Утопия-авеню - Митчелл Дэвид (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Санитар прихлебывает чай.
– А ты ей объясни, что хотел стать добрым самаритянином. Может, она над тобой сжалится.
Миссис Невитт сидит у высокого окна. В гостиной пахнет сыростью и топленым салом. Камин заколочен досками. Перед квартирной хозяйкой раскрыт гроссбух. Постукивают и щелкают вязальные спицы. С потолка свисает люстра, которую никогда не включают. Цветочный орнамент обоев тонет в сумраке джунглей. Из позолоченных рам таращат глаза трое покойных супругов миссис Невитт.
– Доброе утро, миссис Невитт.
– Это кому как, мистер Мосс.
– Я тут… – У Дина пересохло в горле. – Меня обокрали.
Вязальные спицы замирают.
– Печально.
– Не то слово. Я взял в банке деньги за квартиру, а на Денмарк-стрит меня обнесли два карманника. Видели, как я деньги снимал, и увязались следом. Грабеж среди белого дня. В буквальном смысле слова.
– Ай-ай-ай. Вот незадача.
«Решила, что я все вру», – думает Дин.
– Вот не надо было бросать работу в «Бреттоне». У королевских печатников. Приличное место. В приличном районе. В Мэйфере никого не обносят.
«Ага, гнуть спину в „Бреттоне“ – то еще удовольствие», – думает Дин.
– Я же говорил, миссис Невитт, с «Бреттоном» не заладилось.
– Ну, это не моя забота. Моя забота – квартплата. Я так понимаю, вы хотите отсрочки?
Дин переводит дух. С некоторым облегчением.
– Если честно, я был бы очень благодарен.
Она поджимает губы, раздувает ноздри:
– Что ж, один-единственный раз можно и отсрочить.
– Ох, спасибо, миссис Невитт. Вы не представляете, как я…
– До двух часов пополудни. Как вам известно, я женщина покладистая.
«Она надо мной издевается, карга старая!»
– До двух часов пополудни… сегодня?
– Больше чем достаточно, чтобы дойти до банка и вернуться. И на этот раз деньги никому не показывайте.
Дина бросает в жар, в холод. Мутит.
– У меня на счету пусто, миссис Невитт. А зарплата только в понедельник. Вот тогда я и заплачу.
Квартирная хозяйка дергает шнурок, свисающий с потолка. Берет с письменного стола табличку: «СДАЕТСЯ КОМНАТА – ИРЛАНДЦАМ И ЦВЕТНЫМ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ – СПРАШИВАЙТЕ».
– Нет-нет, миссис Невитт. Погодите!
Квартирная хозяйка выставляет табличку в окно.
– И где мне сегодня ночевать?
– Где угодно. Но не здесь.
«Сначала остался без денег, теперь без комнаты».
– Верните мой залог.
– Залог не возвращают жильцам, которые не вносят квартплату вовремя. Правила вывешены в каждой комнате. Я вам не должна ни фартинга.
– Но это же мои деньги, миссис Невитт!
– А в подписанном нами договоре сказано иное.
– У вас во вторник уже будет новый жилец. В крайнем случае в среду. Вы не имеете права присваивать мой залог. Это воровство.
Она возвращается к вязанию:
– Вот я сразу в тебе признала кокни из канавы. Но сказала себе, мол, дай ему шанс. Все-таки королевские печатники не примут на работу абы кого. Ну и рискнула. И что? Из «Бреттона» ты ушел в какую-то поп-группу. Отрастил патлы, как девчонка. Тратишь все деньги на гитары и бог знает на что еще. Ни пенни не отложил. А теперь обвиняешь меня в воровстве. Вот, будет мне наука. Кто в канаве родился, тот там и останется. О, мистер Харрис! – В дверях гостиной появляется сожитель миссис Невитт, отставной солдафон. – Этот… молодой человек нас покидает. Немедленно.
– Ключи, – требует у Дина мистер Харрис. – Оба.
– А мои шмотки? Или вы их тоже присвоите?
– Забирай свои… шмотки, – говорит миссис Невитт, – и выметайся. Все, что после двух часов дня останется в твоей комнате, в три окажется в лавке Армии спасения. Марш отсюда.
– Да ради бога, – бормочет Дин. – Чтоб вы все сдохли.
Миссис Невитт не обращает на него внимания. Спицы щелкают. Мистер Харрис хватает Дина за шиворот, выволакивает его из гостиной.
Дин задыхается:
– Ты меня душишь, сволочь!
