Навь и Явь (СИ) - Инош Алана (книги регистрация онлайн txt) 📗
– С этаким узором надо поосторожнее, а то мало ли! – сказала Твердяна. – Лучше я сама, а ты отойди-ка в сторонку.
От удара молота из молниеносно образовавшейся щели брызнули белые искры, и Твердяна вскрикнула, ослеплённая как будто бы сотней ледяных игл, вонзившихся ей в глаза…
Тихомира успела подхватить выпавший из рук Твердяны молот, а саму оружейницу поймала подбежавшая на крик Горана. Через несколько мгновений вокруг них столпились все работницы, и Тихомире пришлось отстранять их:
– Отойдите, отойдите! И так дышать нечем!
Грудь Твердяны тяжко вздымалась от сдерживаемого рыка: Горана уже вытаскивала из её глаз светящиеся нити волшбы и сама шипела от боли, которую причиняли обрывки узора.
– Воды из Тиши, живо! – приказала она.
Кто-то тут же кинулся исполнять повеление, а Тихомира с опаской приблизилась к болванке с сердцевиной меча. Щель уже погасла, а сталь была на ощупь непривычно ледяной, словно долго пролежала на трескучем морозе. Взяться за неё без опасности оставить на ней кожу с подушечек пальцев не представлялось возможным.
Глаза Твердяны страшно выцвели, и сколько в них ни лили горячую целебную воду из подземной реки, они не оживали. Даже зрачки исчезли – всё затянула мертвенная ледяная белизна.
– Ничего не вижу, – простонала оружейница вмиг пересохшими губами.
– Выпей. – Горана поднесла к её рту ковшик.
Сделав несколько глотков, Твердяна смогла подняться на ноги. Боль, похоже, отступила, и она успокоительно погладила встревоженную дочь по плечу и щеке.
– Ничего, дитя моё, ничего, – прохрипела она. – Мне б на воздух…
Горана с Тихомирой вывели хозяйку кузни из пещеры на залитую палящим солнцем площадку и усадили в тени навеса. Властный взмах руки Твердяны – и работа вокруг продолжилась как ни в чём не бывало: никто не смел её ослушаться.
– Что бы ни случилось, дело должно делаться, – сказала Твердяна. И, возвысив голос, добавила: – Никому болванку не трогать! Волшба на сердцевине меча слишком уж опасная, голыми руками не возьмёшь.
Грохотали молоты, сотрясая пропитанное солнцем пространство, трещал огонь, пела сталь, а Горана, Огнеслава и Тихомира по очереди прикладывали руки к глазам Твердяны, пытаясь светом Лалады исцелить их и вернуть им зрение. Не тут-то было.
– Что же это за узор такой? – дивилась Горана, рассматривая свои пальцы, покрытые волдырями. – Отродясь такой злой и зубастой волшбы не видала…
– Её уж много веков никто не видал, – отозвалась Твердяна. – Не так-то просто с нею справиться. Смочи какую-нибудь тряпицу в целебной воде да глаза завяжи мне. Боль хорошо утоляет.
Пока она сидела с примочкой, её дочь, невестка и гостья с севера были не в силах сразу же вернуться к работе, потрясённые, огорчённые и озабоченные. Так всем в душу запал ужасный вид помертвевших глаз Твердяны, что просто руки опускались.
– Матушка Огнеслава, бабушка Твердяна! Я вам обед принесла! – раздался звонкий голосок, пробиваясь сквозь рабочий гул и грохот кузни.
К ним спешила Рада, волоча тяжёлую корзинку с едой. Княжна Огнеслава встрепенулась и устремилась навстречу дочке, преграждая ей путь к пещере, где находился источник грозной волшбы. Одной рукой подняв Раду, а другой – корзинку, она направилась под навес.
– Посиди-ка тут, моя радость, – сказала она. – В пещеру не ходи, там сейчас опасно.
Рада тут же заметила повязку на глазах Твердяны и встревожилась:
– А что у тебя с глазками?
– Устали мои глазки, милая, – ответила та. – Отдыхают.
Но Раду было не так-то просто обмануть. Почуяв беду, она соскользнула с колен родительницы и взобралась на колени к Твердяне, ластясь и чмокая её в шрамы. Как ни старалась та мягко отстранить настойчивые и вёрткие детские пальчики от своего лица, девочка-кошка всё-таки умудрилась оттянуть влажную ткань и заглянуть под повязку. То, что она там увидела, перепугало её до полусмерти. Вскрикнув, Рада судорожно обняла Твердяну за шею и мелко затряслась.
– Ну-ну, – прижимая дрожащее тельце внучки к себе и ласково ероша ей волосы, проговорила оружейница. – Всё заживает… Заживёт и это.
Огнеслава поспешила забрать дочку к себе. Встав и выйдя с нею на руках из-под навеса, она громким сердитым шёпотом отчитывала девочку:
– Ты что творишь, а?! Прямо под повязку лезть – это куда годно?! Бабушке Твердяне ведь больно, а ты…
Впрочем, нравоучение её оборвали слёзы Рады – та разрыдалась от сострадания, то и дело оборачиваясь и не сводя с Твердяны мокрых покрасневших глаз.
– Не плачь, свет мой, всё пройдёт, всё заживёт, – дрогнувшим от нежной жалости голосом сказала та. И добавила, обращаясь к остальным: – Займите её чем-нибудь, пусть пока посидит тут. Не будем тревогу прежде времени подымать, жёнок пугать.
Кое-как успокоив Раду, Огнеслава перепоручила её подмастерьям и наказала им присмотреть за ребёнком. Из корзинки соблазнительно пахло, и кошки разложили на столике кушанья.
– Правильно, мои родные, поешьте – авось, тоже успокоитесь, – одобрила Твердяна, с улыбкой принюхиваясь. – Когда чувства улягутся, думается легче.
Но как ни мягок был свежевыпеченный хлеб, как ни густ кисель, как ни манили усесться к столу пышные ватрушки и блины с рыбой, кошкам было сейчас не до еды. Всем не давала покоя болванка, оставшаяся на наковальне, и Тихомира с Гораной всё-таки решились к ней приблизиться. Северянка клещами разомкнула половинки, а дочь Твердяны осторожно, стараясь не зацепиться руками за узор, другими клещами достала обломки сердцевины. Волшба распространяла вокруг себя морозное дыхание, от которого поднимались дыбом все волосы на теле.
– Вот же зараза, – процедила Горана, разглядывая тугую светящуюся вязь волшбы. – Что это за узор? Вроде как «Лалада», только завитки наоборот закручены…
– Твердяна говорит – это узор «Маруша», который запрещено использовать уже много веков, – шепнула ей Тихомира. – И думается мне, что единство Лалады с Марушей в одном клинке и делает его таким особенным.
– Надо же, – озадаченно молвила Горана. – Вот оно, оказывается, что! Думаю, об этом следует пока помалкивать: мало ли!…
С переплавкой обломков сердцевины пришлось повозиться, как и с нагревом болванки: сталь так пропиталась Марушиным холодом, что расплавить её удалось не сразу. А пока оружейницы работали, Раде удалось улизнуть от присматривавших за ней подмастерьев, и вскоре в калитку кто-то бешено заколотил. Ворота страшно сотрясались от ударов, словно их били таранным бревном; никто не сомневался, что так стучать могла лишь дочь Медведицы.
– Ещё матушки тут не хватало, – обеспокоилась Горана. – Лучше б её спровадить домой как-нибудь…
