Василий Шульгин - Рыбас Святослав Юрьевич (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Кроме того, заметил Гурко, эта политика ведет к экономической ликвидации той части населения, которой правительство «предоставляет решающее политическое значение при выборах в Думу».

Уместно заметить, что помещичьи хозяйства были на 20 процентов продуктивнее. Как описал общую ситуацию современный философ Сергей Кара-Мурза: «Крестьяне строили хозяйство ради жизни, помещики — ради прибыли».

Дворянская империя, начав модернизацию, тем самым подрывала свои устои. Так не могло долго продолжаться. Неизбежно было либо торможение реформ, либо дальнейшая либерализация всей политической и экономической жизни.

Девиз Столыпина: «Вперед на малом тормозе!» — не устраивал никого из действующих лиц этой исторической драмы. Столыпин говорил: «Дайте двадцать лет покоя, внешнего и внутреннего, и вы не узнаете России», и эти слова повисли в воздухе.

Правящий политический класс (дворяне-консерваторы во главе с императором и дворяне-либералы, предприниматели плюс интеллигенция) был разделен на две непримиримые части. Крайне левые, исповедующие марксистское понимание борьбы как насильственное свержение режима, были еще более непримиримы.

Витте обещал за 10 лет удвоить промышленный потенциал, что было достигнуто. Столыпинские сроки вызывали сомнение.

Безбрежное море крестьянского народа, возбужденное столыпинской свободой, начало волноваться. Высвобождение подавляемой в общине многомиллионной безработицы и неспособность промышленности принять ее всю открывало новый социальный провал.

Следующий срок был определен уже Сталиным в 1931 году: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Шульгина можно назвать столыпинским романтиком, и в этом не будет большой ошибки.

Но что еще, кроме эволюционного реформирования, можно было предпринять в условиях очевидного раскола российского общества? Пожалуй, ничего.

Правда, Макс Вебер с немецкой четкостью оценил российскую реформу: «Слишком поздно!» Расслоение деревни в условиях реформы вело к голоду и бунту, усиление общины — к распространению социалистических идей.

Где же решение?

Ранее в российской истории процесс «согласования интересов» осуществлялся путем дворцовых переворотов и убийств, теперь же требовалось найти иной выход, — прежде всего предложить поместному дворянству, социальной опоре империи и уже неэффективному классу, приемлемый компромисс, и при этом, как формулирует современный исследователь Ольга Гаман-Голутвина, «блокировать протестные движения внеэлитных слоев, сохранив в неприкосновенности прерогативы самодержавия».

Неужели только власть диктатора могла удержать Россию?

Культурные расхождения и противоречия во всей массе русского народа отметил культуролог Владимир Вейдле, оказавшийся после 1917 года в эмиграции: «Ленин был едва ли не одареннейшим из всех революционеров, когда-либо делавших революцию. Свой изумительный талант революционера доказал всем своим руководством революцией, лишь по видимости основанным на учении о классовой борьбе, на самом деле проистекавшим из понимания исконной, хоть и дремотной, вражды русского народа не столько к кулаку и толстосуму, сколько к барину, то есть человеку, быть может, и небогатому, но носящему пиджак и воротничок, читающему книжки, живущему непонятной и ненужной народу жизнью. При встрече с народом новая Россия разбилась о наследие Древней Руси, не преобразованное Петром и его преемниками на троне или у трона. Лучшей гарантией успеха было для революции истребление правящего и культурного слоя, и эту гарантию Ленин от народа получил.

После Октября полуинтеллигенты пришли к власти, а интеллигенция более высокого культурного уровня оказалась выгнанной или уничтоженной» ^[70].

Все-таки водораздел пролегал между социокультурными ядрами петровской империи и допетровской Руси и сопровождался расколом в самой петербургской правящей группе. Шульгин, как и Столыпин, относился к ней.

Это только на первый взгляд может показаться, что борьба между ядрами касалась проблем экономического развития. На самом деле началась ожесточенная борьба за власть и право наиболее эффективно провести модернизацию.

Как мы знаем, победила оппозиционная часть европеизированной имперской элиты, сумевшая опереться на мощь допетровской Руси и фрагменты правящей группы, которую не устраивало сползание империи в пропасть.

«Что за сползание?! — возмутится придирчивый читатель, усвоивший информацию, что накануне 1917 года Россия была на высоте положения и только заговор предателей привел к катастрофе. — Никакого сползания не было!»

Что ж, еще поговорим об этом…

Исходя из анализа Макса Вебера, у монархии вообще не было шансов.

«…Вероятно, надо согласиться с эволюционистами. Согласно их логике, русское самодержавие, в том виде, в каком оно сохранилось до сих пор, то есть в виде централизованной полицейской бюрократии, как раз теперь, когда оно побеждает ненавистного врага, по всем очевидным признакам не имеет никакого другого выбора, кроме как рыть самому себе могилу. Так называемый „просвещенный“ деспотизм противоречил бы интересам своего самосохранения. И все же, чтобы сохранить столь необходимый ему престиж, самодержавию приходится брататься с теми экономическими силами, которые в русских условиях оказываются носителями неудержимого „просвещения“ и „разложения системы“. Струве и другие, очевидно, правы: пытаясь решить любую серьезную общественную проблему, самодержавие при этом смертельно ранит само себя» ^[71].

Написано о манифесте 17 октября и революционной ситуации 1905–1906 годов. Главными оппонентами правительства были не социал-демократы и социал-революционеры (эти вообще имели Боевую организацию, то есть террористов), а вполне мирные конституционные демократы, большинство которых получили университетское образование, были дворянами, обладали опытом работы в земствах или городском самоуправлении. В их рядах находилось много адвокатов, присутствовали и священнослужители — православные, мусульмане, иудеи. Партия была либеральной, ставила целью выражать интересы всего населения. Она выступала за введение широких политических свобод, прямые выборы, отмену контроля со стороны Центра (кроме судов) местного самоуправления, предоставление политической или национально-культурной автономии окраинам. Кадеты выступали за независимость судов, передел собственности, передачу крестьянам большинства помещичьих земель (за разумный выкуп, половину которого выплачивает государство, половину — крестьяне). Партия была сторонницей общины, отвечавшей, по ее мнению, взглядам крестьян, а также значительно упрощавшей наделение их землей. Также она предлагала увеличить и укрепить государственный сектор промышленности, повысить ее налогообложение, расширять народное образование на светской основе с широким употреблением местных языков и решающим влиянием местного самоуправления. Кадеты были против Столыпинской реформы, считая, что она противоречит «бытовому укладу и правосознанию громадных масс русского крестьянства», подчиняет большинство более зажиточным и богатым. Кадетская фракция голосовала за увеличение расходов на образование, передачу церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения, за оплату предпринимателями расходов на лечение рабочих в больничных стационарах. Также предложила законопроект об отмене черты оседлости для евреев, который не был рассмотрен Думой. И самое главное, не сомневаясь в своих способностях управлять империей, кадеты выступали за конституционную монархию, подобную английской, и ответственность правительства перед Думой.

Что же в этом было такого страшного, что делало кадетскую партию самым сильным оппонентом режима?

Ее адекватность многим проблемам, интеллектуальный уровень, поддержка интеллигенции и состоятельных кругов.