Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт (лучшие книги .TXT) 📗
— У вас есть книги по инженерному делу?
Валентина говорила тихо, чтобы мать, задержавшаяся в другом конце магазина, не услышала. Приказчик даже немного наклонился к ней, чтобы разобрать ее слова.
— Конечно, есть. Позвольте, я проведу вас…
— Не нужно, просто скажите где. Я сама найду.
Он выполнил ее просьбу, и Валентина торопливо направилась к указанной полке. Она просмотрела названия, но книг оказалось не так уж много: одна по строительству мостов, несколько по горному делу, одна была полностью посвящена возведению московского Кремля. Про туннели не было ничего.
Ну же, выбирай! Скорее!
Ага, вот чтото об автомобилях. Он говорил, что любит копаться в моторах. Пальцы девушки уже легли на кожаный корешок, чтобы снять книгу с полки, но вдруг она увидела имя, написанное на обложке книги, стоявшей ниже. Изамбард Кингдом Брюнель. Она выхватила ее, торопливо подошла к прилавку и заплатила. Приказчик завернул книгу в коричневую бумагу.
— Что это? — раздался любопытный голос матери.
— Биография Брюнеля.
— Кто такой Брюнель, Валентина?
— Один англичанин, — небрежно обронила она. — Смотри, мама, я и Кате книжку купила.
Она показала матери сборник Шарля Бодлера.
— Думаешь, ей понравится? — засомневалась та.
— Да.
— Вы с ней так близки, — тепло улыбнулась Валентине мать. — Я хочу, чтобы ты знала: мы с отцом очень благодарны тебе за то, что ты сделала. За то, что спасла ей жизнь. Ей повезло, что у нее есть ты. — На какойто миг глаза матери увлажнились, и она прикоснулась к руке дочери, той, в которой она держала книгу для Кати. — И нам с отцом повезло. Это правда, моя дорогая. — Тут, словно устыдившись проявления чувств, она добавила более отстраненно: — Кстати, Валентина, я совсем забыла тебе сказать. Капитан Степан Чернов, тот гусар, с которым ты разговаривала на балу, заходил сегодня утром и оставил карточку. Завтра днем он наведается снова.
По дороге домой Аркин прислушивался к молчанию своих пассажирок. Чтото произошло в книжном магазине. Искра в темных глазах девушки, заставившая его волноваться, исчезла. «Сегодня ночь будет безлунная». Ее слова не шли у него из головы. Но она не могла знать о том, что произошло вчера. Черт возьми, не могла!
Хорошо было бы поговорить с Сергеевым, но после взрыва бомбы ему нужно было сидеть тихо и не высовываться. Тихо. Он погудел клаксоном какойто повозке, которая перегородила дорогу. Ему нужен был шум. Только шум мог заглушить в его голове другие звуки. Тишина была для него лишь смутным воспоминанием. Тишина теперь была не более чем словом. За рай на земле нужно было заплатить высокую цену, и он был готов к этому… Только по ночам ему было тяжело. Его разум утратил покой.
С заднего сиденья раздался голос. Это мать наконецто решила чемто заполнить тишину. Она указала на новую портняжную мастерскую, пообещала дочери, что закажет для нее чтонибудь, и тут же принялась рассуждать о различиях в новомодных фасонах юбок. Слушая ее, Аркин начал понимать, что ему нравится звучание голоса госпожи Ивановой. Голос — самое яркое, что в ней было. Слушая ее голос, он мог представить ее себе спокойной, без обычной настороженности во взгляде. Она не доверяла людям и не доверяла жизни. Но его это не удивляло. Он прекрасно знал, что она чувствует.
Притормозив у какогото перекрестка на Невском, Аркин отчетливо услышал, как дочь сказала матери:
— Мама, я волнуюсь за папу. Что, если после Столыпина они примутся за остальных министров? Что, если этот взрыв у Аничкова дворца — начало какогото плана? Они ведь могут опять за папой прийти.
— Валентина, в этом мы с тобой должны положиться на отца. Не вмешивайся. Он не любит этого. В таком деле ему принимать решения, не нам.
— Мама, а ты боишься их, революционеров?
— Нет, конечно. Это же просто сброд. Неорганизованная чернь. К тому же не забывай, что есть армия, которая защитит нас.
— Это такие люди, как капитан Чернов?
