Маленькая балерина - Смецкая Ольга (книги онлайн полностью бесплатно txt, fb2) 📗
– Боже, – простонал Шмаков, стягивая майку через голову. – Какой же я был идиот! Как я мог потерять тебя, Алекс…
Зря он это сказал! Ярость волной всколыхнулась во мне, глаза защипало от выступивших слез.
«Я женюсь. Не на тебе… Не на тебе… Не на тебе…» – застучало в висках, а в низу живота зашевелилась боль, долгое время после аборта мучившая меня…
Я сгруппировалась и пнула Шмакова коленями в грудь.
У балерин, даже у бывших, очень сильные ноги. Шмаков пролетел пару метров и врезался спиной в косяк кухонной двери, задев по пути ломберный столик. Фарфоровые танцовщицы с мелодичным звоном закачались, но устояли на месте.
– Ты чего? – ошеломленно пробормотал Шмаков и вдруг расхохотался. – Ну ты, Алекс, даешь! – с восхищением присвистнул он, отсмеявшись.
Но я видела, что он зол. Я осталась сидеть на полу, сжавшись в комок и подтянув колени к подбородку. Ярость улетучилась, а ее место заняла пустота.
– Уходи, – тихо велела я.
– Не волнуйся, уйду, – хмыкнул Денис. Он натянул майку, пригладил волосы и присел на корточки рядом со мной. – Знаешь, – он глубоко вздохнул и посмотрел в потолок, – каждому человеку судьба дает шанс на счастье. Так вот, я свой шанс упустил. Прости меня, Алекс.
Он ушел. А я пожалела о том, что сделала.
Я тоже упустила мой шанс. Имплицитная память сыграла со мной злую шутку, отправила в нокаут одиночества. Имплицитной памятью психологи называют подсознательное воспоминание о прошлых переживаниях.
Я долго простояла под душем и безжалостно терла себя мочалкой, в тщетной надежде смыть горячие пульсирующие следы, оставленные его руками. В голове метались мысли – правильно ли я поступила или, наоборот, совершила непоправимую ошибку? Мое тело продолжало мечтать о Денисе, а разум вопил – беги…
Я вытерлась насухо и посмотрела в зеркало, пытаясь увидеть себя его глазами.
Ну что ж, выглядела я неплохо. За время вынужденного затворничества посвежела, подзагорела. Да и ежедневные тренировки у станка не прошли даром. Мышцы подтянулись и вновь, как когда-то, стали рельефными. «Воспитанное тело» – так это называется у балетных.
Внезапно раздался скрип. Так обычно скрипят рассохшиеся от времени деревянные половицы, если на них наступить. Мне показалось, что звук исходил откуда-то сверху, с чердака.
Я замерла. Спустя секунду скрип повторился, словно кто-то крался, желая остаться незамеченным. Я молниеносно влезла в шорты, накинула рубашку, завязав ее полы узлом на талии. Дотронулась рукой до кулона на шее. Замшевый шнурок был влажным и приятным на ощупь. Я спрятала кулон под рубашку и застегнула верхнюю пуговицу.
Затем бесшумно выскользнула из комнаты и на цыпочках поднялась по лестнице.
Дверь на чердак была распахнута. В ярком свете дня особенно выделялись следы запустения, царившие здесь: клочья паутины, свисавшие с потолка, хоровод пылинок в солнечных лучах, комья грязи на полу.
Я сделала шаг. Мне почудилось за спиной какое-то движение. Я повернулась.
Внезапно острая боль пронзила затылок, из глаз полетели искры, и мир померк.
Кара замерзла. Она перевернулась на другой бок и накрылась одеялом.
Тихий стук раздался, когда она уже задремала. Кара подумала, что это вернулась Вера, и открыла.
На пороге стоял Дюк. Вода стекала по его волосам, лицу, плечам – на улице по-прежнему шел дождь.
– Прости, – прошептал Дюк и шагнул в комнату, – я не смог дождаться утра.
Сквозняк надул пузырь из тюлевой шторы, дверь с грохотом захлопнулась.
«Как капкан», – почему-то подумала Кара.
– Обними меня, – попросила она.
А он стоял и смотрел на нее, не решаясь подойти ближе. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такую – растрепанную, в вылинявшей пижаме.
Она сама подошла к нему, встала на цыпочки и обняла руками за шею. И услышала, как сильно бьется его сердце.
Он нежно провел пальцами вдоль ее позвоночника, бережно притянул к себе.
