Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
У Александра упало сердце: «Таис!» Она обернулась, с ужасом вскрикнула, спотыкаясь, бросилась к своему коню и ускакала, оставив Александра наедине с безжалостной совестью. Он не поспешил вслед за ней не только потому, что его ждали неотложные дела. Какое-то другое чувство остановило его. Она не хочет. Значит, так ей надо. Проклятье! Хотелось или крушить все вокруг, или упасть в траву и плакать, как в далеком детстве, когда можно было еще плакать, если тебе горько, больно и плохо.
А что ты хотел, чудовище? Разве не этого? Гефестион хотел, ты согласился. Своим нежеланием встречаться она помогает тебе вырвать ее из сердца. Она взяла на себя эту грязную работу. И поделом тебе. Сколько можно было издеваться над живым человеком? «У тебя еще будет достаточно снегопадов в жизни». Негодяй, тебя же убить мало! Какими глазами она тогда посмотрела на него — глазами несчастной, обманутой шестилетней девочки.
— Александр, когда ты хотел послушать ритора?
Александр очнулся. Гефестион в пиршественном венке теребил его и озабоченно вглядывался своими глянцевыми глазами.
— Пусть сейчас.
Он наблюдал за Гефестионом, пока тот давал распоряжение: «Зевс Филий (покровитель дружбы), поддержи меня!»
Через пару дней он все же не выдержал и решил зайти к Таис, на минутку, ничего не значащий визит вежливости. Может, что-то прояснится. Вместо обеденного перерыва, который он проводил в лагере, поехал к ней. Но Птолемей опередил его.
— Будешь есть? — спросила Таис Птолемея вместо приветствия.
— Спасибо, я уже. Очень мало времени, не хотелось бы тратить на еду, мне надо возвращаться на мол, будь он неладен.
— Ну что там нового?
— Все малоприятные вещи. Западный ветер — нежный Зефир, тут что-то не очень нежный. Опять штормило и разрушило часть построенного. Тиряне совсем обнаглели, подплывают на лодках, обстреливают строителей. Снаряды, дротики, стрелы — все долетает, Александр приказал строить заграждения от них. Люди гибнут, Александр раздражен, так с ним тяжело, черный как туча…
— Я не могу больше этого слышать! — вдруг воскликнула Таис.
Птолемей удивленно посмотрел на нее и нахмурился.
— Но, Таис, что с тобой? Это моя жизнь, нас всех. Это то, чем занято мое время, моя голова!
— Извини, извини… Я не это имела в виду. Я виновата, извини, Птолемей! — В знак раскаяния она быстро обняла его и поцеловала несколько раз. Птолемей не преминул воспользоваться этим редким порывом. Он сжал ее и осыпал страстными поцелуями быстрее, чем она успела увернуться.
«О, Афина, ему нельзя класть палец в рот…» «Пожалуйста, пожалуйста, только не отстраняйся!» «Он совсем… соскучился по любви, одичал… Надо же было так оплошать!»
«Пожалуйста, позволь мне…»
«Он знает ко мне подход, негодяй».
«Не упирайся, умоляю, расслабься, детка. Вот так-то лучше, о, великие боги, как же ты меня возбуждаешь! Нет, еще не сейчас».
«Нет, еще не сейчас…»
«Спокойно, думай о чем-то… мерзком — об осаде. О, сокровище мое, вот такой ты мне нравишься! Мы откроем замочек и выпустим на свободу настоящую Таис — не эту грустную недотрогу. Я знаю, что ты любишь! А как я люблю! Очень хорошо, моя умница, ты — прелесть, ты — великолепна… О, великий Зевс!»
«О, великий Зевс!»
В это время к палатке подошел Александр, остановился, прислушался.
— Та-а-а-к, значит, голова уже не болит. Что ж, очень хорошо, — развернулся и быстро пошел обратно. — Передайте Селевку, что я сам возглавлю поход в Ливан. Завтра на рассвете. Пусть его люди будут готовы, — бросил он своим адъютантам.
Так, оставив все дела на Кратера и Пердикку, царь ушел в карательную экспедицию против ливанских арабов, которые нападали на его заготовителей леса. Лес требовался для мола и осады проклятого Тира, который изводил его. Вернувшись, царь застал мол полностью разрушенным. Ничего, не всегда все получается с первого раза, решил он и упрямо начал все сначала.
