Друиды Русского Севера - Лазарев Евгений Сергеевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
Эта последовательность выстраивается исключительно из типологических соображений, в соответствии с общепринятой периодизацией. Если абстрагироваться от нее, то ясность исчезает. Н. Р. Гусева говорила в беседе с автором этой книги, что европейские индологи спорят, означает ли ведийское слово ayas (ayah) медь или бронзу (по аналогии с латинским aes, медь, бронза); однако в Ригведе есть выражение «черная ayas» — это скорее всего железо…
Гимны «Ригведы» чрезвычайно архаичны. Согласно общим представлениям о железном веке, против которых возражает Тилак, предки индостанских ариев (тем более их ностратические прапредки) не могли знать не только о железе, но и о меди. Но почему же не могли? Они действительно не применяли металлы в массовом, бытовом производственном процессе. Однако этнографам хорошо известно, что, например, отдельные народы Крайнего Севера, которых ученые застали фактически на стадии каменного века, знали самородные металлы и метеоритное железо. Более того, включали их в систему сакральных ценностей, что свидетельствует о древней традиции.
Разве могли древние люди, исключительно внимательные к окружающему миру, «не заметить», скажем, уникальный гренландский остров Сависсивик, который по каким-то не вполне ясным причинам как бы притягивает к себе железные метеориты? За последнее столетие ученые обнаружили там множество этих посланцев неба; среди них — железные глыбы весом в 20 и 31 тонн. Свидетельства об этом острове могли, наверное, стать и одним из источников распространенных преданий о горе, притягивающей к себе корабли.
Однако Н. Р. Гусева убеждена, что не только необработанные самородные металлы были с глубочайшей древности известны человеку, но и искусство их выплавления (пусть в ограниченных масштабах, в ритуальных целях; ведь и много позже металлургия повсеместно считалась священнодействием): «Когда люди открыли огонь, тогда они открыли и металлы! Самородный металл или кусок руды рано или поздно должен был попасть в костер. Получалась “незапланированная” плавка, и люди не могли не заметить, что эти отливки прочнее и надежнее каменных орудий…
Везде, где есть или были вулканы, человек мог встретить естественным путем образовавшиеся слитки. А уж если они имели форму, напоминающую человека или животное, то их не могли не считать «даром богов». И для такого знакомства с металлами вовсе не нужен тот общий уровень развития производительных сил, какой необходим для возникновения металлургии. Знакомство с вулканическими (и с метеоритными) образцами металлов могло произойти еще сотни тысяч лет назад… А если говорить об эпохах более близких, то можно утверждать, что палеолит и неолит не были жестко разграничены, но переплетались и сосуществовали, уходя в то гиперборейское межледниковье, о котором писал Тилак…»
Разумеется, такого рода выводы неплохо бы подтвердить фактическими данными, прежде всего археологическими. Вероятно, это — дело будущего; возможно, недалекого. Но уже сейчас получены результаты «лингвистических раскопок», косвенно подтверждающие высказанные выше мысли.
Праиндоевропейцы были знакомы с металлами 8–9 тыс. лет назад: примерно к этому времени относят общеиндоевропейское название металлов *haieos. В этимологической же базе С. А. Старостина реконструируется и ностратическое именование металла: *wVsV, от которого произошла индоевропейская словоформа. Внутри ностратической макросемьи параллели ей выявлены С. А. Старостиным только в прауральском, то есть географически этот термин для верхнего палеолита ограничен, не распространяется на всю циркумполярную область.
Однако если предположить, следуя матричному методу, сформулированному в этой книге, что родственные исследуемому термину слова нужно искать со смещением смысла по одной из ассоциативно-семантических осей единой культурно-лингвистической матрицы, то выявляется, в связи с темой металла, и более древнее «пространство словоформ» — общее как для языков ностратической макросемьи, так и для макросемьи синокавказской, а также для палеоазиатских языков. А последние именуют индейскими языками, сохранившимися на Евразийском континенте. И значит, речь идет о палеоарктической, гиперборейской общности.
Ключевое слово для указанного «пространства смыслов», связанного с металлами, звучит как «ким» (или «кем», «кам»: даем его в упрощенной русской транскрипции, тем более что детальная его лингвистическая проработка — тема специального исследования). «Ким» означало металл в древнекитайском языке; ему соответствуют корейское «ким», японское «кин», «кон» — золото, айнское (важный для таких сопоставлений язык-изолят аборигенов Японских островов) «конгани» — золото, тайское «гам», «кхам» с тем же значением. Разумеется, это слово из фонда культурной лексики, «мигрирующий термин», который легко заимствуется; к нему восходят и пратюркское «кюмюль» — серебро, и самодийские слова: ненецкое «купть» — свинец, олово, селькупское «кобдэй» — серебряный, камасинское «коптюй» — медный {106} (переход «м» в «б» или «п» — распространенное явление).
Этот перечень вроде бы ничего необычного в себе не содержит. Однако вот что интересно: во всех самодийских языках (то есть на Крайнем Севере Евразии) есть гораздо более точное соответствие древнекитайскому «ким». Только переводится это самодийское слово не какметалл, а как кровь! По-нганасански это «кам», по-селькупски — «кем», по-ненецки — «хэм»… Сюда «пристыковываются» и слова из древних алтайских языков: общеалтайские «кхуангэ» — кровь, кровеносный сосуд (пратюркское «кан») и «кхемэ» — костный мозг (пратюркское «кемик», прамонгольское «кеми», пратунгусо-маньчжурское «химунксе»). Костный мозг назывался почти так же — «кэмле» — и у палеоазиатов (в реконструированном прачукотско-камчатском языке) {107}.
Ну и какая тут связь? спросит читатель. Разве «кровь» и «металл» входят в одно и то же «пространство смыслов»? Конечно, можно допустить, что мы имеем дело со случайным созвучием, с омонимией. Но в рамках матричного метода лингвистических сопоставлений перечисленные примеры образуют единую «матрицу смыслов», причем очень важную, ибо она имеет отношение к священной науке циркумполярного региона — к гиперборейской алхимии.
Действительно, «вещественная» основа алхимической символики в самом общем смысле — это огневая обработка металлов, а также некоторых других веществ, и изменение их свойств (прежде всего цвета) в процессе этой обработки. Недавно выяснилось, что художники палеолита, работавшие в пещерах нынешней юго-восточной Франции, не только употребляли естественные красители, но и готовили краски с использованием огневой обработки. Так что возможность существования алхимической символики в те времена можно считать в принципе доказанной.
И если добавить сюда идеи духовно-алхимического преображения человека (допустим, во время шаманского посвящения), то нетрудно соотнести «работу с металлами» и «работу с кровью» или костным мозгом, которые всегда считались средоточием жизненной силы. А значит, «духовно-металлургическая» матрица гиперборейской священной науки действительно выстраивается. И может быть дополнена другими важными и древними словами и символами — такими, как, например, «кам», что в алтайских языках означает шаман…
Так размышления над книгой Б. Г. Тилака приоткрывают еще одну страницу в неписаной книге премудрости северной протоцивилизации. И можно с уверенностью предположить, что и «внутреннее Делание» идущих по пути посвящения, и практическая (глубоко сакрализованная) «огневая» работа с металлами, воспринимавшимися как чудесные дары Неба и Земли, соотносились с годичным литургическим кругом, с солнечными мистериями и наблюдениями за звездным небом — со всей той суммой верований и знаний, которую выявляет в Ведах Бал Гангадхар Тилак.