– Я боюсь сломать тебя, – пробормотал он. – Ты хрупкая, как ребенок.
– Не бойся, – рассмеялась она. – Ты не знаешь, какая я сильная. Балерины все очень сильные.
– О, mia cara. Сам Господь послал мне тебя.
Он бережно поднял ее на руки и перенес на кровать. Она потянулась, чтобы погасить свет.
– Оставь, – хрипло выдохнул Дюк, – я хочу видеть тебя.
Его губы были мягкими и одновременно требовательными. Прикосновения пальцев – дразнящими и одурманивающими…
Кара опомнилась только тогда, когда пижамная куртка оказалась на полу.
– Нет, прошу тебя, нет, – испугалась она. – Они могут прийти в любой момент.
Дюк с трудом оторвался от нее. Потряс головой и запустил пятерню в спутанные волосы.
Кара поспешно прикрыла одеялом обнаженную грудь.
– Второй час ночи. Все давно спят, – сказал наконец Дюк.
– Ты не знаешь их… Они никогда не спят. Прости меня, но я не могу. Правда. Мне страшно. – Она вскинула на него глаза.
Он вскочил и заметался по номеру. Потом резко остановился.
– Собирайся, – распорядился он. – Мы уедем прямо сейчас.
– Что? Сейчас?
– Машина внизу. Через три часа мы будем в Неаполе. Там нас никто не найдет.
– Нет, это невозможно, – Кара замотала головой, – я не могу так сразу.
– Мой дядя, брат матери – кардинал, влиятельный человек в Ватикане. Нас обвенчают в соборе Святого Петра. Хочешь, я добьюсь, и обряд проведет сам папа?
– Я не могу, – прошептала Кара и всхлипнула.
– O, Madonna, – простонал Дюк и опустился на колени рядом с кроватью, в его глазах читалась мука, – почему?
– Но как же? Мне же надо попрощаться. С Верой, с друзьями… Я же никогда больше не увижу их… Никогда, понимаешь?
Где-то внизу, на улице, раздался женский смех. Окно-то она так и не закрыла.
– Дождь, кажется, кончился, – сказала Кара. Дюк промолчал.
– Послушай, – решилась Кара. – Поезд у нас в одиннадцать вечера. Значит, выезд из гостиницы часов в девять. Я буду готова к восьми. В это время все будут паковать чемоданы, и никто не заметит моего отсутствия.
– Точно? – с надеждой спросил Дюк.
– Точно.
– Bene, – улыбнулся Дюк и повторил по-русски, – хорошо. Но ведь ты поедешь утром со мной на виллу? Я хочу показать тебе твой дом.
– Да, конечно. – Кара сглотнула подступивший к горлу комок.
Дюк нагнулся и нежно поцеловал ее в губы. Потом снял с себя цепочку с кулоном и вложил Каре в ладонь.
– Моя любовь будет охранять тебя, – прошептал он. – Этот амулет передается в нашей семье из поколения в поколение. Уже лет пятьсот, наверное. Когда-то он принадлежал Лукреции Борджиа.
У Кары перехватило дыхание. Она разжала кулак и посмотрела на кулон.
В золотой круг был вставлен треугольник из черного камня – агата. На камне были выбиты буквы: UXOR.
Кара перевернула кулон. На обратной стороне золотого диска было написано: ERUS.
– Что значат эти слова? Они имеют какой-нибудь смысл? – спросила Кара.
– Муж и жена. На латыни это значит муж и жена, и это значит: что бы ни случилось, мы должны любить друг друга всегда. По крайней мере, я буду любить тебя всегда.
Утром, чуть свет, явилась Вера.
– Прости, дорогая, – виновато пробормотала она, стоя на пороге, – я вчера вспылила. Погорячилась. Устала, наверно. Эта поездка вымотала меня.
– Прощаю, – натянуто улыбнулась Кара.
– А ты чего такая загадочная? – подозрительно спросила Вера и протиснулась в номер. Окинула быстрым взглядом комнату.
– Спала плохо, – ответила Кара.
Она действительно почти не спала. Все думала, думала…
Разглядывала амулет. Он состоял из двух частей, и каменный треугольник довольно легко отделялся от круга. Получалось два кулона, как две половинки.
Мысль о том, что амулет принадлежал самой Лукреции Борджиа, приводила Кару в трепет.
Дюк рассказал, что амулет был специально изготовлен к свадьбе Лукреции по приказу самого Папы Александра VI. И призван был соединить супругов навечно.
