Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Первый громила поднялся, держась за ушибленный затылок. Его ноздри по-бычьи раздувались, а губы шевелились в беззвучных проклятиях. Он наклонил голову из стороны в сторону, хрустнув шеей, и выбросил руку вперед. Илья согнулся от удара и тут же получил новый. Выкрутив руки за спиной и сковав их наручниками, его поволокли вверх по лестнице. Возле двери тюремщики остановились и натянули на пленника неизменную темную повязку.
Его приковали к широкому деревянному брусу – Илья с точностью не мог бы сказать, что это было. Опора линии электропередачи? Фонарный столб? Заведенные назад руки довольно скоро неприятно заныли. Он пошевелил пальцами и подвигал плечами, насколько позволяла его ограниченная поза. Согнул ноги и опустился вниз, плюхнувшись на траву и привалившись спиной к гладкой поверхности столба. Судя по тому, что провели его буквально несколько метров, он находился на территории, прилегающей к дому. Конечно, не так он представлял себе прогулку, о которой просил. Но все ж это лучше, чем ничего. Крестовский испытывал легкое удовлетворение оттого, что немного потрепал своих тюремщиков.
Ярлыков он старался не вешать и по внешнему виду не судить, однако ж сильно сомневался, что эти двое громил организовали похищение. Они являлись лишь физической силой. Кто-то другой стоял за их спинами. Илью мучил вопрос, почему с ним не разговаривали, предпочитая посылать записки. Сначала он допускал шальную мысль, что знаком с преступниками лично. Резонно, что они пытались по максимуму маскироваться. Но этим двоим тоже запретили произносить хоть слово в его присутствии, а он точно не припоминал ни одного знакомого с такой выдающейся комплекцией. Скорее всего молчание было способом психологического давления. Отличный, надо сказать, прием. Хорошо работал.
Илья подергал руками, проверяя наручники на прочность. Браслеты сидели плотно. Покрутил головой, стараясь сдвинуть повязку – но та намертво прилипла к глазам. Раздражение нахлынуло с новой силой. Похоже, он вплотную приблизился к границам своего терпения. Он снова остервенело рванул руки, раня кожу на запястьях краями наручников. Как же ему все это осточертело… То, что он сперва наивно принимал за нелепую шалость, постепенно превращалось в изощренное издевательство.
Через пару часов Илья ощутил легкий приступ беспокойства. И долго его намерены держать у столба? Рабовладельческий строй, ей-богу. Еще бы кнутом высекли для полноты картины. Время между тем идет, а ему нужно придумать песню. Иначе…
Минуты тянулись медленно, превращались в часы, но никто не приходил за ним. Температура заметно упала, и стало довольно прохладно. Вероятно, наступил поздний вечер или ранняя ночь. Илья поежился от озноба, размял затекшую шею. Занемевшие мышцы начинали причинять настоящий дискомфорт.
В довершение ко всему пошел дождь. Сначала несколько робких капель упало на лицо, словно бы небо разминалось, а затем хлынул мощный, холодный ливень. За считаные секунды Илья вымок до нитки. Чтобы не сидеть в луже, кое-как поднялся на ноги. Он полагал, что сейчас за ним придут и уведут обратно в подвал. Но никто не приходил.
Дождь все лил и лил, не ослабевая ни на секунду. Порывы ветра хлестали пленника по лицу, обрушивая на него все новые потоки воды. Илья сжимал челюсти, чтобы не стучать зубами. Холод сковывал тело, пробирался до самых костей.
Ярость разъедала Крестовского. Он почти физически ощущал, как ее ядовитые капли смешиваются с дождем и просачиваются сквозь кожу и стенки сосудов, прямиком попадая в кровь. Ярость отравляла, причиняла боль. Илья понимал, что, если сию секунду его не освободят, он лишится рассудка. Но проходила минута, вторая, третья, спаситель не объявлялся, а он все еще оставался в здравом уме. Хотя называть «здравым умом» царивший в голове хаос следовало с большой натяжкой.
Нужно заставить себя отвлечься, подумать о чем-то другом. Человек способен внушить себе что угодно. Например, позитивную хрень про то, что любая проблема несет в себе зерно равного или большего блага. Ничто не случайно, все имеет значение. Однажды Илья поймет, что похищение сыграло в его жизни положительную роль, бла-бла. Его губы скривились в саркастичной усмешке. Ну да, ну да. Положительную роль, как же.
– Суки! – проорал Илья в лившиеся с неба потоки. – Чтобы вы все сдохли!
Дождь не прекращался.
Казалось, ночь никогда не кончится. Илья уже не чувствовал собственного тела. На сцене всегда жарко. Пот катится градом, попадает в глаза. Музыканты часто поливают голову водой из бутылки, чтобы немного освежиться. А зрители думают, что это эффектная традиция, такая же, как разбивание гитары о пол. Вот уже последнего Крестовский никогда не понимал. К музыкальным инструментам он относился бережно. И без дешевых трюков драйва у группы хватало. Один вид беснующегося за ударной установкой Матвея чего стоил. Крепостной тоже красавчик. Такие партии выдавал – зал взрывался. Повезло Илье с командой… Больше всего на свете сейчас ему хотелось очутиться на сцене, в жарком свете софитов. Как будто и не было никакого плена. И убийства. И сводящей с ума задачи…
Он облизал ледяные губы и попробовал улыбнуться. А потом набрал в легкие побольше воздуха и запел во все горло:
Почему-то эта песня группы «Kansas» казалась сейчас очень уместной. Он мысленно проиграл надрывный проигрыш и запел тише, лиричнее:
И снова во всю глотку, перекрикивая разгулявшуюся стихию:
Каким он был идиотом, считая неопределенность тяжким крестом! Тогда он не знал беспомощность…
За шумом дождя и звуком собственного голоса Илья не услышал чавкающие шаги. Поэтому вздрогнул, когда его дернули за запястья, чтобы открыть наручники.
Он долго сидел под горячим душем и не мог согреться. Только мысль о необходимости взять в руки гитару и продолжить работу вытянула его из теплой ванны. Обмотал бедра полотенцем – мокрую одежду он сбросил прямо на лестнице. В комнате на полу стоял поднос с едой. Рядом лежали новые джинсы, майка и рубашка. Грязные вещи, оставленные на ступенях, исчезли.
Глава 16
Интересно, думал ли о ней Илья? Марина многое бы отдала, чтобы уметь читать его мысли. Иногда он казался таким далеким, словно с другой планеты. Но ведь на других планетах тоже о чем-то думают, верно?
Подружки твердили Марине, что она недооценивает себя и слишком превозносит мужа. Но что они могли знать? Разве посторонним понять, что происходит между двумя любящими людьми! Никого Марина не превозносила. Разве что самую малость. Они с Ильей были так непохожи. Наверное, они гармоничнее бы смотрелись в паре с кем-то другим. Ей нужен был мужчина постарше, помудрее. Кто-то, способный восхищаться ею точно так же, как она восхищалась Ильей. Но смогла бы она так же сильно полюбить кого-то еще?
Роман с Давидом тянулся три года. Вряд ли то, что она испытывала, стоило называть любовью. Скорее увлеченностью, тягой к знаниям. Она многому училась у Давида, перенимала мировоззрение, отношение к проблемам. Ставя перед собой задачу, он не останавливался ни перед чем, действуя жестко и планомерно. В такие моменты он напоминал боевого робота, направленного на выполнение одного-единственного задания. Это и пугало и очаровывало Марину. И хотя она понимала, что никогда не позволит себе опуститься до такого уровня циничности, определенные навыки впитывала и сохраняла в памяти.
