Ошибка молодости (сборник) - Метлицкая Мария (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
В июне Зойка впервые попала к Самиру домой. Удивилась простоте и уюту. И еще – чистоте. Он, смущаясь, объяснил, что чистота – не его заслуга. Раз в неделю приходит женщина и наводит в квартире порядок. Зойка растерялась:
– И такое бывает!
– Да. В родительском доме есть прислуга и повар.
Ели они в тот день чудные макароны с ароматной травой, сыром и томатным соусом.
– Спагетти, – объяснил Самир.
Потом пили кофе – бразильский, аромата бесподобного – и ели такие пирожные, просто язык проглотишь!
А потом Самир открыл бутылку шампанского и предложил выпить за их «дальнейшую жизнь». Зойка не очень поняла, что это значит, но спросить не решилась. Потом они слушали музыку и опять пили кофе, теперь уже с конфетами и тончайшим, на просвет, ореховым печеньем.
Вечером Самир проводил Зойку домой. Долго стояли в подъезде и целовались, никак не могли друг от друга оторваться. Наконец абсолютно одуревшая Зойка вырвалась из тесных объятий и помчалась по лестнице. У дверей квартиры она притормозила, перевела дыхание, вытерла вспотевший лоб и щеки и открыла дверь.
Замученная вечными проблемами Раиса как будто ничего не замечала: ни шальных глаз дочери, ни опухших губ, ни красных пятен на шее (от волнения и поцелуев – два в одном).
Глаза ей открыла Клара. Как же можно этого не заметить? Раиса мяла в руках кухонное полотенце, вытирала вспотевшие от волнения ладони и лицо, виновато приговаривая:
– Как же так, Кларочка Мироновна? Как же так? И как я могла не заметить? Дубина стоеросовая!
За ужином она внимательно вглядывалась в лицо дочери. Тревожно осматривала ее фигуру – не поправилась, не похудела? Ест хорошо, с аппетитом. Не бледная вроде. Или нет, все-таки бледная? И синяки под глазами…
– А что это у тебя на шее?
Зойка, стоявшая в ночнушке перед зеркалом, быстро прикрыла шею рукой, покраснела и залепетала:
– Да косынкой натерла!
Раиса побагровела:
– Ах ты дрянь! Пошла вразнос! С кем скрутилась, отвечай! – И отвесила тяжелой рукой звучную пощечину. Правду пишут на стене, правду! Вот оно и вылезло – как есть. Путается, шалава. – Глаз не спущу! – крикнула мать. – С работы домой. По часам! Опоздаешь – бить буду. Смертным боем!
Зойка поверила сразу. Заперлась в ванной и там отревелась. А Раиса тем временем рвала в клочья ее нарядные кофточки с вырезом и узкие юбки, с наслаждением и без грамма жалости, хотя бедность научила ее не выбрасывать даже рваные и латаные-перелатаные чулки и трико.
Опять все рушится! И опять ничего у нее не получается! Есть на свете невезучие люди. Когда не везет везде и во всем. И среди них она, Зойка. В первых рядах.
А самое страшное, что никому, никому она не может доверить свою тайну и поделиться своим счастьем – ни маме, ни Кларе. А про Тому и думать нечего. Вернее – страшно подумать.
Конечно, любимому она все рассказала. Тот опечалился, но ненадолго. Бодро сказал:
– Все будет хорошо! – И… уехал на каникулы домой.
Зойка дежурила у почтового ящика, но писем не было. Ни одной весточки за три месяца! Она впервые похудела так, что впору в манекенщицы. Почти до невероятного прежде и столь заветного Томкиного размера.
Подруга зашла к ней перед поездкой на море. Хвасталась новым югославским купальником и чешскими босоножками. Зойка, понурая и потерянная, вяло кивала.
– Тощая ты какая! – удивилась Тома. И с садистским удовольствием добавила: – А тебе не идет! Как цыганка-перестарок. – И опять затрещала про курорт, танцы, сладкое вино и сочные персики. – А поедешь со мной? – вдруг неожиданно предложила она.
Зойка растерялась:
– Как с тобой? На море?
Тома кивнула. Зойка засуетилась – а деньги? Купальника нет вообще. Вдруг не дадут отпуск? Или не разрешит поехать мать? А билеты? Разве в сезон достанешь?
– Ну, решай, – жестко ответила Тома. – Еду через две недели. Решишь свои вопросы – значит, поедешь. А не решишь – кисни тут до скончания века. Мне тебя не жалко.
