Прощеное воскресение - Михальский Вацлав Вацлавович (онлайн книга без txt) 📗
— Нинуль, ну хватит тебе эти глупости… Не надо мне никого приводить. Он что, бычок на веревочке?
— Как это не надо? Ты что, монашка? Мужа ведь не нашла, это я и без расспросов поняла, по тебе сразу видно.
— Не нашла. Но абы кого мне тоже не нужно.
— Насчет «абы кого» — согласна, ну а то, что тебе дитеночка позарез надо, — это сто процентов! Если б у меня моих сыночков не было… Я и представить не могу!
— Ты считаешь, что без ребенка жизнь для женщины совсем бессмысленна?
— Может, и так, а может, и не так, — вдруг погрустнев, сказала Нина. — Все мы в своих разговорах ходим вокруг да около и не говорим всей правды, только подразумеваем ее, да и то не всегда. — Нина присела на краешек обитого темно-зеленым бархатом стула с высокой резной спинкой, наверно, старинного, из какого-то барского особняка. В ее доме вся мебель была не старая, а старинная, отреставрированная так, что смотрелась как новая.
— Какие изящные стулья! — сказала Александра.
— Это моя вторая свекровь, Елизавета Константиновна, скупает всякий хлам на барахолках, в комиссионках, грязный, обшарпанный, а потом приглашает своих музейных мастеров, и получается вот такая красота! И моя первая свекровь, мать моего Александра Ивановича, и вторая — обе всю жизнь в одном и том же музее на банкетках просидели. Они подружки и до сих пор дружат как родные. Сейчас обе там, внизу, с внуками. Вторая свекровь мебель скупает… Но ты не думай, она не из тех, кто наживается на чужих бедах, просто она всегда жила в достатке, всегда получала паек за сына офицера, а потом генерала. Он хоть и вернулся с войны дважды раненный, но не изувеченный и сразу занял в Москве высокую должность. А моя первая свекровь, Ангелина Антоновна, так та вообще смешная — зайцев игрушечных собирает, ну и… — Нина сделала паузу, заговорщически оглянулась и прошептала: — В камешках знает толк. По-моему, они обе из бывших…
— Тебя это пугает? — в лоб спросила Александра.
— Ничуть. Если хочешь знать, у меня дед был купец второй гильдии.
— Так и они купеческие дочки?
— Ни-ни, бери выше. Наверно, из князей или графьев, я не знаю, кто из них старше.
— Старше князь. Но сейчас это не имеет значения.
— Я вот тоже об этом иногда думаю: сейчас одно имеет значение, раньше другое имело значение, потом будет иметь значение третье, а жизнь-то уходит. Я как-то случайно подслушала их разговор, они говорили о балах в Петербурге… Я как будто башкой в девятнадцатый век окунулась. Они, мои свекрови, и книги меня приучили читать, и я теперь совсем не та дурочка, я кое-что знаю… Они обе очень умные женщины и меня приняли как дочку, и у нас никаких обид не бывает. Кому рассказать — не поверят. Чудно?! А вот тебе, Саш, я рассказываю, потому что ты веришь мне.
— Хорошая ты, Нинуль. А с мужем говорила об этом?
— О чем?
— О бывшести.
— С мужем? Ты что?! Андрею Сергеевичу это не нужно. Я простая, но не до такой степени… Я и со свекровями этого не касалась. Ты что?! Им такой разговор ни к чему.
— Наверное, ты права, — думая о себе и своей матери, сказала Александра.
День рождения Нины прошел хорошо. Генералы оказались совсем не тупыми, а их жены, которых так боялась Нина, тоже вполне нормальными. Только всем им было за сорок, и талия просматривалась не у каждой с первого взгляда.
Полковник из Китая не явился.
— Гордый, — сказал о нем Нинин муж. — Мне, говорит, ваша генеральская компания пока не по чину.
Нельзя сказать, что Александра слишком опечалилась тем, что не пришел полковник. На нее разговор с Ниной о «бывшести» ее свекровей произвел такое сильное впечатление, что все остальное как бы стушевалось, отступило на второй план. Еще до гостей, пока они с Ниной накрывали на стол, она сняла жилеточку с орденскими планками, чтобы было вольней работать, повесила ее на вешалку в прихожей, они и забыли о жилетке на весь вечер. Домой она пошла без нее.
