Бабочки в моем животе, или История моей девственности - Николина Татьяна (читаем книги TXT) 📗

– Ну не так сразу.

Так я и знала. И никакой он не кентавр, а обычный похотливый жеребец!

– Значит, член и кошелек? – зверею я.

– Ну почему у тебя все так категорично? – почти ноет Марат. – А как же духовное общение, дружба?

– Ага, дружеский секс? Отлично ты придумал. А духовное общение – это как? Поговорили по душам – и в койку?

– Послушай, Кэт, – начал злиться Марат, – у тебя что, проблемы с мужчинами?

– С чего ты взял? – спросила я, весьма задетая такими выводами.

– Почему ты так боишься секса?

– Я? Боюсь? Что за бред? – нервничаю я. В мои планы совершенно не входит, чтобы он догадался о моей девственности.

– Ты считаешь, что если мужчина обратил на тебя внимание, ему просто хочется секса?

– К сожалению, это действительно так, – констатирую я.

– Значит, тебе просто не везло. Поверь мне, мужчины хотят не только этого.

– Вот как? И чего же еще?

– Много чего, – снова подобрел он и расплылся в улыбке.

– Например? – любопытствую я.

– Просыпаться с тобой рядом, пить с тобой кофе, болтать о всякой всячине, скакать рядом на лошадях, расчесывать твои волосы, в конце концов.

Слова о волосах вызвали приятные воспоминания.

– А секс, значит, не нужен?

– Ну почему? И заниматься сексом. А что в этом плохого? Или тебя не интересует секс?

– А ты не думал, что меня, возможно, просто не интересует секс с тобой? – заявила я, глядя ему в глаза, изо всех сил стараясь не выдать взглядом свою ложь.

Амазонка решила, что эта фраза вполне подойдет для финала, легонько тронула свою лошадь в бока и легким галопом отправилась по тропинке в парк. Кентавр остался сзади, наслаждаясь видом ее ослепительной фигуры и мучаясь, подавляя свои неудовлетворенные инстинкты. Бедра амазонки терлись о кожаное седло, ее ягодицы приподнимались и опускались, причиняя мучительно-сладкие ощущения страдания-удовольствия и заставляя сожалеть о сказанной кентавру лжи.

Однако кентавр не отступил. Видимо, основной инстинкт в нем развит сильнее элементарной гордости. Он ударил копытом и побежал за амазонкой. Веками отрепетированная игра «я – охотник, ты – сайгак».

Я лихо понеслась на своей коняке, уже сожалея о том, что ввязалась в эту игру. Все-таки для первого раза верхом я слишком уж рьяно взялась за роль амазонки. Мой перепуганный смелостью наездницы конь понес меня по парку. Прогулка продолжалась недолго, потому как первая моя попытка остановить вороного закончилась моим же стремительным полетом вниз. Хорошо, что там внизу были мягкая трава и листья и я не свернула себе шею. Коняка перепугался не меньше меня. И вот лежу я, гордая амазонка, в траве, распластав свои руки и ноги, и смотрю в небо. Солнце слепит глаза. Высоко над моей головой верхушки деревьев. Мне не больно. Или, может, я уже умерла? Ну и ладно. Мне нравится лежать в этой траве и смотреть вверх.

– С тобой все в порядке? – вопрошает выросшая надо мной голова Марата с встревоженными глазами.

– Значит, я не умерла, – тихо произнесла я.

– Слава богу, нет. Руки и ноги шевелятся?

– Кажется, да.

– Голову не ушибла?

– Не знаю, – произношу я, поднимаюсь и сажусь на траву.

Марат садится рядом и принимается вынимать из моих волос зелено-желтые листья.

– Больше не пугай меня, ладно? – трясет он мои плечи.

– Ладно, – улыбаясь, произношу я, выдергиваю из его пальцев бурый кленовый лист и хватаю его стебелек ртом.