Между делом настал март, пришла весна, которую Александр едва замечал. Лишь урывками он отмечал про себя, как красивы горы, покрывшиеся нежной вуалью свежей зелени, как живописны скалы, мощен шум водопадов, пряно дыхание трав, трепетен шепот ветра в кронах кедров, величественно вольное море, на котором открылась навигация и кипрские и финикийские контингенты отплыли, наконец, на родину. Ему некогда было радоваться чаровнице-весне. И слава богам, ибо как только появлялась свободная минута, в голову лезли ненужные, непозволительные мысли. Он отчаянно скучал по Таис и не знал, как долго еще выдержит.
Весь надзор за строительными работами осуществлял инженер Диад из Фессалии. Из стволов кедров делали сваи, вбивали их в дно, засыпали песком, щебнем и камнями. Сорок тысяч жителей Тира с зубцов своих 50-метровых стен с усмешкой наблюдали за работами. Они ни в чем не испытывали недостатка и могли выдержать многолетнюю осаду. Глубокие колодцы давали достаточно воды, в хранилищах лежали запасы на многие годы. Их предания содержали рассказы о многих правителях прошлого, обломавших зубы об их гранитный монолит. Знаменитому вавилонскому царю Навуходоносору понадобилось 13 лет осады, чтобы увериться в неприступности Тира.
Усмешки потускнели, когда тирцы впервые увидели македонские осадные башни. Многоярусные монстры до 60 метров высотой были защищены от стрел овчинами и покрыты специальной смесью, предохранявшей их от огня. Верхний, двадцатый ярус снабжался подъемным мостом. На башнях были установлены катапульты и баллисты. За щитами прятались лучники, тараны и гигантские сверла для бурения вражеских стен.
Тирцы предпринимали удачные вылазки: так, они загрузили корабль серой, щепками и смолой, подогнали его к молу и подожгли. Огонь, перекинувшийся на осадные башни и солдат, принес многие разрушения. Для смягчения ударов таранов и катапульт тирцы защищали свои стены мешками, набитыми водорослями. Чтобы помешать движению македонских кораблей, они засыпали узкий морской пролив камнями. А корабли у македонцев стали появляться: финикийские и пятивесельные кипрские, команды которых переметнулись от персов к македонцам.
Таис болела «животом». Болезнь была полуправдой-полуотговоркой для Птолемея. Они сидели по-семейному рядышком, ее голова — у него на плече, когда неожиданно вошел Александр. Таис медленно подняла взгляд и поэтому пропустила вспышку в глазах Александра. Ее саму поразило то спокойствие, которое она ощущала. Ничего не дрогнуло, не шевельнулось, не оборвалось. Как будто она в сто первый раз играла сцену в привычном спектакле. Она не стала разбираться, откуда в ней эта сила — от слабости ли, летаргии ли, какая разница. Главное, и дальше сохранять спокойствие, держать паузу и не отвечать на задиристость врага, как говорил Неарх.
Птолемей же ощутил горячий прилив удовольствия от того, что в чем-то обошел Александра, что именно ему на плечо кладет Таис свою головку — не всегда понятную, но всегда прекрасную.
— Жаль, что помешал идиллии двух аркадских пастушков, — сказал Александр вместо приветствия.
И все же этот негодяй, этот эгоист, этот лицемер-притворщик умудрился довольно быстро «оттеснить» Птолемея от Таис, так, что они стали — вместе, а Таис — одна и по другую сторону рубежа. Александр заговорил Птолемея. Вот они уже смеются вместе, Александр обнимает Птолемея за плечи, а тот — на седьмом небе, его улыбка предназначается уже не Таис, а Александру. Он разъединил их такое непрочное, редкое единство и с чувством достигнутого успеха вскользь поглядывал на Таис. А она с равнодушием покорившегося судьбе человека принимала происходящее, как данность.
Александр послал к Сисигамбис, матери Дария, за кошкой, полечить живот Таис. Вот уже кошка, урча и мурлыкая, лежит на больном ее животе, греет и успокаивает. А кошка красавица, из редкой породы ванских кошек — белоснежная и с разноцветными глазами: голубым и зеленым.
— Кошку зовут Персия, но дело свое знает. Если ты считаешь, что ее имя оскорбляет твои национальные чувства, называй ее Элладой.
