Здесь обитают призраки - Бойн Джон (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT, .FB2) 📗

Я задумчиво кивнула. Чужачка, иностранка — здесь, в деревне. Селится в поместье. Надо полагать, жизнь новоиспеченной миссис Уэстерли была нелегка.

— Вы живописали совершенную идиллию, — сказала я. — Отчего же я предчувствую, что она вот-вот пойдет прахом?

— Вы очень проницательны, мисс Кейн. Спустя год или около того мистер Уэстерли скончался, и Джеймс унаследовал все. Сантина носила под сердцем дитя, а спустя несколько месяцев, когда она родила дочку Изабеллу, все переменилось. Поразительное дело. Помню, я видел ее в Годлине за несколько дней до разрешения от бремени, а затем — когда Изабелле исполнилась неделя, и мог бы поклясться, что это были две разные женщины.

— Поясните, пожалуйста, — насторожилась я.

Он задумчиво нахмурился; я видела, что воспоминания причиняют ему немалое страдание, но он хочет выразиться как можно точнее.

— Моя супруга купила подарок на рождение Изабеллы, — сказал он, вновь сев в кресло и поглядев мне в глаза; лицо его болезненно кривилось. — Маленькую игрушку. Ничего особенного. Мы поехали в Годлин к чете Уэстерли, а когда добрались, Сантина не вышла к нам из спальни и Джеймс отправился за нею наверх, оставив меня и мою супругу наедине с ребенком. Шарлотта отлучилась в дамскую комнату, а спустя минуту Изабелла проснулась и, надо думать проголодавшись, заплакала. Поймите, мисс Кейн, у меня тоже есть дети, я умею обращаться с младенцами и горжусь тем, что, в отличие от прочих представителей моего пола, вполне готов утешить плачущее дитя. Ребенок отчаянно рыдал, и я, разумеется, хотел взять девочку на руки. Но едва я наклонился и подхватил ее из колыбели, вошла Сантина и, увидев, что я делаю, закричала. Кровь застыла у меня в жилах! Мне никогда не доводилось слышать ничего подобного. Я не понял, в чем беда, и потрясенно застыл. Даже Изабелла умолкла — столь пронзителен и ужасен был вопль ее матери. Тут вернулся Джеймс, поглядел на нас, недоумевая, что произошло, а я уложил Изабеллу в колыбель, ушел, добрался до парадных дверей, где вскоре меня отыскала Шарлотта, и мы велели Хеклингу подать нашу коляску. Все это совершенно сбило меня с толку. Я чем-то огорчил Сантину — однако чем? Я ничего не понимал.

Я пристально смотрела на него.

— Вы просто взяли ребенка на руки, и все? — переспросила я.

— И все, клянусь вам.

— Почему же она так огорчилась?

Мистер Рейзен горько засмеялся:

— Огорчилась? Она не огорчилась, мисс Кейн. Она обезумела. Совершенно лишилась власти над собою. Через несколько минут вышел Джеймс, и он тоже был немало ажитирован. Он извинился, я извинился, мы как дураки твердили друг другу, что сами виноваты, а потом я сказал, что нам с Шарлоттой, пожалуй, уже пора, и он помахал нам на прощанье. Мы с супругой возвратились домой, весьма удрученные, но я постарался выкинуть эту историю из головы.

Я еще поразмыслила.

— А прежде вы с миссис Уэстерли дружили? — спросила я. — Вы говорите, что с мистером Уэстерли росли почти братьями. Быть может, она ревновала его к вашей дружбе?

— Сомневаюсь, — отвечал он. — Когда Сантина прибыла в Англию, мы с Шарлоттой приняли ее с распростертыми объятьями, и Сантина не раз говорила мне, как нам за это благодарна. Вообще-то мне представлялось, что мы питаем друг к другу симпатию. Ни единого злого слова друг другу не сказали, и до той поры между нами не случалось недоразумений.

Он вынул трубку изо рта и положил на стол. Руки у него подрагивали — воспоминания расстроили его нервы; он вскочил и направился к небольшому застекленному бару справа в углу.

— Я понимаю, что час еще ранний, — сказал стряпчий, наливая себе виски. — Но мне необходимо. Я давно все это не вспоминал.

— Разумеется, — сказала я.

— Желаете?

Я покачала головой, и он кивнул, поставил графин на место и глотнул из стакана.

— После этого, — продолжал он, — в Годлин-холле все переменилось. Сантина стала решительно другим человеком. Ни на минуту не могла расстаться с дочерью, никому не доверяла о ней заботиться. Джеймс, конечно, хотел нанять няню, Уэстерли всегда так поступали, но Сантина и слышать об этом не желала. Заявила, что будет растить ребенка сама.

— Но ведь это совершенно естественно, — сказала я, в наивности своей судя о вещах, не вполне для меня постижимых. — Она была предана своей дочери. Такой преданностью остается лишь восхищаться.

