Пятый ангел вострубил - Воробьевский Юрий Юрьевич (читать книги онлайн без txt) 📗
(Из дневника)
Билет в Париж стоил в то время 170 рублей: туда и обратно. А рубль оценивался в десять франков – по официальному курсу, конечно. Страна называлась «совок», деньги «деревяшками».
И вот мы с тобой – на время – отделились от масс трудящихся, от «этой страны» с ее проблемами дефицита. Мы ехали в Париж. И смотрели, как в Бресте колеса поезда меняют на западную колею. В моей душе одномоментно-сумбурно клокотали два состояния, которые можно передать так: «Сбылась мечта идиота» и «Это есть наш последний и решительный бой».
Бой, какой-то европейски-бархатный и хиппово-разноцветный, начинался во всем соцлагере. В наших паспортах еще стояли многочисленные транзитные визы: Польша, ГДР, ФРГ, Бельгия… А границы уже как-то стихийно стирались.
«Берлин – Вест»… «Берлин – ZOO». А нету, нету уже границы-то! Аккуратно одетые немцы не по-немецки бесхозяйственно и суетливо долбили и крошили стену… Совершалось что-то грандиозно важное, великое или роковое внутри моей души, в нашей с тобой судьбе, в судьбе Отечества и в мировой истории… Я чувствовала это, наблюдая из окна нашего уютного двухместного купе, как разбирали на сувениры символ окончательной и полной победы социализма…
Откуда в каждом русском человеке сидит какая-то генетическая память и знание Парижа? Я говорила со многими людьми, и все поражаются этому странному «дежавю»: отчетливому ощущению того, что это все уже было, происходило, повторялось. Париж знаком и понятен с первых шагов по загаженному собаками узкому тротуару. Французский язык – практически тоже.
Между московскими и парижскими улицами разница такая же, как между нормальным человеческим лицом и хитрой сморщенной мордашкой старенькой мартышки. Французская речь – кокетлива, куртуазна и кондитерски приторна – во! – даже по-русски все слова французскими оказались! О французской бережливости, жадности и мелочности ходят легенды и анекдоты по всему миру.
Андре, его жена Франсин и сын Рафаэль встретили нас радушно, гостеприимно и хлебосольно. Правда, это было чисто французское радушие, гостеприимство, хлебосольство… Немытые и голодные с поезда, мы должны были мимически общаться с их гостями до самого ужина: ведь время обеда только что закончилось, а не нарушать же из-за каких-то экзотических визитеров вековые традиции!
Ты, как всегда, интеллигентно молчал, молчал естественно и мило, причем теперь уже на законных основаниях – дескать, твое знание языка «в объеме вуза» не давало возможности для речевой коммуникации. Таким образом, возникла жестокая необходимость моего срочного «погружения». Это у Чехова, да? – «Если зайца долго бить, он спички зажигать научится…».
Правда, языковая ситуация облегчалась тем, что все семейство Андре и даже некоторые из их друзей понимали и могли объясняться по-английски. Дефицит же в их понимании и говорении я заполняла своей болтовней в режиме непрерывного пояснения, растолковывания, плюс мимика и жесты, прыжки, гримасы и телодвижения. За день такого буйного общения я уставала так, как будто проработала Сизифом.
Туристический маршрут – Тур Эффель, Ль'арк де Триемф, Лувр, Монмартр, Версаль и прочее. Дешевые магазины Тати, распродажи, арабы, китайцы и секондхэнды – это все было для нас. Так сказать, – «загрузись попутно». Главной целью поездки оставалось твое посвящение.
Я настойчиво пыталась взять быка за рога чуть ли не с подножки вагона и в обычной своей режиссерской манере начала давить на Андре. По странному стечению обстоятельств, профессии у нас с ним одинаковые. Ему кружит голову слава Клода Лелюша и он все пытается сделать задешево игровую «нетленку», вроде «Мужчины и женщины». Так что давить на Андре мне не очень-то удавалось. Тут, как говорится, нашла коса на камень.