Бывший сержант выталкивает Дина в прихожую:
– Собирай манатки и вали отсюда. А то я тебя не просто придушу, пидорок ты мой сладенький…
Ну хоть работа есть. Дин набивает кофе в портафильтр, вставляет рожок в машину и нажимает на рычаг. Из клапана «Гаджи» вырывается пар. Восьмичасовая смена никак не закончится. Вот не навернулся бы на Денмарк-стрит, не был бы весь в синяках. На улице подмораживает, но в кофейне «Этна» на углу Д’Арблей-стрит и Беруик-стрит тепло, светло и шумно. Студенты и подростки из пригородов болтают, флиртуют, спорят. Здесь собираются моды, перед тем как пойти в клубы, закинуться наркотой и потанцевать. Ухоженные мужчины постарше глазеют на гладкокожих юнцов, которые ищут сладкого папика. Менее ухоженные мужчины постарше забегают за кофе, перед тем как пойти на порнофильм или в бордель. «Тут больше сотни посетителей, – думает Дин, – и у каждого есть жилье». С самого начала смены он надеялся, что в кофейню заглянет кто-нибудь из знакомых, из тех, к кому можно напроситься на ночлег. Но время шло, надежда истончалась, а теперь и вовсе исчезла. Из музыкального автомата вырываются громкие звуки «19th Nervous Breakdown» [1]. Дин с Кенни Йервудом как-то разбирали ее аккорды, в счастливые времена «Могильщиков». Из носика «Гаджи» капает кофе, чашка наполняется на две трети. Дин отсоединяет рожок, вытряхивает кофейный жмых в ведро. Мистер Кракси несет мимо лоток с грязной посудой. «Надо бы стрясти с него аванс, – в пятидесятый раз напоминает себе Дин. – Выбора-то нет».
– Мистер Кракси, можно с ва…
Мистер Кракси оборачивается, не замечая Дина:
– Пру, вытри столики у окна! Свинарник развели, мамма миа!
Он снова протискивается мимо, и Дин замечает, что за стойкой, между кофейной машиной и кувшином холодного молока, сидит посетитель. Лет тридцати, интеллигентного вида, залысины, пиджак в мелкую клетку и модные очки – прямоугольная оправа с дымчатыми стеклами. Наверное, голубой. Но в Сохо никогда не угадаешь…
Посетитель отрывается от журнала – «Рекорд уикли» – и без стеснения смотрит на Дина. Морщит лоб, будто пытается вспомнить, кто это. Будь они в пабе, Дин сразу спросил бы: «Че уставился?» Но здесь он отводит глаза, ополаскивает холдер под краном, чувствует, что посетитель все еще глядит на него. «Может, решил, что я на него запал?»
Шерон приносит новый заказ:
– Два эспрессо и две кока-колы, девятый столик.
– Два эспрессо, две кока-колы, девятый столик. Понял. – Дин поворачивается к «Гадже», нажимает кнопку, и в чашку льется молочная пена.
Шерон заходит за барную стойку, наполняет сахарницу:
– Извини, честное слово, но у меня никак нельзя. Даже на полу.
– Ничего страшного. – Дин посыпает молочную пену какао-порошком и ставит капучино на стойку, для Пру. – Это ты меня извини, нахальство с моей стороны тебя просить.
– Понимаешь, у меня хозяйка – помесь кагэбэшницы с настоятельницей монастыря. Если б я попыталась тебя украдкой провести, она подстерегла бы нас и разоралась, что, мол, тут приличный дом, а не бордель. И выгнала бы обоих.
Дин наполняет рожок кофе, смолотым для эспрессо:
– Понятно. Ладно, тут уж ничего не поделаешь.
– Но ты ж не будешь ночевать под мостом?
– Нет, конечно. Обзвоню народ.
Шерон облегченно вздыхает и говорит, призывно качнув бедрами:
– В таком случае я рада, что ты меня первую спросил. Я для тебя что хочешь сделаю.
Милая толстушка с близко посаженными изюминками глаз на рыхлом, опаристом лице совершенно не привлекает Дина, но… В любви и на войне все средства хороши.
– Слушай, а ты не одолжишь мне деньжат? До понедельника? Я отдам, с получки.
Шерон мнется:
– А что мне за это будет?
«Она еще и кокетничает…»
Дин изображает свою фирменную полуулыбочку, открывает бутылку кока-колы:
– Как только разбогатею, выплачу тебе обалденный процент.
Она сияет от удовольствия, а Дин чувствует себя виноватым.
