Яд со взбитыми сливками - Ольховская Анна Николаевна (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Хлопнула входная дверь, и курс молодого бойца дослушать не удалось. Лана улыбнулась и сделала потягушки. Правильные потягушки, между прочим, — залог удачного дня.
Так, теперь в душ, потом — завтрак, потом…
Планированию выходного дня что-то мешало. Маленькое, твердое, словно песчинка в туфле, — это что-то не давало покоя, болезненно натирая душу.
Стоп! А письмо от Кобры? Нет — от Надежды Ким? Забыла, курица безмозглая? У-у-у, так бы и треснула по лбу чем-нибудь потяжелее письма!
Лана набросила на себя… Вот же дурацкое выражение, ведь бросать на себя одежду очень неудобно, трудно в рукава на лету попадать. Девушка надела на себя пушистый махровый халат, не забыла кроликов и заторопилась на кухню.
Вот он, конверт, лежит и обиженно сопит — некоторые дамочки переживают, что им два года никто не пишет, а получив весточку, отшвыривают ее ради какого-то самца! Бабы, одно слово.
Ах, бабы? Ну так получи, вещь мужского рода!
Конверт уныло шоркнул разорванным боком и выплюнул исписанный листок бумаги. Руки вдруг самым негодяйским образом затряслись и выронили письмо.
Это еще что за фокусы? И сердце почему-то затрепыхалось, предчувствуя… Беду? Радость? Лана не могла разобраться в нахлынувших внезапно эмоциях. Совершенно точно удалось установить только одно — что-то случилось.
Гениальнейший по глубине и прозорливости вывод, правда?
Цедя сквозь зубы отрывок из Байрона (да-да, воспитанные барышни не матерятся), Лана зашарила за холодильником, куда умудрился отпланировать листок. Ага, вот и он.
«Здравствуй, Лана! Если бы ты знала, сколько раз я уже писала эти два слова и сколько раз выбрасывала бумагу в мусор! Я снова и снова убеждала себя, что вот эта посылка от тебя — последняя, но потом приходила открытка, подарок к дню рождения, апельсины и шоколад на Новый год. Я хватала ручку, тетрадку и садилась за стол, чтобы написать тебе, попросить прощения, все объяснить. Но потом снова вспоминала, кто ты и кто я. И о том, что ничего общего у нас нет и быть не может. И что тебе скоро надоест со мной возиться. Потому что хорошее не может длиться долго. Тогда, на свидании, я специально нахамила тебе, я очень долго придумывала, что бы такое сказать, чтобы ты обиделась и забыла о моем существовании. И вроде получилось, но ты не забыла… И вот уже больше двух лет не забываешь, а я все жду плохого и рву бумагу. Знаешь, я бы и сейчас не решилась написать, но, кроме тебя, мне не к кому обратиться за помощью. Да, я все понимаю, ты имеешь право отказаться и послать меня далеко и надолго после всех моих выкрутасов, но… Лана, милая, помоги! Саша, мой сын, жив! Но где он, что с ним — я не знаю. Вчера я получила письмо от матери, посмертное письмо. Мне переслал его начальник той колонии, где она отбывала срок. Письмо нашли среди вещей матери с просьбой отправить его мне в случае ее смерти. Она попала под лесовоз, то ли сама бросилась, то ли толкнул кто, то ли несчастный случай — не знаю, начальник сообщил только о факте гибели Марии Ким. Я не буду тебе пересказывать содержание всего письма, это моя боль, личная, упомяну лишь главное — тогда, в тот страшный день, она схватила утюг и дальше — провал. Я знаю, что это, со мной так было с Тузом. Наверное, это наследственное какое-то бешенство. В общем, когда мать пришла в себя, она обнаружила труп сожителя и окровавленное тело внука. Пишет, что не хотела его убивать, сама не понимает, как это случилось. Решила похоронить Сашу, взяла его на руки и понесла. Куда шла, сколько шла — не помнит. Вышла из дома ночью, очнулась — уже светало. Она оказалась в каком-то незнакомом городке, на окраине. На руках — тело внука. Огляделась, увидела небольшую пушистую елочку и решила закопать Сашу там. И только потом сообразила, что копать нечем. Попробовала руками — земля оказалась слишком твердой. А городок уже начал просыпаться, вдалеке появились люди. И эта женщина — не могу, не могу называть ее матерью! — решила бросить тело моего сына в мусорную кучу! Мол, там найдут раньше, чем собаки погрызут. И она сделала это. Но, когда она уже уходила, Саша вдруг застонал и открыл глаза! И эта… эта женщина, вместо того чтобы схватить внука и отнести его в больницу или хотя бы к людям, просто сбежала! А самое подлое — никому, даже мне, не сказала, что Саша жив! Думала, что все равно помер, а ей срок добавят за то, что оставила его в опасности. Но, видимо, на тот свет с таким грехом на душе отправляться было страшно, вот и написала мне письмо. Названия города, где бросила Сашу, она не знает, но вряд ли это далеко от моего родного, она ведь пешком шла. И где-то там сейчас мается мой мальчик, а в том, что он жив, я не сомневаюсь. Знаешь, я ведь все эти годы слышала, как он зовет меня, чувствовала его тоску, но думала, что это дурь, блажь бабья. А оказалось — вовсе не дурь. Саша ищет меня, я знаю. А я не могу помочь ему, впереди еще четыре с половиной года отсидки. Лана, умоляю — помоги! Найди моего сына!»
