождетесь, — приветливо улыбнулся Моршанцев, открывая дверь ординаторской и галантно пропуская даму вперед.
Довжик гневно фыркнула и слегка толкнула его плечом, не задавайся, мол, Дмитрий Константинович.
Совещание получилось не коротким, а очень коротким.
— Сегодня был очередной конфликт. Думаю, что все уже в курсе, так?
Микешин и Капанадзе кивнули. Пятнадцати минут до начала собрания как раз хватило Довжик для озвучивания своей версии произошедшего и собственного мнения об этом. Моршанцев не перебивал ее монолога, только украдкой раз-другой иронично подмигнул коллегам, давая понять, что рассказ Маргариты Семеновны изрядно приукрашен. Коллеги также украдкой, чтобы не раздражать и без того раздраженную даму, подмигнули в ответ.
— Сестры, конечно, все дуры — чего от них можно ожидать? — продолжила Ирина Николаевна.
Моршанцев не смог скрыть удивления, поэтому ему снисходительно пояснили, новичок же.
— Все умные медсестры становятся врачами или старшими сестрами, Дмитрий Константинович.
— А все умные врачи — заведующими? — продолжил логическую цепочку Моршанцев.
— Заметьте, что это сказали вы, а не я! — Ирина Николаевна улыбалась левой половиной рта. — Но вам, уважаемые мои доктора, следует быть поумнее и поосмотрительнее. Я прекрасно понимаю, что тот, кто проявляет уважение, достоин большего внимания, чем тот, кто уважения не проявляет…
Слово «уважение» было красноречиво проиллюстрировано потиранием большого пальца правой руки об указательный и средний.
— Но не надо зарываться! Зарываться нехорошо, опасно. К тем, кто не проявляет уважения, — на этот раз никаких жестов не последовало, — надо относиться ровно, дружелюбно, не выказывать пренебрежения, то есть — не нарываться! Не на-ры-вать-ся! Вот Отари Автандилович хорошо понимает, как надо общаться с больными…
— Как с больными с ними надо общаться! — хохотнул Капанадзе.
— Вот именно — как с больными! — согласно кивнула Ирина Николаевна. — Почему-то у Отари Автандиловича получается быть дружелюбным, а у Маргариты Семеновны не получается? В чем дело? Разве вы не работаете в одном отделении? Разве у вас разные дипломы?
— Если я буду со всеми сюсюкать, то никто не подумает раскошелиться! — ответила Довжик. — Мое хорошее отношение стоит денег, и немалых денег!
— Следователю тоже так скажете? — иронично поинтересовалась заведующая отделением.
— При чем тут следователь?! — Довжик решила пойти в атаку. — Воркутин нажалуется? Я с него ничего не получала и получать не собираюсь! Пусть он попридержит свой грязный язык!
— Эмоции оставим на потом, — Ирина Николаевна демонстративно посмотрела на настенные часы, давая понять, что времени до конца рабочего дня осталось не так уж и много, а дел хватает. — Сейчас я хочу сказать другое. Маргарита Семеновна! Ваша манера общения с больными, и, кстати говоря, с персоналом тоже, доставляет мне много проблем. Вы демонстративно игнорировали жалобы больного, оскорбили медсестру, причем самую вежливую и спокойную из наших сестер…
— Я просто поставила ее на место! Девчонка много возомнила о себе!
— Выражениями «е…ая проб…дь» и «п…да косорукая»? — удивилась Ирина Николаевна.
— Я вся была на эмоциях!
— Учитесь сдерживаться, Маргарита Семеновна. Если не получается самой, сходите к специалисту. А то вы завтра и меня так вот обложите, кто их знает, ваши эмоции? И запомните все, особенно вы, Маргарита Семеновна и Дмитрий Константинович, который только начал работать самостоятельно, — за выполнение своих обязанностей вы получаете зарплату, поэтому открыто игнорировать жалобы больных вы не имеете права! И вообще, чем спокойнее в отделении, тем лучше и спокойнее в нем работать. А тем, кто может зарабатывать только на контрастах, в моем отделении не место! Ко всем пациентам надо относиться хорошо, мы же врачи, а к избранным — еще лучше. Вопросы есть?
