Шлюпка - Роган Шарлотта (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
День двенадцатый
На двенадцатый день с неба упала стая птиц.
— Значит, мы выживем! — возликовала миссис Хьюитт.
— Значит, мы умрем! — заголосила Мэри-Энн, которая паниковала по любому поводу.
— Естественно, умрем, — бодро сказал Харди в ответ на посыпавшиеся градом вопросы. — Знать бы еще когда.
— Это нам Бог послал, — провозгласила Изабелла, не утратившая суровости и благочестия; Мария даже перекрестилась.
Мистер Хоффман и мистер Нильссон без промедления схватили весла и стали подталкивать тушки к борту, а мы вылавливали их из воды.
Прокурор сказал мистеру Райхманну, что планирует упомянуть об этом на процессе в доказательство того, что у нас не было нужды убивать друг друга, коль скоро Всевышний соизволил послать нам птиц.
— Как мы могли на это рассчитывать, — возмутилась я, — если до той поры слыхом не слыхивали о подобных явлениях?
Весь день мы спорили, что же это за птицы. Ханна, взяв на себя обязанности священника, благословляла нашу пищу, вещала о Божьем промысле и утверждала, что это голуби, хотя бы в символическом смысле, ибо все пернатые посланники — либо голуби, либо ястребы; надеясь на приближение к берегу, мы по умолчанию согласились считать их голубями, а сами ощипывали буроватые перья, со смехом вгрызались в сырое мясо и обгладывали хрупкие косточки.
Всеобщую радость отравил Харди, который сказал:
— Эти птицы упали нам прямо в руки не потому, что земля близко; они упали в океан как раз потому, что земля очень далеко. Истощение — вот что их доконало.
Мы его услышали. Мы его даже поняли, но все и без него знали, что находимся мы посреди океана, вдали от берегов, — тут не было ничего нового. Просто в свете такой сказочной удачи никому не хотелось об этом вспоминать. Когда мы наелись до отвала, миссис Грант задумала провялить оставшееся мясо, чтобы оно не испортилось на солнце.
— Второго такого чуда нам не дождаться, — сказала она; мы взялись за дело и очень скоро все вывозились в перьях и птичьих потрохах, как поденщики на допотопной бойне.
Миссис Маккейн, неулыбчивая и начисто лишенная чувства юмора, удивила всех, сказав:
— Видела бы меня сейчас моя сестрица.
Нас рассмешило, что такая серьезная женщина изрекла некое подобие шутки.
Птичье мясо отдавало олифой и — еле уловимо — рыбой. На мгновение я вообразила себя хищницей, а оглядевшись, поняла, что все мы здесь хищники — от рождения. Но я ни на миг не забывала слова мистера Престона о том, сколько времени человеческий организм способен обходиться без пищи. Нам была дарована возможность на пару суток отсрочить голодную смерть, и мне это показалось величайшим благом; вспоминая тот день, я понимаю, что мы уже перестали надеяться на чью-либо помощь и пришли к мысли, что можем рассчитывать только на себя. Все, что нас окружало, вызывало у меня — впрочем, не у меня одной — какое-то странное сопереживание: и море, и небо, и эта перегруженная шлюпка с пассажирами, у которых сейчас по подбородкам стекала кровь, а искривленные от незаживающих, болезненных трещин губы кровоточили при малейшем намеке на улыбку.
Ночь
Зря мы так набросились на мясо: у многих началось сильнейшее желудочное расстройство, и всю ночь в шлюпке слышались приглушенные стоны людей, отправлявших свои естественные потребности. Я избежала этой напасти; с наступлением темноты меня охватила непонятная легкость, а дневное сопереживание переросло в острую жалость. Переполнявшее меня чувство больше всего походило на оптимизм, и когда Мэри-Энн обвила меня своими хрупкими ручками, я тоже обняла ее в ответ.
Поскольку мистер Харди в самый первый день усадил нас рядом, Мэри-Энн теперь машинально искала во мне опору. Думаю, этот инстинкт был частично обусловлен и холодной неприступностью мистера Харди — чтобы к нему обратиться, требовался едва ли не ходатай, — и постоянной занятостью Ханны и миссис Грант; я же, напротив, оставалась совершенно неприкаянной. Тем вечером, когда солнце обожгло горизонт, шлюпку окутало теплым сиянием, в котором наши физиономии с запекшейся на них кровью наводили на мысль о полчище демонов. Найдя клочок ветоши, Ханна смочила его в морской воде и стала расхаживать среди пассажиров, вытирая им лица. Тут даже Мэри-Энн сообразила, какой у нее вид: вглядевшись в других, облепленных перьями и потрохами, она сделала выводы о себе.
