Призраки (сборник) - Кабир Максим (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
– Почему ты заговорила про маму?
– Потому что впервые фразу «я люблю тебя» я услышала от человека, укравшего меня. Это подкупало ребенка, не избалованного лаской. Кто скажет, что творилось в больном мозгу дяди Толи Кукушки?
– Да наверняка он дрочил на твои фотки! – выпалил раскрасневшийся Стас. Сообразив, что сболтнул лишнее, он осекся и порывисто пересел к Жене. Обнял ее и прижал к себе.
– Прости.
– Прощаю.
Он очертил пальцем алое сердце. Так нежно, что она замурлыкала тихонько. Он спросил, глядя ей в глаза:
– Почему ты раньше молчала?
– Это не те вещи, которыми хочется делиться…
– С первым встречным? – обиделся он.
Женя потерлась носом о его шею по-кошачьи.
– Я рассказала тебе, потому что в какой-то степени ты тоже вытащил меня из того подвала. Ту частичку, что не могла освободиться и пребывала в заточении. Помог порвать с прошлым.
– Я – твой супермен, да?
– И мы – одна команда.
Статуя быка колебалась в знойном мареве. Стас предложил заказать пиццу.
В августе тест на беременность покажет положительный результат, и они отметят радостное событие шампанским. На седьмом месяце у Жени пойдет кровь, темная, со сгустками. Врачи скажут, что младенец умер и она пятнадцать недель носила в себе мертвого ребенка. Женя вытребует фотографию: крохотное тельце в околоплодных водах. Сморщенное личико. Малыш. Мальчик.
Та же участь будет ждать и их следующего сына.
Аппетит пропал. Она пожалела, что заказала пиццу. Ковырнула вилкой сыр – он отклеился бугристым пластом. Женю замутило, она сглотнула кислую слюну, отпихивая от себя тарелку.
Забальзамированных зверей в закусочной было больше, чем посетителей. Хищники таращились стекляшками глаз. Волк так и не снял свою красную кепку. По его клыкам лениво полз паук, мастерил в разверстой пасти сети.
«Когда это было? – прикинула Женя, отворачиваясь от пустого кресла напротив, устремляя взор за окно, – в пятнадцатом году? Нет, в двенадцатом. Мы возвращались от его родителей. И я была беременна».
Тоска навалилась, неподъемная, злая. В кармане не прекращая вибрировал телефон. Постоянные звонки за час съели заряд аккумулятора. И это меньшее из того, что они съели, поглотили с костями, не пережевывая.
Кофе был по-прежнему гадким.
«Хоть что-то в мире не меняется», – подумала она, рассматривая унылый пейзаж.
Моросил холодный дождь, отмывал асфальт. Лужи пузырились у обочины. Косые линии заштриховали фигуру деревянного быка. Он бодался с непогодой, стоя на своем пьедестале. Именно бык помог ей узнать закусочную.
Весной Жене стукнуло тридцать, но выглядела она лет на пять старше. Одутловатое лицо, мешки под глазами. Выпирающий животик. Сыпь в складках жира и под грудью – семейный доктор сказал, от стресса.
Мобильник пульсировал без устали.
Она вынула его, погрызла ноготь – привычка, которая так бесила мужа. Вздохнула и чиркнула по экрану.
– Алло.
– Ты где? – зашипел в трубку Стас.
Она представила, что его голос исходит из пыльной волчьей пасти.
– Вышла прогуляться.
– Прогуляться? – он повысил тон. – Прогуляться, блин? Тебя нет с утра. Ты шляешься черт-те где, а в холодильнике мышь повесилась.
Подмывало сказать, что не только мышь повесилась бы от такой жизни. Но вместо этого она проговорила:
– Со мной все нормально.
– С тобой – может быть, – ярился Стас, – но я отпахал двенадцать часов и хотел бы поужинать. Это сверхъестественное желание для женатого человека? Горячий ужин?
– Разогрей суп, – она не пыталась придать голосу заботливые интонации.
– Да он скис к чертовой матери.
– Я сожалею.
– Сожалеешь? Ты издеваешься, Жень?
Она испугалась, что он расплачется. Слезы мужа выводили ее из себя. А плакал он часто, театрально и выспренно – есть же такое слово? Особенно захмелев.
– Я оплакиваю свою молодость, – говорил он.
– Телефон сейчас разрядится, – не соврала Женя, – а мне нужно кое-кого навестить. Не переживай. И пей таблетки.