— Эй, мы дома! — Из прихожей послышался бряк поводка, затем пол затрясся под лапами больше ничем не обремененного (до вечера) пса, и кухня мгновенно стала тесной, несмотря на восемнадцать квадратных метров полезной и не очень площади.
Алабай — это вам не пекинес, его удаль молодецкая простору требует!
Тимка возбужденно запрыгал вокруг хозяйки, ожидая утренней пайки. Это ж ведь неизменный порядок вещей, неразрывный тандем: прогулка — еда. Ну, давай же скорее, ты же за этим на кухню пришла? Во-о-он там, в уголочке, стоит симпатичный мешок с кормом, оттуда обычно и сыплют в миску вкуснейшие кусочки. Нет, я могу, конечно, и прямо из мешка полакомиться, но он, зараза, закрыт всегда. Эй, хозяйка, ты что, издеваешься?!
Пес бухнулся на внушительную попу и обиженно гавкнул.
— Это еще что за фокусы? — В дверях кухни появился Кирилл. — Кто разрешал голос без команды подавать?
Алабай нетерпеливо переступил лапами и облизнулся.
— И что? Потерпеть нельзя? Видишь, у хозяйки лицо какое серьезное — думает она, вот! Это, брат, такой процесс для девушки сложный, требующий максимальной сосредоточенности с непривычки… Ты смотри, молчит, не огрызается, не кидается ничем унизительным. — Кирилл присел перед Ланой на корточки и заглянул ей в лицо: — Олененок, что случилось?!
Глава 23
Вместо ответа Лана протянула ему письмо.
Прочитав, Кирилл какое-то время молчал, затем тихо спросил:
— И что ты намерена делать?
— Не знаю. Хотя нет — знаю, конечно. Буду искать, вот только не знаю — как, где?
— Послушай, — он присел рядом и обнял девушку за плечи, — мне кажется, тебе не стоит ввязываться самой. У тебя, по-моему, дел и так выше крыши, чтобы еще и частным детективом подрабатывать. И вообще, мутная история какая-то, как и эта твоя Кобра.
— Во-первых, не Кобра, а Надежда Ким, — устало проговорила Лана, — а во-вторых, я ей жизнью обязана, причем дважды.
— Олененок, мы с тобой это уже не один раз обсуждали. — Кирилл нежно убрал непослушную прядь волос с лица девушки. — Я тоже искренне благодарен этой женщине за то, что она спасла тебя, но ведь ты, по-моему, давно уже отдала долг. И продолжаешь поддерживать Ко… Надежду до сих пор. Я восхищаюсь тобой, честно, я бы давно забил на все это. Продолжать помогать человеку, наплевавшему тебе в душу!
— Но ведь она…
— Да-да, читал, она сделала это специально. Но откуда ты знаешь, что это именно так? Ты же читала ее дело, знаешь, насколько это умная и хитрая мошенница. Надюше понадобилась твоя помощь, и она мгновенно придумала себе отмазку.
— Может, ты и прав, — Лана поднялась, подошла к окну и, прислонившись лбом к стеклу, начала пальцем выводить непонятные узоры, — но речь идет о судьбе ребенка, понимаешь? Надежда ведь не просит денег или, скажем, подать апелляцию, чтобы скостить срок, она умоляет спасти сына!
— Прямо вот сразу и спасти, — проворчал Кирилл. — Если мальчик действительно выжил тогда, то что ему может грозить сейчас? Живет себе в детском доме преспокойненько, если его вообще не усыновили.
