Хозяин музея Прадо и пророческие картины - Сьерра Хавьер (полные книги .TXT) 📗

— У меня тоже есть сюрприз для тебя, — сказал он. — Существует любопытный документ... Ага, вот он. В отчете о последних днях императора, монах-иеронимит брат Хосе де Сигуэнса упоминает также о картине Тициана. По его словам, когда кесарь решил удалиться от мирской суеты в монастырь Святого Юста и подготовиться к смерти, в числе первых он отдал приказание перевезти туда «Глорию» Тициана. Описание Сигуэнсы точно характеризует степень одержимости императора этой картиной. Я прочитаю. Незадолго до смерти он «вызвал хранителя королевской сокровищницы, и, когда тот явился, повелел принести портрет императрицы, своей супруги, и смотрел на него. Затем приказал снять завесу со «Страшного суда». Перед этой картиной он провел намного больше времени и созерцал ее долго. Врач Матиас уже хотел сказать, чтобы он не смотрел больше, поскольку нельзя оставлять в бездействии силы души, которые управляют работой тела. И тогда он, повернувшись к врачу, вздрогнув, промолвил: «Мне нехорошо». Это произошло в последний день августа в четыре пополудни».

— Но тут ни слова не сказано о вратах...

— Зачем, по-твоему, Карл так долго стоял перед своим собственным изображением? Из описания отца Сигуэнсы следует, что император впал в транс, созерцая картину Тициана. Я не склонен к эзотерическим толкованиям, однако очевидно, что император стремился обрести внушение свыше, ведь он готовился отправиться в дальний путь. Эту картину он считал своей тайной дверью на тот свет. В его положении, полагаю, даже самый отчаянный скептик сделал бы над собой усилие, чтобы в это поверить.

Глава 10

КАРЛ V И СВЯЩЕННОЕ КОПЬЕ ХРИСТА

Поверить? Наверное, старина Санти попал в точку. И такое произведение искусства, как «Глория», действительно невозможно осмыслить, руководствуясь лишь разумом. Скорее всего нужна истинная вера, чтобы полностью расшифровать заложенное в нем послание. А если я рискну? Если попробую поверить?

Именно в те первые дни начавшегося 1991 года я пришел к заключению, что в жизни надо полагаться на судьбу. И тогда же решил испробовать рецепт на практике, невзирая на последствия. Мне хотелось думать, что содержательная лекция, какую мне прочитал Санти Хименес — на редкость актуальная и своевременная, — вовсе не была случайностью, а явилась последним звеном изощренного плана, который начал осуществляться в декабре, когда я повстречался с маэстро в Прадо. И этот план, как бы абсурдно ни звучало подобное предположение, побуждал меня двигаться в одном направлении — к сокровенным тайнам шедевров из собрания музея. Почему бы мне не отдаться на волю провидения? Разве было что-то дурное в приметах и знаках, которые подсказывали мне такие разные и неожиданные собеседники в Мадриде, Эскориале и Турегано? И если путь действительно был предначертан судьбой, то куда, к какой цели он меня вел? Вот почему мне не терпелось поскорее увидеть «Глорию» своими глазами.

Все пытались привлечь мое внимание именно к данной картине, начиная с загадочного сеньора Икс с его показательной подборкой материалов о Карле V, и Марины, выступившей посредницей, до любезного Санти. Правда, я постоянно мысленно возвращался к обстоятельствам, при которых самый могущественный правитель в мире отдал Богу душу. В конце нашего разговора Санти дал мне два солидных биографических исследования, чтобы я получил представление о последних днях императора. Я узнал, что 21 сентября 1558 года, в два часа ночи кесарь испустил дух в небольшом каменном доме, примыкавшем к монастырю. Он находился примерно в двух километрах от глухой деревушки Куакос, в районе Ла-Вера в провинции Касерес. У этого человека, худощавого и нервного, было достаточно времени, чтобы навести порядок в делах государственных, однако он не оставил распоряжений относительно последнего своего имущества. Драгоценная картина, библиотека, коллекция часов и астролябий и даже специальный табурет, сделанный по заказу, чтобы поддерживать подагрическую ногу, прозябали в забвении в монастыре Святого Юста. И «Глория» пребывала в тиши и безвестности, пока Филипп II не приказал перевез ти шедевр в Эскориал вместе с нетленными останками своего отца. Таким образом, по прихоти истории «врата в потусторонний мир» и мумия императора очутились одновременно в месте вечного упокоения королей Испании.