Отпуск дали – упросила. Клара обещала уговорить мать. Купальник купила в туалете на Кузнецком у фарцы. Дорого так, что самой стало страшно. Но какой это был купальник! Синие розы, лимонные листья на черном фоне. И застежечка из желтого металла – как золотая, ей-богу. Еще хотелось сарафан – белый или голубой, можно и розовый. Были такие из марлевки, индийские. Отстояла в очереди четыре часа в индийском магазине «Ганг». Достался, правда, темный, грязно-зеленого цвета, в бурых листьях. Не о таком мечтала, но все равно – счастье.
Мать сказала:
– С Томкой отпущу, – и дала денег на билет.
С билетом помогла сама Томка – со вздохом и большим одолжением. Пришлось заплатить пятерку сверху.
Тома размышляла. Ругала себя за свой порыв – не от жалости взяла с собой эту дуреху, не от жалости, понятно. Просто подумала, скучно ей будет одной, да и страшновато. Чужой город, разгоряченные солнцем, алкоголем и свободой мужчины. Ни на танцы одна не пойдешь, ни в кино. Ладно, пусть едет эта овца. Страшна сейчас, как образина. Не помеха. А Тома загорит, отъестся. И будет вам там ого-го! Да и еще – с такими тряпками! Короче, держитесь, мужики! А эта голь перекатная… Пусть и ей будет счастье, милостиво решила Тома.
Зойка удивлялась всему: поезду, мерно постукивающему колесами, полустанкам и деревням, коротким остановкам на станциях, где горластые и шустрые торговки продавали горячую картошку, соленые огурцы и черешню.
Она висела на ступеньках вагона – сходить боялась, вдруг поезд тронется! – и ей хотелось всего и сразу: и картошки, и огурцов, и невиданных по размеру ярких фруктов.
Торговки набрасывались на Зойку, как коршуны, чуя острым и ушлым нюхом наивную, готовую на любые подвиги покупательницу.
Тома гоняла их и утаскивала свою компаньонку в купе.
– Дура, простофиля, здесь все втридорога! Спекулянтки сплошные! Вот приедем – и пожрешь свои ягоды, никуда они не денутся.
Зойка не верила:
– А вдруг там ничего такого не будет?
Тома презрительно фыркала и отворачивалась к стене. О чем с этой дурой говорить?
Сняли комнату у армян – чистую, беленые стены, беленый потолок, две железные кровати, шкаф, над столом зеркало. На общей веранде плитка и холодильник. Там же, на открытой полке, кастрюли и сковородки.
Во дворе, чисто выметенном и посыпанном мелкой галькой, – огромная беседка, увитая виноградом, а в ней большой деревянный стол. Семья хозяев – три поколения: бабушка с дедом, сноха с мужем, трое детей. Два холостых сына – высоких, крепких, с яркими глазами и белоснежными до сахарности зубами. И старшая замужняя тихая дочь – с маленьким сыном и большим беременным животом.
Готовила мать – тазами, чанами. С утра ловко вертела долму, тушила мясо, пекла пироги. Пахло так, что кружилась голова. Слепая бабушка помогала невестке чистить лук и морковь. Старик там же, под алычой, в тенечке, слушал радио – судя по громкости, он был сильно глуховат. Иногда невестка покрикивала на него, тогда тот выключал звук и мгновенно засыпал. Дочь возилась с ребенком и вязала приданое для малыша. Все надеялись, что родится девочка. Мужчины приходили с работы, и начинался обед. Сначала ели молча, а когда подавали кофе – обязательно сваренный в турке на песке, – начинались громкие и отчаянные споры, о чем, непонятно, на родном языке. Спать ложились рано – это вы тут на отдыхе, а у нас завтра рабочий день.
Последней уходила с кухни Ануш, хозяйка, тщательно перемыв всю посуду и протерев так же тщательно веселую, липковатую, в ромашках, клеенку.
Ануш подруг непременно угощала: то супом, то горячим. И наливала кофе – густой, ароматный и чуть соленый. Сетовала, что старший, Вартан, никак не женится. А парень хороший, непьющий, да и зарабатывает прилично. А у младшего, Гаика, была невеста, но что-то разладилось, и свадьба сорвалась. В общем, материнские горести и печали. Зойка готова была сидеть с Ануш допоздна, а Тома злилась и тащила подругу на танцы.