Тем не менее, дело двигалось. Медленнее, чем мне бы хотелось, но двигалось (французский бюрократизм намного крепче и устойчивей нашего).
Режиссер – он и в Африке режиссер. И в Париже! Андре мастерски подготовил и блестяще провел операцию, под кодовым названием «Первый русский масон». Ее основой был напор и куча мелких обманов. Понадобилось, например, собрать семерых как бы давно и хорошо знающих тебя «братьев». Подготовить «общественное мнение». С помощью Жан-Пьера перевести толстую кипу бумаг, для чего мы посетили его в 70 км от города в два часа ночи и оставили без сна. V нас такие вещи не впечатляют, но для бедного француза такое – шок на всю оставшуюся жизнь…
Масонский натюрморт
Если бабам надо посплетничать, то они реализуют эту потребность, даже если обе – слепоглухонемые, и одна – из племени банту, а другая – эскимоска. С подружками Франсин, не владеющими никаким языком, кроме французского, я давно попереживала за ее жизнь, и перемыла косточки Андре. А в ту знаменательную ночь посвящения сама Франсин на школьном английском делилась со мной семейными тайнами подружек. Но даже за этим, самым увлекательным из женских занятий, время тянулось медленно.
То ли от осознания судьбоносности того, что происходит где-то на противоположном конце Парижа, то ли от тревожных предчувствий, то ли от французского экономного отношения к калориферам – меня трясло… Вы с Андре явились с розочкой, запахом «братского ужина», новенькими твоими ритуальными одеждами под утро. Все были горды и счастливы. Свершилось!
Свершилось невероятное: бюрократы, казуисты и крючкотворы французские пошли на крайность, посвятив тебя не только в первый, а в один за другим – сразу в три градуса! В одну ночь ты стал не учеником, не подмастерьем, а мастером! Режиссерский профессионализм Андре проявился в конкретном результате! Я поняла, что рядом с ним мой уровень – хлопушка… французские «братья» так растерялись, что сгоряча разгулялись широко, по-русски, и в складчину купили нам в подарок видеомагнитофон, который был тогда в «совке» роскошью невиданной. Он вскорости был мною присовокуплен к квартире в очередном великолепном обмене.
Сохранилась копия моей «зодческой работы», где речь идет о посвящении в первый градус. Заменив в ней «сестра» на «брат» и «она» на «он», я привожу ее здесь, чтобы напомнить тебе хоть кое-что из бури пережитого в ту ночь…
Три странствия профана
Основное посвящение профана начинается после пребывания в черной келье – очищения землей – и проводится в самом Храме.
Профан должен предстать перед братьями не одетым и не раздетым, не обутым и не босым. Такой вид посвящаемого знаменует собой тот хаос, в котором он пока пребывает. Часть одежды снимается с профана и для того, чтобы напомнить – добродетель не нуждается в покровах. В самых древних ритуалах считалось, что левая сторона груди, т.е. сердце обнажается в знак искренности, левое колено – в знак сознательного смирения, а левая нога разувается в знак напоминания древнего восточного обычая снимать обувь на пороге Храма. Глаза профана во всех ритуалах покрывают черной повязкой, которая символизирует мрак, окружающий его, и делает весь обряд посвящения особенно магически таинственным.
На шею профана должна быть надета веревка – как бы остаток пуповины, все еще связывающий его с миром повседневности.
Я не очень понимаю, почему в Досточтимой Ложе «Роза Ветров» не сохраняется древний обряд обнажения сердца – ведь это один из важнейших символов посвящения. Глаза профана еще завязаны, он еще вне предела опыта и знаний, но сердце – уже «распахнуто» в знак того, что на пороге посвящения будущий ученик уже готов подвергнуться испытанию с сердечной открытостью и искренностью.
Убедившись в том, что профан «свободен и добрых нравов», брат – Руководитель вводит посвящаемого, склоненного, в Храм. В древности первые масоны всегда заставляли посвящаемых ползти в Храм через низкий узкий проход, напоминающий о выходе новорожденного из материнского лона – ибо настал час рождения к новой жизни.
