Пепельное небо. Пепельная земля. Пепельный рассвет. Пепел на зеленой траве. Тетралогия - Конторович Александр Сергеевич
— Да…
— Тогда усвой — назад дороги нет! Или ты — или они! Когда ты будешь готов порвать противника в куски голыми руками, будь спок — он это почует! И уйдет, поджавши хвост. Вот тогда, и только тогда, ты можешь проявлять к нему милосердие. А сейчас заруби на носу — это твои враги. И они могут быть для тебя только по одну сторону мушки. Нет раненого или пленного — есть враг! Мир рухнул на фиг, и нам некогда чикаться со всякой сволочью. Негодяй? Сиди в тюрьме или лежи в могиле! Нет больше адвокатов и правозащитников. Око за око и зуб за зуб. Это, как ты понимаешь, не я сказал. И не сейчас. Так что, Никита, или они будут жить, как все, или не будут жить вообще. Раз он взял в руки оружие, чтобы грабить и убивать, четко должен зарубить на носу — он уже покойник. И живет только до следующей встречи с тобой или с кем-нибудь из твоих товарищей. Я еще должен тебе что-то пояснять?
Парень отрицательно мотает головой.
— Ну, и слава богу!
К полудню следующего дня мы перевалили через небольшую гряду холмов.
— Эк вас черти-то занесли… — ворчу я, — а говорили рядом, рядом… Сколько уже топаем, а конца-краю не видно.
— Так мы из поселка-то все ушли, сейчас в рудничных постройках сидим. Там дома каменные, пулю выдержат. Да и подход туда всего один, его оборонять легко.
— Вот запрут вас там…
— На здоровье, — фыркает Ирина. — Там и другие выходы есть, только не знает про них никто из чужих. Вода там есть, лес, дрова будут. Долго сидеть можно…
— Не, я, в натуре, не понял, Колян?! Ты че, нюх совсем потерял? Чего ты мне тут фуфло гонишь? — говорящий приподнялся из-за стола, и его оппонент попятился к двери. Было отчего: сидевший за столом человек не зря носил свое прозвище — «Глыба». Под два метра ростом и мускулы соответствующие — хоть в кино снимай! Правда, для этого надо было бы как-то утрясти вопросы с администрацией колонии — человека, имевшего пожизненный срок, не то что в кино сниматься, и к кинозалу подпустили бы с опаской.
Ибо обладал он совершенно непредсказуемым характером и представлял опасность в любом состоянии, даже во время сна. Должным образом оценив его «художества», суд и отвесил ему двадцать пять лет на исправление. А исходя из его поведения во время отсидки, шансов выйти на свободу он вообще не имел. Что не могло не сказаться на его характере. И без того далеко не сахарный, тот еще больше испортился. Однако при смене обстановки Глыба сумел быстро сориентироваться и, пользуясь своим авторитетом среди бывших зеков, быстро занял одно из ключевых мест. Сейчас он осуществлял руководство вооруженными отрядами, которые занимались установлением «нового порядка» на близлежащих территориях.
— Да… это… Глыба, мы ж все ништяк сделали… Лохов этих положили всех… А потеряли несколько наших, так ведь… стреляли же… — Николай Маранин, носивший прозвище «Бровастый», вытер со лба пот.
— Что стреляли, так это я в курсе! И подстрелили всего одного! А вот что двоих зарезали, как баранов… что ж ты про это не сказал? А Хамзата — так и вовсе с собою увели! Ща мне его кореша предъяву и выкатят — где наш братан? Как так случиться могло?
— Ну, он это… в обход пошел… Потом стали искать — нет никого, только два жмура лежат из наших.
— А ты, родной, в курсе, что Хамзат среди своих земляков вес имел немалый? И заслужено в авторитете ходил? Ладно бы, убили его — всякое бывает, и на старуху бывает проруха. Но его ж не убили! С собою увели. Зачем? А может, именно на него и охотились? Знает он много!
— Да ну… скажешь тоже… все случайно вышло.
— Разве? А ну, как скажут мне — товарища нашего ты специально подставил?
«Бровастый» замялся.
— Дык, я… обскажу все, как есть.
— А вера твоим словам будет? Короче. Берешь три десятка пацанов. Наших человек двадцать и к хамзатовым корешам подойди, они десяток дадут. Два грузовика добросят вас к поселку этому долбанному. Лохи эти пешком пришли?
