Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир (серия книг .TXT, .FB2) 📗
– Однако что-то пошло не так.
– Да. Все пошло совершенно не так. То есть сначала все было как обычно. А потом я, – Синицын с досадой поморщился, – уронил свою чашку прямо на клавиатуру.
– Вследствие чего компьютер выдал неправильную команду, – попробовал догадаться Смирнов.
– Нет. Никаких неправильных команд не было и быть не могло, – покачал головой доктор наук. – Я лично восстановил по полностью или частично сохранившимся логам всю последовательность операндов и соответствующих им директив. Как реальных, так и гипотетических с вероятностью «почти наверное». В общем, ошибка исключена. И дело тут вовсе не в чае и не в приборе.
– А в чем же тогда? – удивился Михаил Дмитриевич.
– Все дело в Андрее, – развел руками ученый. – Он и причина произошедшего, и следствие, и результат.
– В смысле? – не понял Смирнов, уставившись на Синицына.
– Ну… мне трудно сразу все объяснить, не вдаваясь в детали, – протянул тот. – Слишком это сложно для неподготовленного слушателя.
– А вы по-простому попробуйте. По-крестьянски, как для колхозников.
– Хм, для колхозников, – усмехнулся завлаб, трогая себя за ухо. – Хорошо. Тогда мы вот как поступим.
Открыв портфель, он вытащил оттуда бумажный лист, положил на стол и пристально посмотрел на товарища подполковника.
– Знаете, мне после того случая каждую ночь снятся какие-то странные сны. Словно я помолодел лет на тридцать и снова учусь в институте. Причем все, абсолютно все, выглядит настолько ярким, будто оно происходит на самом деле. А вчера приснилось еще кое-что. Такое, что не смог удержаться и записал поутру все, что приснилось. Основные, так сказать, тезисы. Вот, почитайте.
Подтолкнув к собеседнику листок с напечатанным на принтере текстом, Синицын поправил ворот рубашки и чуть виновато продолжил:
– Только не судите, пожалуйста, строго. У меня просто… э-м-м… есть одно хобби. Когда минутка свободная выдается, графоманствую понемногу. Сочиняю рассказики там всякие, фантазии, мистику. Ну, в общем, и тут что-то вроде эссе написал, типа, для души, под Стивена Хокинга [22]. Думал, так будет понятнее и живее, плюс какая-никакая, а тренировка.
Смущенно пожав плечами, он указал на лежащий перед собой лист.
Михаил Дмитриевич в ответ лишь хмыкнул и, взяв в руки «типа эссе», углубился в чтение.
«Подросток был еще достаточно юным. Что значит какой-то десяток миллиардов оборотов маленькой зелено-голубой планеты вокруг желтого карлика, затерянного на краю огромного скопления звезд? Молодости присущ максимализм, и жизнь кажется бесконечной. Наступит ли конец всему или стрела времени будет вечно лететь сквозь пространство? Так ли это важно, когда знаешь, что триллионы твоих будущих реинкарнаций спят, закуклившись в коконах сингулярности. Они спят и видят сны, навеянные близостью друг друга и ощущением великой цели своего существования. Сталкиваясь между собой, они ощущают радость и симпатию, отвращение и ненависть, боль и гнев, великое счастье и странную тоску. Ощущают, но не осознают, ведь они еще не родились.
…Свое рождение подросток помнил хорошо. Сначала возникло пространство. Вверх-вниз, вперед-назад, влево-вправо: эти понятия были естественны для появившейся сущности. Однако пространство оказалось пустым. Можно было смотреть в любую сторону, переворачиваться в своей незримой колыбели, но суть от этого не менялась. Гораздо позже «разумные» назовут подобную ситуацию «инвариантностью пространственной четности».
Это было скучно. И тогда ребенок заполнил пространство структурой. Так появился вакуум. В каждой его необозримо малой точке рождались пары игрушек, возникали «мосты» и «кротовые норы» сложных конфигураций. Игрушки путешествовали по их поверхности, сталкивались друг с другом, соединяясь в ослепительной вспышке или разбегаясь в разные стороны. Каждая игрушка имела своего зеркального собрата. «Разумные» и этому нашли впоследствии объяснение в виде «закона о сохранении комбинированной четности» или «СР-симметрии».