Я мусолю лист в своих губах и безотрывно смотрю в лицо Марата. Какой же он милый, когда снимает с себя эту чудовищную маску циника. Пожалуй, стоило свалиться с лошади, чтобы увидеть его настоящим. Он испугался. Значит, я ему небезразлична. Хотя, с другой стороны, он бы, наверное, волновался за любую девушку, упавшую с лошади. И все равно мне приятно. Я люблю, когда он серьезный и напуганный. Может быть, чаще его пугать? Я достаю листик изо рта и провожу его кружевными полусухими краями по лицу Марата. Он перехватывает мою руку и опрокидывает меня в листья. Его рот согревает мои замерзшие губы. Как хорошо, что я все-таки не умерла. Иначе я бы не почувствовала, что его губы теплые. Как это, должно быть, ужасно, когда тебя целуют, а тебе все так же холодно. Я открываю глаза – впервые за все наши поцелуи. Его ресницы дрожат надо мной. У его ресниц очень довольное выражение. Я загребаю руками листья, поднимаю их к небу и отпускаю. Маленький листопад обрушивается на двоих лежащих на земле людей. Кентавр и амазонка целуются под падающими листьями.

Ресницы Марата поднимаются вверх. Под ними скрываются его сияющие глаза.

– Что это? – спрашивает он, неохотно отрываясь от моих губ.

– Это листопад для кентавра и амазонки.

– Для кого?

– Не важно. Вставай, жеребец, ты только что говорил о том, что секс для тебя не так уж и важен, а уже готов овладеть мною прямо в парке.

– Прости, Кэт, – улыбаются его губы надо мной, – я же говорил, что ты сводишь меня с ума.

– Сумасшедший кентавр?

– Это я, что ли, кентавр? – спрашивает он, поднимаясь и протягивая мне руку.

– Или жеребец. Я еще не определилась.

Глава 15

ЛЕД И ПЛАМЕНЬ

Следующее утро началось с проклятий в адрес кентавра. Дело в том, что нижняя часть тела амазонки ощущала себя боксерской грушей, которую месяцами лупцевали десятки перекачанных молодчиков. Перебиралась по квартире амазонка исключительно враскорячку, словно застыв в позе «наездница». Ноги, попа и живот болели так, что двигаться было практически невозможно. Хотелось просто замереть в коленно-локтевой позе и не шевелиться.

Мадонна в моем мобильнике любезно напомнила о том, что кто-то желает со мной поговорить. Экран сообщил, что этот кто-то не кто иной, как виновник болезненного состояния моей пятой точки – кентавр собственной персоной.

– Привет, солнышко! Как дела? – любезничает он.

– Издеваешься?

– Нет, я серьезно. А что, что-то не так?

– Да нет, все так. Только я двигаться не могу.

– Не понял?

– После вчерашних верховых прогулок все тело разламывается.

– Давай встретимся, – будто бы не замечает моих жалоб Марат.

– Но я не могу двигаться.

– Тогда я понесу тебя на руках.

– Идет, – сдалась я. – А куда понесешь?

– Куда скажешь. Теперь ты выбирай.

– Отлично, – теперь моя очередь придумывать ему казнь, – ты умеешь кататься на коньках?

– Честно говоря, нет.

– Тогда решено, мы идем в ледовый дворец, – выдала я. Наш ответ Чемберлену.

– Но, Кэт, я ведь не умею.

– А я не умела ездить верхом. Благодаря тебе научилась. Теперь твоя очередь.

– Ладно. Я готов даже на это, чтобы снова увидеть тебя.

Через час я лихо шнуровала коньки в тайном предвкушении предстоящего шоу. Теперь настал мой звездный час. Марат был не особенно воодушевлен предстоящим покорением ледовой арены. И это заставляло меня радоваться еще больше.

– Ну что, пойдем? – задорно пропела я и лихо выскочила на лед.

Марат неуверенно проковылял и остановился у входа на ледовую арену, мертвой хваткой вцепившись в забор.

Я пролетела пару кругов для разминки, эффектно приподнимая ногу и раскручиваясь на месте. Не зря же я два года своего детства посвятила фигурному катанию.

Марат все так же стоял, изображая из себя памятник человеку, вцепившемуся в забор. Я изящно подплыла к нему и, схватив за руку, вытащила на лед. С минуту я наблюдала, как он пытается удержаться на скользкой поверхности, отплясывая при этом неизвестный, но крайне зажигательный танец. В конце концов его борьба со льдом окончилась его же полным поражением. Марат распластался у моих ног, а я дико хохотала.

– Я понял, ты захотела мне отомстить, так ведь? – раздалось где-то из-под моих коньков.

– Ну, разве это так сложно – кататься на коньках? – хохотала я. – Не сложнее, чем ездить верхом.

Я дала ему руку, и он с горем пополам встал.