— Да.
— Стало быть, пешком и ушли. На машинах вы туда быстрее успеете. Перехватишь их на подходе. В сам поселок не лезь, сил для этого маловато. Хамзата отбей. Хоть живого, хоть дохлого. Тогда бучи не будет, увидят все, что мы за товарища жизни не жалеем. Усек?
— Да.
— Тогда, ноги в руки — и вперед!
Свернув с дороги, оба грузовика остановились на обочине. Хлопнула дверь, и на дорогу выскочил Бровастый.
— Эй, пацаны! Выпрыгиваем все.
С ворчанием и руганью его воинство полезло через борта машины. Одеты они были самым разным образом. Кто-то в остатки полицейской формы, кто-то в обычную гражданскую одежду. Исключение составляли двенадцать человек, южан. Эти были одеты одинаково, в камуфляжную форму, позаимствованную в местных охотничьих магазинах. Соответственно одежде было и вооружение. Лишь часть боевиков была вооружена автоматами, у большинства были охотничьи ружья, а четверо и вовсе ходили только с пистолетами. Группа камуфлированных имела при себе ручной пулемет.
— Стройся! — гаркнул Бровастый.
— Да пошел ты, — беззлобно отозвались ему из рядов.
— Ей, там! Командир я или кто? Что, кому-то охота с Глыбой потолковать?
Упоминание данного персонажа возымело свое действие. Толпа боевиков нехотя построилась.
— Значит, так, пацаны, — заложив за пояс руки, командир прошелся перед рядами своего воинства. — Задача у нас будет простая. Та сволота, что товарища нашего увела, сейчас к себе домой намылилась. Там, за холмами, у них гнездо. Места этого им никак не миновать. Обязательно здесь они пойдут. Значит, встретить их надобно здесь. Поднимаемся наверх и тихо ныкаемся за кустами и деревьями. Будем сидеть и ждать. По всем прикидкам, сегодня они сюда выйдут. Как увидите их — валить на хрен! Только в горячке Хамзата не зацепите, спрошу строго! Все задачу уяснили?
Боевики ответили нестройными возгласами.
— Бардак, а не часть! — сплюнул Бровастый. — Вот вернемся в город, Глыба вам ужо выпишет на орехи…
Неровной цепочкой боевики потянулись вверх. Приблизительно через полчаса они достигли подножия холмов. Еще около часа занял подъем наверх. Наконец, они достигли нужного места и принялись занимать позиции. Бровастый охрип, мотаясь между ними и распихивая народ так, как ему казалось лучше. Паре человек пришлось отвесить подзатыльники за то, что они, усевшись в засаде, сразу же закурили. После получаса беготни какое-то подобие порядка все-таки было установлено, и лес снова затих. Зачирикали успокоившиеся птицы, где-то стукнул дятел, ничего не напоминало о том, что здесь только что прошли люди.
В тягостном ожидании пролетело несколько часов. Дисциплина среди воинства снова упала, кто-то даже заснул на своем посту. Внезапно на левом фланге раскатисто бухнул выстрел. Задремавший было командир сорвался со своего места и понесся к стрелявшему.
— Ты че? Видал кого?
— Да вон там, среди елок вроде человек был.
— Так вроде или был?
— Был. Непонятный какой-то. На парней похож.
— Так, может, это он сам и был? Ты не завалил его часом?
— Дык он в последний раз в кожанке, кажись, был.
— А под ней что было? Камуфляж и был! Кожан-то у него знатный был, могли и снять. Эх, черт тебя дери! Сходить теперь надо, посмотреть. А ну как ты его действительно урыл? Будут нам тогда терки с его пацанами!
Прихватив с собой пару человек пошустрее, Бровастый потопал к указанному месту.
Подойдя поближе, он облегченно перевел дух. На траве явственно были видны следы человека, но никакого тела не было. «Фу ты! Значит, живой!» — командир повернулся к своим сопровождающим, собираясь отдать им приказ. Открыл рот…
— Тихо, — прошептали ему сзади, и он почувствовал, как что-то острое уперлось ему в район поясницы. — Слово вякнешь — и покойник. Кто такие и что тут делаете?
— Так это… мы… дружина городская. За порядком, стало быть, следим.
— Что еще за дружина такая? Старший кто?
— Глыба.
— Какая еще глыба?