Впрочем, простые игры с кубиками любому ребенку быстро надоедают. Исчезающие и появляющиеся частицы не помнили свое прошлое и не видели будущего, они жили лишь здесь и сейчас. В итоге ребенок просто смахнул с незримого стола часть кубиков, оставив при этом их отражения. Симметрия нарушилась. Зато появилось время, и… детство кончилось.
Ребенок-Вселенная рос, а жар, сжигающий его изнутри, постепенно сходил на нет. Первые кванты света разлетались в разные стороны, первое поколение лептонов начинало свой путь в пространстве и времени, реликтовые кварки замедляли свой бег и соединялись в новые невиданные ранее частицы. Рождались звезды и планеты, пульсары и квазары, возникали гигантские скопления материи, называемые галактиками. «Разумные» пытались отыскать «бозон Хиггса», несущий, как полагали они, всю информацию о прошлом и будущем. Наивные. Разве может какая-то частица с нулевым спином знать и помнить то, что ей знать не дано. «Частица бога». Ха-ха.
Подросток знал, что не все кварки нашли свой приют в неразрывном глюонном поле. Часть из них исчезла в бездонном чреве странных образований, поглощающих все и вся и заставляющих даже время приостанавливать свой бег. Хоть это было страшно и непонятно, но зато весьма поучительно. И тогда юный мечтатель решил ограничить себя новыми законами. Зачем знать обо всем на свете, когда можно ввести понятие вероятности. Принцип соотношения неопределенностей – вот новый закон сохранения хрупкого мира. Теперь, пытаясь определить точное пространственно-временное положение любой частицы, можно никогда не узнать о ее реальном состоянии. А это означает лишь то, что все, обладающее массой-энергией, уже не сможет проникнуть за горизонт событий страшных «черных дыр», ведь вероятность такого казуса никогда не станет равной единице.
Но что же делать с оставшимися свободными кварками? И подросток нашел решение, показавшееся ему оптимальным. Все свои знания и умения, всю свою память о прошлом он вложил в каждую из своих старых и любимых игрушек. А чтобы защитить их от превратностей неумолимой судьбы, ему пришлось окружить каждый кварк почти непреодолимым полем вероятностей, по-пиратски украденным у истинных правообладателей – кошмарных «черных дыр» его собственного мира. Нашлись и хранилища для кварковых коконов. Эти хранилища рождались и умирали, то принимая в себя частичку Вселенной, то выпуская ее в свободное плавание, не осознавая при этом сути своей великой миссии.
Однако подросток не был бы подростком, если бы ему не хотелось время от времени пошалить, вспоминая беззаботное детство. А что если один раз позволить какому-нибудь кварку хоть на миг выйти за пределы своей колыбели? И что, интересно знать, произойдет с хранилищем? Ну-ка, ну-ка, попробуем.
Вселенная на неуловимое мгновение прекратила свое безудержное расширение, стрела времени отскочила от незримого барьера назад, в предыдущее квантовое состояние, а затем вновь продолжила свой полет. Вот только одна ли это стрела или их уже две? Да, две стрелы – это непорядок, вот тебе и принцип неопределенности во всей своей красе. Ну что ж, компенсируем дельту времени дельтой энергии. Подросток мысленно потер несуществующие руки. Законы, им же придуманные, соблюдены, так что расширяемся дальше.
А что хранилище? Надо же, какая точность? Впрочем, это не удивительно, ведь при такой неопределенности времени количество энергии, затрачиваемой на любое действие-отклик, – настолько мизерная величина, что кое-кому можно лишь позавидовать».
– Честно скажу, половины, как минимум, не понял, – произнес Михаил Дмитриевич, отложив листок и подняв глаза на Синицына. – Но главное, кажется, уяснил. По-вашему выходит, что сознание Андрея унеслось куда-то фиг знает куда, а виноваты в этом какие-то свободные кварки и никому не известная сущность. Так?