Я представил сцену, как умиравший император возлежал на горе подушек и, одолеваемый болью в конечностях, не сводил глаз со своего изображения, взывающего к Святой Троице. В окружении братьев иеронимитов самый могущественный человек на земле принял соборование, попросил со слезами прощения у присутствующих и молил Господа о милосердии. И одновременно он ни на мгновение не забывал, как описывал в своих трудах Августин Блаженный чудо божественного явления, которое как в зеркале отражалось на полотне Тициана.

И с этим нарисованным в воображении образом, пронизанным щемящим чувством печали и надежды, я прибыл в Прадо. Поспешно предъявив льготный пропуск, я ринулся в галерею первого этажа. В тот день «Глория» должна была получить заслуженную высшую оценку. Очутившись перед колоссальным панно — три с половиной метра в высоту и два сорок в ширину, — я сообразил, что Карл не мог держать картину в домике, где умер, поскольку она там просто не поместилась бы. Самым правдоподобным становилось предположение, что император молился перед этим образом у главного алтаря церкви в монастыре Святого Юста, прямо над тем местом, где его сначала похоронили, рядом с супругой. Но после длительного созерцания картины я, кажется, понял еще кое-что. Картина не только даровала утешение, укрепляла веру и являлась своеобразной картой загробного мира, но и внушала надежду, будто смерть — не конец пути. И чудесным образом, через заступничество Мадонны и Святого Иоанна — фигура, обращенная к зрителю спиной в левой части композиции, — волей Троицы и благодаря потомству император сохранит силу влиять на судьбу своих земель.

— Тициан и Карл Габсбург! Маленький сговор титанов!

Громкое восклицание вывело меня из задумчивости. И оно сорвалось вовсе не с губ праздного туриста. Эти слова произнес у меня за спиной человек, которого я узнал мгновенно.

— Доктор Фовел! Я не ожидал вас сегодня встретить.

После зловещих предупреждений сеньора Икс меньше всего мне хотелось видеть странного своего знакомого, тем более что я находился в другой части музея, далекой от залов, где мы обычно беседовали. Я попятился.

— Неужели? — Маэстро иронически поднял брови, расстегивая пуговицы пальто. — Я всегда на месте, ты не забыл?

— Нет, конечно.

— Кроме того, ты остановился около одной из моих любимейших картин. Мы не могли не встретиться.

— Серьезно?

— В действительности, увидев, как ты застыл тут, перед шедевром, который, к несчастью, большинство посетителей обычно не замечает, я подумал, что мог бы рассказать тебе об отношениях, связывавших Тициана и Карла V. Уверен, тебе будет интересно.

— Боюсь, у меня сегодня мало времени, доктор.

Оправдываясь, я украдкой оглядывался по сторонам, выискивая кого-нибудь, кто проявлял бы повышенное внимание к нашему разговору. Просторный зал номер 24 практически пустовал. Он был проходным, и там редко кто задерживался. Тот день не представлял исключения. Тем не менее меня держал в напряжении страх, что загадочный сеньор Икс обретается где-то поблизости и увидит нас вместе. От Фовела мое состояние не ускользнуло.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего...

Маэстро вновь недоверчиво поднял брови.

— Ничего. Правда, — произнес я.

— Ты ждешь кого-нибудь?

Я покачал головой. Фовел удовлетворенно улыбнулся:

— В таком случае я отниму у тебя несколько минут и растолкую смысл первой картины из арканона Прадо.

— Арканон Прадо?

— Вот видишь! Именно это мне нравится в тебе. Любознательность сильнее тебя. Так уделишь мне немного времени?

— Разумеется, — вздохнул я. — Но что такое ар-канон?

— Печально, что о нем знают немногие. По сути, речь идет о своеобразной классификации шедевров, которые хранятся в музее. Сама идея появилась сравнительно недавно, приблизительно в начале XIX века, когда при королевском дворе еще привечали всяких магов, астрологов и докторов оккультных наук. Из их числа была создана группа, долгое время она изучала тайную историю собранных тут шедевров, чтобы определить, какие из них имели мистическое предназначение, а какие нет. Ее называли «каноном арканов» или для краткости арканон.