Дорогой Леонид Ильич - Семанов Сергей Николаевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Впрочем, Брежневу недолго пришлось томиться на том столь хлопотном посту. Страну и его самого ожидали крутые политические перемены…
Октябрьский переворот
Когда-то, в двадцатых годах, вот так попросту у нас называли революционные события в Петрограде 25–26 октября (7–8 ноября) 1917 года. Потом их стали пышно именовать Великая Октябрьская социалистическая революция. Да, и Великая, и социалистическая, верно, однако и слово «переворот» тут вполне уместно: «перевернули» историю, и с тех пор пошла она совсем по иному, неизведанному пути.
В октябре 1964 года случилось неизмеримо меньшее событие в мировой истории. Но «переворот» тоже был.
Сумасбродный Никита в конце своего правления надоел буквально всем — и партии, и народу, стране в целом. Верхом его административных нелепостей стало разделение областных и районных комитетов партии на два — по промышленности и сельскому хозяйству. Нелепость этой меры была очевидна всем, а на практике привела едва ли не к параличу партийного аппарата: огромная перетряска кадров, непродуманный передел полномочий, неясность поставленных новых задач. Ко множеству старых анекдотов о Хрущеве добавились новые, очень ядовитые. Например: прибегает мастер в обком и жалуется, что его в цехе ударили молотком по голове… «Вам, товарищ, нужно в промышленный обком, а у нас сельский, вот если бы вас серпом по яйцам, тогда уж к нам…» Или вот еще один: приходит мужик в храм, просит разрешения побеседовать с батюшкой, а его спрашивают: «Вам какого батюшку, по промышленности или по сельскому хозяйству?»
Эта неразбериха касалась верхов советского общества. Но внизу было нисколько не лучше. Вдруг Хрущеву вздумалось ввести «трудовые паспорта». В эту объемистую книжечку, по широкой фантазии Никиты Сергеевича, должны были вписывать все награды и перемещения по службе, все поощрения и даже взыскания… Более нелепого документа, видимо, не изобретали за всю историю человечества. К счастью для людей и нашей полиграфической промышленности, ввести в жизнь этот документ-урод не успели, сняли Хрущева.
Впрочем, что паспорт, пустяки это. Однако в стране через двадцать лет после войны вдруг возникли серьезные затруднения с продовольствием. И не каких-нибудь там деликатесов стало не хватать, а самых необходимых продуктов. В 1963 году во многих городах ввели так называемые «талоны на муку»: их выдавали гражданам по месту работы, а потом приходилось выстаивать немалые очереди за получением пары пакетов муки. В очередях граждане веселили себя байкой, но не про Никиту уже, а его скромную и вполне достойную супругу Нину Петровну, которая никакими антипатиями в народе не пользовалась:
«— Вы слышали, что Хрущев вчера избил Нину Петровну?
— Как? За что?!
— А потеряла талон на муку…»
Все смеялись, хотя выстаивать в очереди за несчастным пакетом муки было совсем не весело…
А Хрущев закусил удила, никого уже не слушал, ни с кем не советовался. Окружали его в Президиуме, Секретариате ЦК и Совете Министров в основном его молодые выдвиженцы, они перед ним робели. Из оставшихся стариков пожилой лис Микоян, как всегда, ни в какие конфликты не вмешивался, шел за событиями. Очень авторитетный в стране и за рубежом Алексей Николаевич Косыгин был тогда заместителем Хрущева по Совету Министров, и хоть он и тянул все огромное хозяйство страны, Хрущев с ним не считался, даже ревновал его. В итоге к своему семидесятилетию единоличный глава партии и правительства оказался в полной политической изоляции.
Зато семидесятилетие Хрущева отмечалось в апреле 1964 года исключительно пышно. Ему на грудь навесили четвертую Звезду Героя Социалистического Труда (три предыдущих он тоже получил во время своего правления — в 1954, 1957 и 1961 годах). «Соратники» наградили его льстивыми речами, переслащенными похвальбой. Особенно отличился тут, как нетрудно догадаться, Леонид Ильич. В народе этот звездопад вызывал острое раздражение, все еще помнили, что Иосиф Сталин имел всего лишь одну-единственную Звезду Героя…
Недовольство народа стало даже принимать открытые и массовые случаи, чего не наблюдалось в Советском Союзе с двадцатых годов. В июне 1962 года в Новочеркасске забастовка на крупном локомотивостроительном заводе выплеснулась в уличные демонстрации с экономическими требованиями. По приказу Хрущева командующий Северо-Кавказским военным округом генерал Плиев ввел в город войска с приказом применять оружие. Было много жертв, а потом скорый и неправый суд над «зачинщиками» с расстрельным приговором. Происходили иные подобные случаи, хоть и масштабом поменьше.
