Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (мир книг TXT) 📗
Бектер поспешил к лошадям. Тэмуджин вышел из ее юрты. Он наклонился, чтобы поднять отцовский туг.
— Пойдем со мной, — позвала его Оэлун.
Тэмуджин воткнул туг в землю и пошел за ней к юрте хонхотатов. Там не было ни одной повозки. Оэлун шла между кучками сохнувшего навоза.
— Это юрта Чархи, — сказал Тэмуджин, когда они подошли поближе.
— Да.
Приближаясь к юрте, они услышали стон. Она побежала к жилищу, Тэмуджин бежал рядом.
Какой-то человек лежал лицом вниз на пороге, на спине его была кровь.
— Чарха, — прошептала Оэлун и стала на колени. Старик еще дышал. — Помоги отнести его.
Тэмуджин ухватился за ноги Чархи, а она взялась за руки. Они внесли его внутрь. Юрта была разграблена. Когда они клали старика на постель, он застонал.
— Кто это тебя? — спросил Тэмуджин.
— Тодгон, — задыхаясь от боли, ответил Чарха. — Когда он заставлял своих людей собираться, я стал протестовать. Он сказал, что я не имею права останавливать его. Когда я повернулся, он ударил меня копьем в спину.
Тэмуджин стал на колени у постели; плечи его тряслись, слезы бежали по щекам.
— Ты был всегда верен, — прошептал мальчик.
— Я не забываю своего долга, — слабым голосом сказал старик. — Жена Мунлика и мой внук уехали. Она не сопротивлялась, да и что бы она могла поделать. Мой сын… — Он стиснул руки. — Он по крайней мере не стал свидетелем этого.
— Я останусь с тобой, — прошептал Тэмуджин.
— Нельзя, мальчик. Я умираю.
— Я буду с тобой, пока могу. Я теперь твой вождь. Я должен остаться.
Тэмуджин положил руки на Чарху и зарылся лицом в его одежду.
Оэлун выбралась из юрты. Хвосты штандарта ее мужа развевались в отдалении. Она побежала к тугу, зная, что ей делать.
Стучали копыта серого мерина, пыль запорошила глаза Оэлун, было трудно дышать. Сквозь тучи пыли она увидела вереницы повозок, за которыми темной массой двигался скот и посветлее — овцы. Она плотнее сжала бока лошади ногами, держа поводья в одной руке, а штандарт своего мужа в другой.
Вскоре она догнала медленно двигающееся кочевье. Несколько женщин встали на своих повозках. Верховые, ехавшие рядом, повернулись к Оэлун в своих седлах.
— Как быстро вы забываете свои клятвы! — крикнула Оэлун. — Вы клялись служить моему мужу, а теперь бросаете его вдову и сыновей! — Она высоко подняла туг. — Поворачивайте коней! Оставьте тех, кто предал меня!
Она проскакала мимо стада и догнала табун, а потом оглянулась. Одна вереница повозок остановилась. Ее надежда окрепла.
Она скакала, пока не поравнялась с мужчинами, ехавшими во главе кочевки. Копья наклонились, хвосты тайчиутских тугов развевались на ветру. Впереди был небольшой холм. Северный ветер донесет ее слова до этих людей. Она въехала на холм и остановила лошадь.
— Стойте! — крикнула она. — Разве вы оставите матерей и детей умирать? Разве вы забудете клятвы, которые вы давали моему мужу? — Она поднялась на стременах, высоко вскинув туг. — Так вы возблагодарили его за победы, которые он одержал? Можете ли вы отвернуться от духа, который живет в этом туге? Забудете ли вы сына того, кто подарил вам много побед?
Одна вереница повозок продвигалась вперед в стороне от других. Оэлун увидела Таргутая, который ехал верхом рядом с человеком, державшим штандарт тайчиутов. Таргутай оглянулся и поднял руку. Люди, подскакавшие к нему, рассыпались и помчались обратно.
— Прислушайтесь к моим словам! — выкрикивала Оэлун. — Вы поклялись следовать за этим тугом!
Люди Таргутая окружали повозки, стегали тех, кто соскакивал, загоняли обратно. Два всадника попытались прорваться, но еще больше тайчиутов навалилось на них Некоторые и хотели бы остаться с ней, но им этого не позволят.
Оэлун потрясала тугом перед людьми, проезжавшими мимо.
— Вы вспомните меня, когда ваши вожди приведут вас к краху, — хрипло кричала она. — Вы вспомните меня, когда ваши близкие падут или попадут в руки врагов! Вы вспомните меня, когда мои сыновья накажут вас за то, что вы делаете сегодня! Это мой муж объединил вас, это мой сын сохранит единение! Вы предаете меня сегодня — вы предадите другого завтра!
Но мимо нее продолжали двигаться люди, повозки, скот, овцы и лошади. Вскоре они скрылись за поднятой пылью. Она ждала на холме до тех пор, пока они не стали всего лишь далеким облачком на горизонте.
23
Оэлун с двумя сыновьями похоронили Чарху рядом с его юртой, выкопав могилу заостренными палками и камнями. Бэлгутэй присоединился к ним, когда они уже опустили старика в неглубокую яму. Оэлун прошептала слова прощания и обратилась к сыну Сочигиль:
— Закопай могилу. Твоя мать все еще в юрте?
Бэлгутэй кивнул.
— Я оставался с ней, пока Хачун присматривал за овцами. Она не двигается и не говорит.
Оэлун отошла от могилы, прошагала между двумя кострами, которые развела раньше, и вернулась в собственное жилище. Тэмулун пронзительно плакала — она хотела есть, Тэмугэ сидел рядом с люлькой и с отсутствующим видом ковырял войлок. Оэлун взяла дочь на Руки, достала грудь и сунула сосок в рот ребенку.
Вошел Хачун.
— Все будет хорошо? — спросил он.
— Да. Твой отец не любил трусов. Вы храбрые мальчики, и я знаю, вы меня не разочаруете.
Она положила Тэмулун в люльку.
— Тэмугэ, присмотри за сестрой. Хачун, вернись к овцам.
Оэлун взяла свой головной убор, водрузила его на голову и пошла в юрту к Сочигиль.
Женщина сидела у очага.
— Взгляни на себя, — сказала Оэлун. — У тебя погас огонь и дети мерзнут.
Сочигиль раскачивалась.
— Им надо было убить нас, — сказала она. — Это было бы большим благодеянием, чем такое.
— Если ты не наберешься мужества, — возразила Оэлун, — я увезу тебя из этого стана силой. Если уж ты пожелала умереть, я предоставлю тебе такую возможность. — Она помолчала. — Погоревала и будет. Теперь мы должны подумать о наших детях.
— Одним нам не выжить.
— У нас есть несколько овец и лошади. Онон даст нам воду и рыбу. Крыс будем есть, если понадобится. Мы выживем. — Оэлун рывком подняла Сочигиль на ноги, та глядела уныло. — Ты пойдешь собирать кизяки, я спущусь к реке, поищу ягоды в кустах. Хорошо еще, что нас бросили в это время года — успеем подготовиться к зиме.
Если они выживут летом, если налетчики не угонят то, что осталось, осенью они могут набить дичи и пережить злую зиму. Если же положение будет отчаянное, можно съесть домашних животных, хотя ей не хотелось прибегать к этому, потому что пользы от живых животных будет больше. На реку возвращаются утки, и еще можно накопать корешков. Возможно, и некоторые из ушедших ускользнут и присоединятся к ней, но она не очень надеялась на это. Им будет легче забыть ее и в конце концов утешить себя тем, что смерть прибрала ее детей.
Надолго она загадывать не будет, станет жить одним днем. Она сунула Сочигиль корзину и вывела ее из юрты.
Тэмуджин взял из рук Оэлун длинную палку. К концу этого подобия удочки привязана была нитка, ссученная из сухожилий, и костяной крючок.
— Лови рыбу, если сумеешь, — сказала Оэлун. — Даже маленькие пойдут в пищу.
Бектер уже стоял на берегу с удочкой, сделанной ею же.
— Улов будем делить поровну, — продолжала она. — Не будет никаких споров о том, кто поймал больше рыбы и кому ее есть.
Бектер тупо уставился на нее. Она взяла можжевеловую палку и пошла по берегу к тальнику. Оэлун оглянулась на луг, где Бэлгутэй и Хасар пасли лошадей. Сочигиль сидела возле своей юрты с меньшими детьми. Хачуну полностью доверили овец. Даже маленький Тэмугэ, которому поручили поддерживать огонь, и тот приносил больше пользы, чем Сочигиль, которая только и делала, что качала люльку с Тэмулун и баюкала ее.
Утреннее солнце разогнало туман, павший на реку. Онон здесь был узким и мелким, он разливался лишь там, где удили рыбу Тэмуджин с Бектером. Оэлун взглянула на безоблачное небо. День обещал быть жарким, но она не ждала грозы. Она припомнила тот жаркий день и место выше по реке, где она впервые увидела Есугэя.