– Навестить?
Она прервала звонок и выключила мобильник. Бросила на стол мятые купюры, побрела к выходу, и чучела беззвучно перешептывались, судачили.
Стас – сегодняшний, обрюзгший Стас – вот на кого был похож деревянный бычок. Он нахохлился, подогнул одно копыто, раздул ноздри, готовясь ринуться в атаку, сигануть с насыпи на трассу.
Сидя за рулем, Женя вообразила, как оживший бык мчится, тараня покатым лбом струи дождя, как вминается в автомобиль. Визжит металл, кабина сплющивается, а рога протыкают стекло и выкорчевывают дверцы. Дождь хлещет в салон. Бык пятится для следующей атаки. Его конечности скрипят, кольцо бьется о толстые губы.
Прыжок – и деревянный штырь впивается в горло Жени.
Она помассировала переносицу, стряхивая оцепенение.
Бык лоснился, облупленный и старый.
Бесполезный.
– Иди к черту, – прошептала Женя.
Вдавила педаль газа и вывернула с парковки. По бокам шоссе чернела степь. Серая муть на горизонте, низкие тучи над рудными отвалами и шахтными башнями. Померещилось, что кто-то движется параллельно дороге – бык, конечно, отправившийся на поиски добычи.
Автомобиль миновал здание дробильно-сортировочной фабрики и въехал в город, из которого Женя сбежала десять лет назад.
Варшавцево приветствовало ее ударом грома. Молния расколола небосвод. Озарила фасады хилых пятиэтажек, провинциальный автовокзал и потемневшую, отяжелевшую листву деревьев. По безлюдной улице ползла допотопная уборочная машина. Ленин важничал, оседлав цементный куб.
Город был захиревшим, полудохлым и неожиданно родным. Со всеми этими крапчатыми парапетами, замусоренными оврагами и ржавыми качелями во дворах.
Зачесалось предплечье – она поскоблила ногтями татуировку, затем куснула ее зубами, как кошка, ловящая блох.
Идея приехать сюда посетила ее днем на почте. Она стояла в очереди, рассматривая молодую почтальоншу, действительно красивую брюнетку.
Сердце обливалось кровью, а другое сердце – на руке – зудело.
Стас называл почтальоншу «июленькой». Так нежно. Женя прочла метры их переписки, зачем-то вызубрила наизусть трогательные куски.
«Хочу быть с тобой всегда». «Хочу проснуться рядом и целовать тебя».
Бла-бла-бла.
– Я вас слушаю, – сказала брюнетка, улыбаясь дежурно. Наивная дурочка.
Женя покинула почту, не проронив ни слова. Что ей говорить, когда у соперницы такое тело и такая грудь?
Варшавцево чувствовало себя виноватым перед ней за насмешки, за сплетни.
Она ощущала вину – за то, что продала квартиру, что даже маму похоронила не здесь. Будто стеснялась прошлого, вот этих оврагов и лесенок стеснялась.
Бюст основателя города скучал на пустыре около школы.
«Ты придумал имена для наших детей?» – спрашивала любовница Стаса.
«У нас будет сын, – отвечал он, – Тимофей».
Двух его мертвых сыновей врачи извлекли из Жени. Пора попробовать запасной вариант.
Ранние сумерки сгущались над Варшавцево. Пропетляв, попотчевав ностальгию видами скверов и знакомых подъездов, Женя покатила на окраину городка. Частный сектор тонул в грязи. Местные власти не удосужились заасфальтировать улочки. И автомобиль пару раз чуть не увяз в болоте, но вырулил к скопищу домишек.
Тут? Нет, погодите…
Она не замечала, что расцарапывает татуировку и набухший рубец.
«Тимофей», – подумала Женя, словно уксусом плеснула на рану.
Взор прикипел к горящим окошкам скособоченной хаты. Ее лицо просияло.
Она вспомнила все: черепичную крышу и руины амбара, курятник во дворе и щербатый забор. Штукатурка отвалилась, стены выставили на обозрение рыжий кирпич.
Существуют дыры, которые не заштукатурить, и шрамы, которые нельзя утаить под татуировками.
Жене казалось, что она – марионетка на ниточках кукловода. Что она выходит из машины и шлепает по лужам против своей воли. Звонок запиликал. Топчась на сгнившем крыльце, она мысленно состряпала монолог:
