Счастье за углом - Смит Дебора (книги без регистрации txt, fb2) 📗

Я показал ей два больших пальца. И она вернулась внутрь.

– Не жди меня, милый, – кивнул я Бэнгеру, жевавшему брошенный мною окурок.

И неторопливо зашагал к кафе, уже устав от бодрствования и трезвости. Ладно, зайду и полюбуюсь, как Кэтрин Дин сверкает красотой.

Фантазировать никто не запрещал.

Беверли Хиллз, Калифорния

Пентхаус «Четыре Сезона» увешан портретами звезды. «Лицо Совершенства» – гласила подпись под черно-белой фотографией в стиле фильмов нуар. Я любила это фото. Классика. И при этом – невинность. И стильное очарование. Темноволосая Грейс Келли двадцать первого века. Принцесса, живущая по соседству и носящая стринги. Красота, неподвластная времени. Нестареющее совершенство. От актрисы Кэтрин Дин. Потому что каждая женщина может быть безупречной.

Да. Как я. Идеальной.

Иногда такой наглый пиар заставлял меня слегка краснеть. Или притворяться, что краснею. Королева красоты с Юга с детства учится очаровательно сомневаться в себе и своей красоте, чтобы люди не давились от зависти, когда она входит в комнату и все внимание тут же переключается на нее. Фальшивая скромность? А как же. Она не раз выручала меня во время интервью и сессий с раздачей автографов. Мы, супергламурные кинозвезды, такие же, как вы. Мы не считаем себя лучше или выше других людей.

Ага.

Ну ладно, ладно, признаю: я была высокомерна, избалована, чересчур жеманна и слишком влюблена в себя, чтобы кому-то понравиться. Но давайте будем честными. Я была самой красивой женщиной мира. Журнал «Пипл» признал это. И «Вэнити Фэйр». И даже «Роллинг Стоун» и «Эсквайр», эти циничные издания для сексуально озабоченных мальчишек.

Со мной носились с тех самых пор, как я научилась мило гулить, пока мой папочка возил меня по лучшим балам и модным показам Атланты в изумрудно-зеленой коляске, которую он специально подобрал под цвет моих глаз. Все меня обожали. Кассовые сборы это подтверждали. За следующий фильм мне заплатят двадцать пять миллионов долларов; это будет римейк «Гиганта», где я сыграю роль вместо Элизабет Тейлор, Хит Леджер заменит Джеймса Дина, а Хью Джекман сыграет роль Рока Хадсона.

Я – новая Лиз Тейлор, думала я, довольно рассматривая себя в огромном зеркале с подсветкой, пока личные стилисты трудились надо мной, как над живой Барби. Выкусите, Джулия и Анжелина, Дженнифер и Риз. Побейте мой рекорд, если сможете.

– Мы заставляем девочек пятнадцати лет выглядеть на двадцать пять, а тридцатипятилетних женщин походить на двадцатипятилетних. – Джуди, мой парикмахер, взбивала длинный локон моих волос цвета кофе с молоком. – Чтобы наша порнографическая культура продолжала хотеть нас трахнуть.

– Наша порнографическая культура? – улыбнулась я, глядя, как они надо мной колдуют. – Это просто человеческая природа. Девочки хотят флиртовать, а мальчики отвечают.

Рэнди, мой визажист, захихикал.

– Не моя природа, милая. Вот если мальчик захочет со мной флиртовать, другое дело. – Мягкая тонкая кисточка скользила по моему лбу. Темнокожая рука Рэнди летала, как у вдохновенного художника. В воздухе парило облачко «Безупречной бело-кремовой пудры-основы». Рэнди помахал кисточкой перед Джуди. – Лично я только рад выглядеть порнографичнее. Или моложе.

Джуди хмыкнула.

– Ты же парень. Для тебя все иначе. Мужчины считаются желанными, даже когда превращаются в жирных морщинистых мопсов с пенисами. Состарившись, ты все равно будешь в центре внимания.

– Да уж надеюсь!

– Порнокультура? – вмешалась Люси, мой костюмер. – Давайте я расскажу, как занималась гардеробом для продюсера порнофильмов. Там все состояло из кожаных корсетов и высоких каблуков. Для животных, проституток и команды. – Она фыркнула, поправляя серебристое шелковое платье на моем рискованном серебряном бюстгальтере. Я продела руки в кружевные бретельки, и Люси разгладила платье у меня на груди, а потом наклонилась, присматриваясь. Проверка сиськировки, как мы это называли.

