Маленькие милости - Лихэйн Деннис (книги без регистрации TXT, FB2) 📗
– Куда?
– Ты, вообще-то, обещала мне закупиться к школе.
– Когда?
– Сегодня, блин. Ма, ты чё?
– А кто платить будет?
– Ну хорош придуриваться.
– Я не придуриваюсь. Ты в курсе, что плита не работает?
– Ну и чё? Все равно ты ни хрена не готовишь.
Мэри Пэт не выдерживает и в ярости вскакивает с дивана.
– Это кто не готовит, мерзавка?! Нам просто газ перекрыли!
– И кто в этом виноват?
– Работу себе найди, поняла? Еще раз такое услышу, волосы выдеру!
– Я работаю вообще-то.
– Нет, милая моя, подработки не считаются. С них за квартиру не заплатишь.
– Ага, как и за газ, походу.
– Богом клянусь: еще одно слово из твоего поганого рта и ты у меня до следующей недели с постели встать не сможешь!
Джулз, подняв кулаки, начинает скакать по комнате – натуральный боксер на ринге, еще и в своем комичном халатике да с полотенцем на плечах – и при этом чуть не ржет. Мэри Пэт тоже не в силах удержать смех.
– Руки опусти, а то по зубам себе, чего доброго, заедешь – всю жизнь будешь шепелявить.
Джулз щерится и, не прекращая дурацкую пляску, показывает два средних пальца.
– Ну так что, в «Робеллз»?
– Говорю тебе: денег совсем нет.
Джулз останавливается и обматывает полотенцем голову.
– Вот не надо. Есть. Может, на газ не хватит, но уж на «Робеллз»…
– Нет, – отрезает Мэри Пэт. – Не хватит.
– Хочешь, чтобы я пошла в школу к этим африкосам и выглядела беднее их? – Глаза у дочери наполняются слезами, и она яростно утирает их краешком полотенца. – Ма, ну пожалуйста!
Мэри Пэт представляет, каково той будет в первый же день, испуганной и дрожащей, с огромными карими глазами.
– Ладно, пара «баков» найдется, – уступает она наконец.
Джулз бухается на колени, изображая благодарность.
– О спасибо тебе!
– Только сначала ты поможешь мне обойти несколько домов.
– Вот щас не поняла. Каких еще домов?
Начинают с Дорчестер-Хайтс, стучат во все дома вокруг парка и монумента [8]. Много кого нет (или, может, притворяются, приняв Мэри Пэт с Джулз за научных христиан [9], распространяющих свое «евангелие»), но остальные открывают. Убеждать почти никого не приходится: праведного гнева и недовольства в избытке. В пятницу будут все.
– А хрен ли, – прокуренным голосом говорит им пожилая женщина с ходунками, – конечно, придем!
Заканчивают обход уже ближе к вечеру. Солнце садится – точнее, опускается в бурые клубы дыма, что бесконечной лентой ползут с ТЭЦ в конце Вест-Бродвея. Они заходят в «Робеллз», где Джулз выбирает себе тетрадку, упаковку ручек, синий нейлоновый ранец, пару джинсов с широким клешем и высокой посадкой. После этого идут в супермаркет «Финэст», где Мэри Пэт покупает упаковку замороженной еды. На вопрос, чем будет ужинать она, Джулз напоминает о своей вечерней свиданке с Рамом. Стоя в итоге в очереди на кассу с едой на одного и номером «Нэшнл инквайрер», Мэри Пэт думает: «Не хватает только стикера на лбу с надписью “Одинокая, стареющая и толстеющая”».
По дороге домой Джулз ни с того ни с сего спрашивает:
– А ты когда-нибудь задумывалась, есть ли что-то после всего этого?
– Чего-чего?
Джулз сходит с бордюра на проезжую часть, чтобы не наступить на толпу муравьев, объедающих разбитое яйцо. Обойдя молодое деревце, снова поднимается на тротуар.
– Просто, ну, типа, казалось ли тебе когда-нибудь, что все должно быть так, а на деле иначе? И ты не знаешь, правильно ли это, потому что ничего другого, типа, не видела? А видела только, ну, вот это. – Она обводит рукой Олд-Колони-авеню, по которой они идут, и чуть-чуть отклоняется, чтобы не задеть Мэри Пэт. – Ну ты ведь чувствуешь, да?
– Чувствую – что?
– Что ты не для этого была создана. Вот здесь. – Джулз стучит себе по груди.
– И для чего ты не была создана, милая? – спрашивает Мэри Пэт, откровенно не понимая, о чем говорит дочь.