— Вот именно. — После нескольких минут напряженного молчания Елизавета добавила: — Прошу тебя, Валентина, будь с ним приветливее.
Аркин, продолжая смотреть на дорогу, представил себе их. Они надеются, что капитан Чернов сумеет их спасти? Пусть надеются.
Аркин проснулся в холодном поту. Ктото страшно кричал, ревел у него над ухом. Кровать была опутана паутиной, он дергал ногами, пытаясь высвободиться, но ничего не получалось. Паутина оплела его лицо, в кромешной темноте ее нити жгли его кожу, как раскаленные провода. Опять крик. Неужели эта сволочь никогда не заткнется? У Виктора раскалывалась голова, сердце билось так, что желудок словно вывернулся наизнанку, и его стошнило прямо в кровати.
Опять удары. На этот раз другие. Ктото бил кулаком в стену.
— Да заткнись ты наконец! — Это был голос Попкова.
Только теперь Аркин зажал себе рот, и ужасный крик тут же прекратился. Значит, кричал он сам. Он сел, в темноте спустил ноги с кровати, и прикосновение к холодным половицам привело его в чувство. Он снова оказался в своей тесной комнатке над конюшнями. Аркин отер пот с лица.
Каким нужно быть человеком, чтобы каждую ночь видеть в кошмарных снах убитых им лошадей? А как же люди, которых он погубил? Этот сон возвращался к нему каждую ночь. Каждую ночь он видел черную лошадь с оторванными задними ногами, которая, изгибаясь, пыталась дотянуться большими желтыми зубами до того, что осталось от ее окровавленного тела, чтобы выдавить из себя боль. Ее крики раскалывали ночь пополам.
Где были люди? Почему не было слышно их криков?
Боже правый, в кого же он превращался? Он снял грязную ночную рубашку и встал, дрожа всем телом. Хорошо, что было темно. Темнота нравилась ему. Ему нравилось, как все, что было вокруг, исчезало во мраке. Только будущее продолжало ярко светиться.
13
Сын графини был настоящим храбрецом, этого Йенс не мог отрицать. Любые сложные задачи, которые подбрасывал ему Фриис, он преодолевал не задумываясь. Мальчик не был разговорчивым. Но, если ему приходилось проводить целые дни в заключении под надзором строгого домашнего учителя, разве можно было его винить в том, что он предпочитал держать свои мысли при себе? Впрочем, на улице он позволял себе кричать от радости, когда его маленький пони резко бросался с места, стоило ему ударить каблуками в круглые лоснящиеся бока. Сквозь густые деревья пробивалось солнце, заливая лесные тропинки светом.
— Алексей, — бросил через плечо Йенс, — едем вниз, к ручью.
— Можно мне перепрыгнуть его? — восторженно закричал мальчик в ответ.
— В прошлый раз ты свалился с лошади.
— Это было совсем не больно.
Его мать не раз жаловалась, что у сына огромный кровоподтек на плече не сходил две недели, и запретила им прыгать через ручей, пока Алексей не повзрослеет.
Мальчик улыбнулся Йенсу.
— Я не упаду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Каблуки опусти пониже.
Они проехали между густыми зарослями кустов к тому месту, где ручей проложил себе дорогу по черной земле. Щеки мальчика горели. Йенс увидел, как сжались его пальцы на поводьях. Быстрый удар каблуками — и вот уже пони весь собрался, приготовившись к прыжку. Но в последнюю секунду Алексей неожиданно резко натянул поводья, останавливая пони, выпрыгнул из седла, бросился к ручью и упал на колени в холодную воду.
— Выйди оттуда, — приказал Йенс.
Мальчик поднял из воды собаку. Точнее, голову собаки. Большое коричневое тело оставалось под водой, и мальчик поднял ее голову надо льдом, чтобы животное могло дышать. Он стал гладить мокрую морду, снимать с глаз налипшие водоросли.
— Алексей, брось ее. Она уже умерла.
— Нет.
— Выходи из воды. Ты сам замерзнешь насмерть.
— Нет.
Никогда еще Алексей не перечил. Йенс спрыгнул с лошади и поднял из воды безжизненное животное. Это был крупный пес с лохматой шерстью и молодыми белыми зубами. Вместе с Алексеем, который продолжал тереть одно из поникших ушей псины, Йенс, обливаясь холодной водой, вынес животное на сухую землю.