То были грозные признаки растущего народного негодования, но Хрущев ничего не хотел замечать. Вокруг него в самых верхах партийного руководства зрело недовольство, нашлось некоторое число решительных деятелей, которые поняли: сумасбродного Никиту надо снимать, пока он не вызвал массового движения снизу.
Заговор против Хрущева долго оставался предметом пересудов и пустых сплетен, но в самые последние годы стали известны вполне достоверные, вплоть до подробностей, обстоятельства. Разумеется, участники опасного для себя заговора никаких документов в те времена не оставляли, это были люди осмотрительные и осторожные, однако потом почти все поделились воспоминаниями о столь памятном для них событии. Воспоминания эти, как всегда, кое в чем противоречивы, однако в целом вырисовывается достаточно полная и объективная картина. Заметим попутно, что Брежнев при жизни о том не произнес никому ни слова, а уж записок тем паче не оставил.
Можно установить, что сторонники смещения Хрущева начали осторожно поговаривать о том еще со второй половины 1963 года, когда нелепость и деловая вредность разделения партийных органов на промышленные и сельскохозяйственные стала очевидной уже на практике. Есть в той связи любопытное свидетельство скромного сотрудника Юрия Королева.
«Не знаю, как это происходило в Политбюро и ЦК, но Брежнев в один из сентябрьских дней 1964 года вызвал к себе группу руководящих работников (в том числе и меня) и дал поручение побывать в нескольких республиках и областях. Мы поняли: надо посмотреть, как реагируют на это решение (раздел партийных организаций на промышленные и сельскохозяйственные) руководители и коммунисты на местах. Но дал задание Леонид Ильич в какой-то неясной форме, намеками. Видно, сам боялся провала собственной миссии. Поэтому говорил примерно так:
— Это правильное мероприятие, верное партийное решение, ЦК одобрил его. Вы только посмотрите повнимательнее, как на местах народ реагирует, довольны люди или нет…
Через некоторое время группа докладывала Брежневу итоги своих поездок. Беседа велась очень осторожно, без каких-либо политических оценок и крайних выводов. Леонид Ильич, как мне показалось, был удовлетворен общими результатами. Они, бесспорно, свидетельствовали о неудаче эксперимента и падении авторитета Хрущева в партийных кругах».
Почерк уже зрелого и опытного политика Брежнева очевиден и четко просматривается как в его прошлом, так и в будущем. Послал скромных сотрудников в провинцию с неясным заданием по поводу раздела парторганов. Ясное дело, что провинциальные партработники были куда прямее и откровеннее столичных, они не могли не поведать гостям о нелепостях очередного хрущевского «преобразования» и об отношении к нему рядовых членов партии. Доклады проверяющих Брежневу были, разумеется, достаточно осторожны, однако кое-какие факты не могли там не прозвучать. И этого было достаточно! Теперь Брежнев и его сторонники могли ссылаться на мнение партийных «масс».
Брежнев и далее держался очень осторожно. О том есть свидетельство Федора Бурлацкого, партийного баловня эпохи Хрущева и всех последующих генсеков, неважного журналиста, неудавшегося писателя, которого даже друзья-евреи выгнали из «Литературной газеты». Но он знал многие кремлевские сплетни и о некоторых позднее поведал:
«Сергей Хрущев искренне заблуждается, когда утверждает, что главной пружиной в заговоре против его отца был Брежнев. Это заблуждение, впрочем, легко понять, так как именно Брежнев должен был вызывать особую ненависть у Хрущева и его семьи после «октябрьского переворота», поскольку ни к кому другому Хрущев так хорошо не относился, как к нему. Кроме того, Сергей, вероятно, не может признаться себе самому, в какой степени он и в особенности Аджубей были обмануты Шелепиным и Семичастным — комсомольскими «младотурками», как мы их между собой называли. Те не только сумели вкрасться к ним в доверие, выглядеть самыми надежными, закадычными друзьями-приятелями, прежде всего Аджубея, но и самым ловким образом провели родственников Хрущева в драматический момент октябрьского Пленума.