— Грейс, — прошептала она, пряча лицо в ладонях, — нет ли у тебя какой-нибудь тряпочки?
— А тебе зачем? — спросила я.
— Умыться! Я кошмарно выгляжу, да?
Я ответила, что тряпочки у меня нет, зато у Ханны есть и Мэри-Энн, когда до нее дойдет очередь, сможет рассчитывать на помощь Ханны, как и все остальные.
— Еще не хватало! — воспротивилась Мэри-Энн. — Ты только подведи меня к бортику, ладно? Я сама умоюсь. — Она указала на свободное место рядом с мистером Престоном и, пока мы туда шли, цеплялась за меня, но и там не отпустила. — Ой, не уходи. Мистер Престон, можно вас попросить поменяться местами с Грейс?
С этими словами Мэри-Энн, можно сказать, повалила меня на мистера Престона, не оставив ему особого выбора. Когда мы устроились рядом, она сказала:
— Вот теперь давай умываться. Я буду твоим зеркалом, а ты — моим.
К тому времени солнце уже наполовину скрылось за горизонтом; через считаные минуты грозила наступить темнота.
— Еще немного — и мы вообще ничего не увидим, — заметила я. — В потемках зеркало ни к чему.
— Не зря же я тороплюсь, — сказала Мэри-Энн.
Я подумала, она беспокоится, что Ханна провозится с другими до темноты и не сумеет толком привести ее в порядок. А еще мне показалось, что Мэри-Энн мается животом и просто хочет занять место у борта, чтобы в нужный момент не суетиться. Ханна дошла до нас минут через тридцать и предложила свою помощь; и тут мне открылась истинная причина такой настырности Мэри-Энн. Подняв глаза на Ханну, я услышала:
— Так-так. Вы, похоже, неплохо устроились.
Очевидно, в ней говорила ревность. Меня осенило: Мэри-Энн заметила, какими взглядами обменивались (все-то пару раз) мы с Ханной, и решила больше не давать нам такой возможности; я возмутилась, что мною так манипулируют.
Конечно, я могла ошибаться. В поисках разумного объяснения поступков Мэри-Энн я не учла, что ее предыдущие действия вообще не поддавались никакому объяснению и были результатом глубокого эмоционального шока. Я бы затруднилась объяснить даже многие из своих собственных поступков, а уж требовать разумных действий от человека психически неуравновешенного было совсем глупо. Объективности ради я просто записываю все, что тогда приходило мне в голову. А кроме того, этот эпизод показывает, что в долгие часы вынужденного безделья наши умы пытались наделить все происходящее хоть каким-то смыслом, — людям свойственно искать смысл во всем, что выпадает на их долю.
Потом взошла луна, тронувшая шлюпку холодным светом. Древние поклонялись луне, потому что не находили ей объяснения; ни с того ни с сего я произнесла короткую молитву о нашем спасении. А вслед за тем еще задумалась, не утратит ли силу моя молитва, когда тонкий убывающий серп, висевший над нами в ту ночь, вырастет в полный лунный диск. Наконец я помолилась еще и за Генри, устыдившись, что в последние дни ему почти не находилось места в моих мыслях.
Сейчас я почти уверена, что во время этих раздумий Мэри-Энн еще находилась рядом, но тогда меня это не волновало, так что утверждать не стану. Как бы то ни было, на восходе солнца выяснилось, что она пересела обратно на среднюю банку, под бочок к мистеру Престону, который все еще занимал мое привычное место. Они не спали, а перешептывались, но Мэри-Энн отпрянула в сторону, поймав на себе мой взгляд. Мне сразу вспомнилось, как накануне вечером она требовала, чтобы я осталась рядом с ней, и моя трактовка вчерашних событий начала меняться. Я спрашивала себя, не разыграна ли ею эта шарада с одной-единственной целью — найти способ поговорить с мистером Престоном без свидетелей, но сама же себе отвечала, что у меня разыгралось воображение. Пассажиры уже начали просыпаться, и события последующих дней вытеснили у меня из головы все размышления о мелких происках Мэри-Энн.