– Нет, нет, я не про это…
– Хорошо, а про что тогда?
– Я, короче, к тому, что не понимаю, почему не чувствую того же, что чувствуют другие.
– По поводу?
– Да по поводу всего. Вообще… Блин! – Джулз вскидывает руки.
– Да чего же? – допытывается Мэри Пэт. – Скажи толком.
– Да я просто, ма… В общем… Так, ладно, щас.
Дочь беспомощно водит пальцами в воздухе, затем останавливается и прислоняется к ржавой полицейской телефонной будке.
– Я не понимаю, – почти шепчет она, – почему все так, как есть.
– Ты про школу? Про басинг?
– Что?.. Нет! Ну то есть да. Примерно. В общем, я не понимаю, как быть дальше.
«Она что, про Ноэла?»
– В смысле, после смерти?
– Ну и это тоже. Или, в общем, когда мы… А, забей!
– Ну нет, договаривай.
– Проехали.
– Джулз, пожалуйста.
Та смотрит Мэри Пэт прямо в глаза – считай, впервые с того, как шесть лет назад у нее начались месячные, – и взгляд этот одновременно обреченный и полный надежды. На мгновение Мэри Пэт узнает в нем себя… Но какую себя? Когда она в последний раз вот так на что-то надеялась и верила в такую глупость, будто где-то у кого-то есть ответы на вопросы, которые она даже не в состоянии облечь в слова?
Джулз отводит взгляд и закусывает губу, как делает всегда, сдерживая слезы.
– Я к тому, ма, куда мы идем? Что будет на следующей неделе, в следующем году? Зачем н-на хрен, – она начинает захлебываться, – мы всё это делаем?
– Делаем – что?
– Да всё, блин: ходим, покупаем еду, просыпаемся, ложимся спать, снова встаем… Чего мы, ну, это, добиваемся?
Мэри Пэт вдруг жалеет, что у нее под рукой нет какой-нибудь дряни, которую вкалывают, когда хотят вырубить тигра. Да что на Джулз нашло-то?!
– Дочь, у тебя пэ-мэ-эс?
Джулз издает нечто среднее между смешком и всхлипом.
– Нет, ма. Точно нет.
– Ну а что тогда? – Мэри Пэт берет дочь за руки. – Я здесь, милая, с тобой. Что не так?
Она аккуратно разминает дочкины ладони пальцами, как делала всегда, когда у той в детстве поднималась температура. Джулз улыбается – грустно, но при этом понимающе. Только что она понимает?
– Ма…
– Да?
– Со мной всё в порядке.
– Что-то не похоже.
– Нет, правда.
– Не ври матери.
– Да не вру я! Просто…
– Что – просто?
– Просто я устала.
– Устала от чего?
Джулз закусывает щеку – тоже знакомая привычка – и смотрит на дорогу.
– От чего? – повторяет Мэри Пэт, не отпуская ее руки.
Джулз снова смотрит ей прямо в глаза:
– От лжи.
– Рам тебе врет? Он что, на хрен, с кем-то еще загулял?
– Нет, ма. Ничего такого.
– А кто тогда?
– Да никто.
– Но ты сама сказала…
– Сказала, что устала.
– Да, устала от лжи.
– Забей, это я просто так, чтобы ты отвязалась.
– Почему?
– Потому что я устала от тебя!
Ничего себе нож в спину… Мэри Пэт выпускает дочкины руки.
– Так, остальное покупаешь себе сама. И возвращаешь мне двенадцать шестьдесят два.
Она разворачивается и устремляется к дому.
– Ма…
– Иди к черту!
– Ма, да послушай ты! Да я не в прямом смысле устала от тебя. Просто меня задолбали твои, блин, допросы.
Мэри Пэт поворачивает обратно и так решительно наступает на дочь, что та невольно делает шаг назад. («Никогда, слышишь? – хочет заорать Мэри Пэт. – Никогда не отступай! Ни здесь, ни где бы то ни было!») Мэри Пэт тычет пальцем Джулз в лицо:
– Знаешь, что, милочка? Эти свои «блин, допросы» я устраиваю только потому, что волнуюсь за тебя. Ты мне тут городишь какую-то ерунду бессвязную, глаза на мокром месте, потерянная вся. Как мне не волноваться?.. Кроме тебя, у меня никого нет. Не поняла до сих пор? И у тебя пока тоже никого больше нет, кроме меня.
– Да уж, – вздыхает Джулз. – Только я еще пока молодая.