— Нет, мисс Кейн, не в этом дело, — возразил он. — Преданность я наблюдал. Моя жена совершенно предана нашим детям. Как и большинство женщин, коих мне доводилось знать. И большинство мужчин тоже — те, впрочем, скрывают свою преданность под бахвальством и бравадой. Но не преданность двигала Сантиной. Одержимость. Она попросту никого не подпускала к Изабелле. Не дозволяла к ней прикасаться, брать ее на руки. Заботиться о ней. Даже Джеймсу. Как-то вечером мы, вынужден признать, перебрали этого прекрасного скотча, и друг мой открыл мне — прошу прощения, мисс Кейн, но я понужден выразиться прямо, раз уж я говорю правду, — что они более не делят брачное ложе.

Я отвела взгляд, внезапно пожалев, что пришла к мистеру Рейзену. Какое касательство все это имеет ко мне? Отчего я сочла, будто имею право знать обстоятельства брака людей, с которыми даже не знакома? Хотелось вскочить, уйти, сбежать. Я не желала дальнейших подробностей. Однако Пандора уже открыла ящик и выпустила зло в этот мир: я спросила мистера Рейзена, где родители Изабеллы и Юстаса, и он мне рассказывает; ящик не захлопнуть, пока не прозвучит ответ.

— Мне умолкнуть, мисс Кейн? — спросил он. — Вы расстроены.

— Прошу вас, продолжайте, — отвечала я, сглотнув, с нетерпением ожидая финала. — Расскажите, что еще вам известно.

— Естественно, отношения их стали весьма натянутыми, — продолжал он. — И легко вообразить мое удивление, когда спустя несколько лет выяснилось, что Сантина вновь ждет ребенка. Юстаса. Джеймс поведал, что между ними ненадолго восстановился мир, он потребовал исполнения супружеских обязанностей, в результате случилось второе дитя. И на сей раз события развивались примерно так же. Хуже того. Она была одержима детьми почти патологически. Пребывала подле них круглые сутки, и горе тому, кто пытался встать между ними. Она, разумеется, была весьма нездорова. Надо думать, у нее страдал рассудок. Ей требовались услуги лекарей. Не знаю — быть может, ее преследовали детские воспоминания. Как я уже упоминал, до меня доходили непристойнейшие слухи, но неизвестно, крылась ли в них хоть крупица правды.

— Вы упоминали скандал, — заметила я. — Какого рода скандал?

— Не стоит, мисс Кейн. Это очень грязная история. Вряд ли благоразумно об этом говорить.

— Я бы предпочла узнать.

Некоторое время он глядел на меня — мне показалось, в глазах его блеснули слезы.

— Джеймс однажды мне рассказал, — наконец тихо произнес он. — То, что поведала ему Сантина. Точнее говоря, он намекнул. Очевидно, даже он не находил слов, дабы описать столь возмутительную жестокость.

— Мистер Рейзен, вам лучше говорить прямее.

— Отец и дядя Сантины, — промолвил он, кашлянув. — Гнусные типы. Похоже, когда она была ребенком, они вели себя с нею… как бы это сказать… глубоко неподобающим образом. Допускали наиотвратительнейшие вольности. Не только преступного свойства, но также и противоестественного. Следует ли мне пояснить, мисс Кейн, или вы меня понимаете?

Я кивнула; к горлу подкатила тошнота.

— Я прекрасно вас поняла, сэр, — сказала я, с удивлением отметив, что голос мой не дрогнул. — Бедная девочка, как ужасно она настрадалась.

— Невозможно себе представить, — согласился он. — Вообразить только, что родной отец способен так поступить. И дядя. Говоря по правде, я не понимаю. Мисс Кейн, неужели все мы звери в глубине натуры своей? И красивыми словами, нарядами и манерами лишь маскируем низменные инстинкты? Говорят, дай мы волю подлинным своим желаньям, вцепимся друг другу в глотки, и кровожадности нашей не найдется равной в истории.

С помянутыми им событиями мои сверстницы обыкновенно не сталкиваются, но я, разумеется, кое-что прекрасно знала о подобном поведении из-за прошлогодней истории в Святой Елизавете. Молодой мой друг мистер Кавен наставлял средний класс, девочек лет десяти. Одна из них, красавица и тихоня, чье имя я не стану здесь приводить, в считанные месяцы превратилась из благонравной ученицы в безобразницу, и никто не мог взять в толк, отчего так произошло. Как-то раз она вспылила в классе и попыталась ударить мистера Кавена. Девочку пришлось скрутить, ей грозило исключение из школы, и лишь после продолжительных расспросов она описала свои обстоятельства миссис Фарнсуорт; в тот же день вызвали полисменов, а мистера Кавена вывели из школы под конвоем. Суда удалось избежать, поскольку юноша наложил на себя руки, но случай всех потряс, до глубины души расстроил учителей и в особенности меня, ибо я питала нежные чувства к мистеру Кавену, а когда открылась его истинная природа, испугалась и сочла, что меня предали. Но конечно, этот удар ни в какое сравнение не идет с тем, что пережила девочка, — к моему уходу из школы несчастная все еще не оправилась и по-прежнему упрямо сеяла вокруг себя хаос.