Вечер стоял очень теплый, взошел молодой месяц, «молодик», как называла его Анна Карповна, взошел и сверкал в небе зеленоватыми остриями. Александра знала, что, глядя на «молодик», надо подержаться за денежку, но денег у нее с собой не было, ни копейки, и она подумала, что, значит, и месяц предстоит безденежный. Ну и Бог с ним — не привыкать. И еще она подумала о том, как странно устроено в жизни: настраиваешься на одно, а получается совсем другое. И планочки орденские не понадобились, и этот китайский полковник не пришел… Зато она вдруг узнала про Нининых свекровей. Думала, только они с мамой из «бывших» да ее Адам, а, оказывается, таких много. И главное вот что: их дети, вопреки всему, во время войны за освобождение Родины становятся генералами. Ну что ж, значит, так тому и быть: она станет профессором… Значит, права мама, а она так горько и горячо обижалась на нее за ту вынужденную клятву окончить медицинский институт…
XV
Когда Александра вошла во двор большого многоподъездного дома, при котором жили они с мамой, совсем стемнело, и ей сразу бросилось в глаза большое желтовато светящееся окошко на крыше их «дворницкой». Это пятно света, как бы повисшее между землей и небом в темной глубине двора-колодца, с тех пор почему-то навсегда врезалось и в зрительную память, и в душу Александры Александровны, стало как бы вещным образом значительной части ее жизни.
«Мамочка не ждет меня так рано, а я — вот она! — по-детски весело подумала Александра. — Сейчас Ксениного чайку попьем с душицей и мятой, поболтаем, я расскажу про полковника из Китая, посмеемся». Нинина генеральская компания, оказавшаяся совсем не чванливой, неожиданно подняла ее сумрачное настроение последних недель. Нельзя сказать, что в душе забрезжил какой-то радостный, обнадеживающий свет, но стало очень спокойно. Она почему-то решила, что все образуется с Адамом, пусть не для нее, но для его деток и Ксении… Почему вдруг ее посетило такое великодушие, откуда нахлынула такая волна уверенности в том, что еще не все потеряно с Адамом, она не знала. Но что было, то было.
Мама долго не открывала.
— Ты придремала, ма? — спросила Александра, когда Анна Карповна наконец откинула большущий крючок на двери.
— Зачиталась, — жмурясь, сказала мать. — Прикрывай дверь. Совсем я страх потеряла — и читаю, и говорю по-русски. Что-то со мной творится неладное, надо бы попридержать себя…
— Что читаешь и говоришь по-русски, так у тебя теперь алиби. Всем известно, что Тема учит тебя русскому языку, — с улыбкой обнимая мать, сказала Александра. — Как я по тебе соскучилась, мамочка! А китаец не пришел.
— Какой еще китаец?
— Нина мне генеральчика обещала, а он оказался полковником из Китая, да и тот не пришел. Наш полковник, наших там много… А про что ты читала?
— Как говорят сейчас, про «религиозное мракобесие». Случайно вытащила из ларя Блаженного Августина и зачиталась.
— А-а… «Имеет ли душа длину, широту и высоту? Помещается ли душа только в теле, как в сосуде, или она снаружи, как покрывало? Не кажется ли тебе пустым то место, что называется памятью?» Трактат «О количестве души».
— У тебя отличная память, — печально проговорила Анна Карповна. — У твоего отца была такая же…
— Я хорошо помню все, что читала в молодости, — сказала Александра.
— Не гневи Бога, дочка, ты и сейчас еще совсем молодая женщина. Какие твои годы!. Чайку попьем?
— Попьем, конечно.
Мать пошла разжигать керосинку. Пахнуло горелым фитилем и запахом керосина.
— Надо фитиль подрезать, — сказала Анна Карповна, — хотя ладно, потом.
Многие, если не все важнейшие разговоры в жизни Александры случались внезапно, без предварительной подготовки. Так было и в этот раз.
— Как-то я по радио слышала, что герои Чехова только и делают, что пьют чай и разговаривают, — разливая по чашкам чай, сказала Анна Карповна.
— И правда, — охотно подхватила Александра. — Пьют чай и разговаривают, а миллионы людей читают Чехова десятки лет и еще будут читать сотни. Значит, разговоры за чаем — не такое уж последнее дело в этой жизни. Как говорит наш Ираклий Соломонович: «Из разговоров потом как-то получаются ботинки и колбаса».