– Слева по курсу гордо торчащий сосок, босс.

Я кивнула. Даже мои груди гордились собой.

– Давай пластырь. Мы же не хотим, чтобы пресса таращилась на мою упругую грудь, в то время как должна слушать мои изумительные остроумные идеи по поводу новой косметической империи.

Рэнди прищелкнул языком.

– Босс, вы можете натянуть бурку и политься верблюжьим мускусом, все равно все мужики будут пялиться на вашу грудь.

– Верблюжий мускус? Может, стоит его добавить в новую косметическую линию. Джуди, мне всего тридцать два. Сколько это в пересчете на верблюжий возраст? Сколько времени пройдет, пока верблюды не перестанут свистеть мне вслед? А порнокультура учитывает верблюдов?

– Ой, босс, вы же знаете, о чем я, – продолжила Джуди. – Женщины – это сексуальные объекты. Даже после десятилетий феминизма мы ими остаемся. Если женщина не молодая горячая штучка, она ничего не стоит.

– Я планирую быть сексапильной и в сто, – прорычала Люси. – Пока в мире есть смазка и водка, со мной будут спать.

Я рассмеялась. Сексапильность была еще одним счастливым подарком, которым судьба одарила меня едва ли не больше всех остальных на планете. Я даже представить не могла, каково это – не быть красивой. Самоуверенная? Я? Вовсе нет.

Мои люди – я думала о своих сотрудниках так, как в старые времена южане думали о слугах, словно они мне принадлежали, – так вот, мои люди всегда меня любили. Папа и все мои южные тетушки – играющие в гольф клубные дуэньи из Атланты – учили меня быть щедрой и милой, как мистрис плантатор с Нового Юга. Я повернулась, чтобы взглянуть на Джуди из-под локона, который она скручивала в шоколадную бечевку, но она поднырнула под локон и показала мне язык.

– Джуди, этот разговор приведет нас к твоей теории «ведьмы против инженеров»?

Джуди нахмурилась:

– Смейтесь, если хотите. Но реально есть идиоты, которые говорят, будто все женщины – ведьмы, в смысле викканки, а не стервы, а мужчины – инженеры. Что женщины состоят из эмоций и секса, представляя темные искусства, в то время как мужчины являются воплощением логики и интеллекта – прогрессивной науки. Что женщины предназначены только для размножения. Следовательно, женщина должна оставаться желанной, пока не наступит менопауза. После чего она должна увянуть и раствориться.

Я погрозила ей пальцем.

– Не я. Я отказываюсь увядать. И отказываюсь стареть. Я останавливаю свои биологические часы прямо сейчас. – Я щелкнула пальцами. – Вот. Сделано. Я больше не старею. Никогда не стану морщинистой, и кожа у меня не обвиснет, не будет возрастных пятен и последствий ультрафиолета. И брылей у меня не будет. Даже прыщей во время ПМС у меня не появится.

Все заулыбались. Все собрались вокруг меня, я видела их лица в зеркале, я словно оказалась центром цветка. Джуди вздохнула.

– Босс, – сказала она, – вы никогда не станете уродливой. Я даже представить себе такого не могу. Вы никогда не будете простой смертной, как мы, остальные.

Вокруг моего сердца словно сжался кулак из тоски, текучий спазм одиночества. Быть особенной означало быть одинокой. Я никогда и нигде не становилась своей. Мужчины нервно на меня глазели, женщины завидовали. У меня не было ни близкой подруги, ни друга, который не был бы геем. Я всегда была в первую очередь «лицом», а не личностью. Однажды, несмотря на всю браваду, лицо увянет. И тогда я стану никем. Не думай об этом.

Я попыталась сосредоточиться на элегантном блюде со свежими фруктами и обезжиренным йогуртом – подарке от отеля, – которое ютилось между наборами для макияжа, щипцами для завивки и прочим хламом. Моя диета «никаких складочек» красочно отражалась в зеркале. Я все время хотела есть и все время голодала. Отражение приобрело мрачный взгляд. Ненавижу питаться, как кролик в санатории здорового питания. Внезапно мой зеркальный двойник исчез. Вместо него я увидела мою бабушку, которая держала в руках китайскую ивовую плетенку с чудесными бисквитами. С глазурью. Жирной глазурью. В ней виднелись кусочки свиных сарделек. Рай.