Зовите меня Апостол - Бэккер Р. Скотт (читать книги без регистрации txt, fb2) 📗
— Джонатан, дорогой, лучше ты объясни, — сказала миссис Бонжур раздраженно и пояснила мне, слегка стесняясь: — У него степень по философии.
Другие, так же стесняясь, говорят о мужниных проблемах с выпивкой.
— Это культ, типичный для нью-эйдж, [7] — поведал Джонатан. — Раскрытие человеческого потенциала и прочее в том же духе. Такие называют харизматическими культами.
Как я впоследствии узнал из Сети, харизматический культ — это когда секта собирается вокруг одного всевластного гуру. И что в классификации культов такие занимают крайнее, весьма неприятное место.
— Вождя их зовут Ксенофонт Баарс. Хотите — верьте, хотите — нет, но он бывший профессор философии из Беркли.
— Вы говорите так, будто одно это делает его виновным.
— Именно!
— Каждый может стать вождем секты, профессор в том числе. Что же здесь плохого?
— Да то, что он не вождь, а гнусный мошенник и убийца! — выкрикнула миссис Бонжур.
То ли из-за неожиданной свирепости ее выкрика, то ли из-за слова «убийца» в комнате повисла неловкая тишина.
— Моя жена имела в виду: верования этого культа слишком… экстравагантны и несерьезны для человека с образованием Баарса. Мы думаем, он попросту оболванивает людей ради денег и, хм, секса, — пояснил сухо мистер Бонжур.
— Экстравагантны? Что вы имеете в виду?
— Они считают: мир вот-вот кончится.
Не слишком оригинально. Конечно, профессор философии во главе секты — нетривиальный оборот. А в остальном… разве не все свихнувшиеся на религии вещают: конец, дескать, близок и всем надо то и се?
— И когда для них мир кончится? — спросил я вежливо.
— Через пять миллиардов лет.
Надо же. Я изо всех сил постарался не расхохотаться.
— Вы имеете в виду, когда Солнце нас проглотит?
— Именно. Только Баарс сумел убедить приспешников в том, что эти пять миллиардов лет уже прошли. Наша Земля старше — и вот-вот перестанет существовать.
Я даже и щеки потер, стараясь прогнать ухмылку. Посмотрел на супругов, ошарашенных и подавленных каждый по-своему, не только потерей, но и самой возможностью лишиться дочери из-за настолько чудовищной глупости.
— Я вас понимаю, — изрек я сурово и важно.
Видит бог, я уж всякого абсурда навидался. При моей-то профессии нелепости сыплются гуще, чем помидоры в неудачливых комедиантов. Конечно, трагедия остается трагедией, какой бы глупостью ни сопровождалась. Горе и смерть всегда бьют в сердце, проламываются к самому нутру сквозь все случайное, нелепое, абсурдное. Но у жизни есть скверная привычка с какой-то извращенной регулярностью преподнести настоящую беду в завершение анекдота. Мы всё ожидаем шекспировских страстей, а вокруг большей частью бесчисленные версии шоу Джерри Спрингера [8] — жалкие, дешевые, грязные.
Немногие умирают красиво.
Я глянул на фото Дженнифер, прислоненное к моей настольной лампе — дешевой подделке в стиле ар-деко. Рядом с ней глумливо красовался еще не открытый счет. Я видел сквозь пластиковое окошечко треть адреса и имя «Апостол Мэннинг», крупное, нагло попирающее законы перспективы.
Меня вдруг будто ледяной иглой укололи.
Сам не понимаю, как и откуда, но пришло ясное, твердое убеждение: Дженнифер Бонжур мертва. Наверняка убитые горем родители тоже это понимают.
Если б я знал, сколько раз еще в этом деле ко мне придут подобные же внезапные озарения…
Я порасспросил супругов про полицейское расследование, ожидая услышать череду жалоб. Почти все приходящие ко мне недовольны полицией — либо потому, что у самих рыльце в пушку, либо из-за чрезмерных ожиданий. Когда дело идет о пропаже, почти всегда рассказывают про полицейское безразличие, некомпетентность, а если очень разозлены, то прямо обвиняют в должностных преступлениях. Лично я ничего против копов не имею. Полицейские не боги и не гении — обычные люди, забегавшиеся, занятые, со своими соображениями выгоды и невыгоды, с множеством правил и предписаний, со своей неповоротливой бюрократией и нелепостями, ею производимыми.
Мне случалось посмотреть на эту машинерию изнутри, я ее знаю.
Но оказалось — знают ее и Бонжуры. Они не жаловались. Глава местной полиции помогал, утешал и обнадеживал, сделал все возможное и даже больше — но бесполезно. Имя этого добросовестного шефа полиции — Калеб Нолен. Славный, честный Калеб Нолен. Он опросил всех двадцать семь «системщиков». По их словам, Дженнифер ушла из Усадьбы с «системщиком» по имени Энсон Уильямс вечером, около половины девятого. Пошли они в бар «Легенды», где оба любили потанцевать. Путь был неблизкий, две с половиной мили среди заброшенных фабрик, но оба, по-видимому, ценили прогулки, свежий воздух и лишний шанс поговорить без помех. Энсон и Дженнифер дружили, но любовниками не были. Свидетели показали: оба танцевали и пили где-то до половины двенадцатого. Охранник сказал: уходя, Дженнифер выглядела слегка подавленной и расстроенной. Как показал Энсон, ее почти весь вечер мучила головная боль, и в конце концов Дженнифер решила уйти. Энсон якобы уговорил ее вызвать такси, но, по словам охранника, она ушла пешком, направившись в сторону Усадьбы.
Но туда она так и не пришла.
Согласно записям на мобильном телефоне, Энсон звонил ей в три минуты первого и в семнадцать минут. Она не ответила. Тогда Энсон позвонил в Усадьбу, интересуясь, видел ли ее кто-нибудь. Когда узнал от охранника, что она ушла пешком, поспешил следом, выкрикивая ее имя и обыскивая окрестности дороги, — думал, ее сбила проезжавшая машина. Энсон ничего не отыскал, а в час тридцать три ночи Ксенофонт Баарс сам позвонил в полицию. Около двух один из помощников Нолена начал поиски, объезжая окрестности ее маршрута — жуткий лабиринт заброшенных сталелитейных заводов. Не самое подходящее место для ночных прогулок в одиночку юных девушек. Правда, местные, издавна привыкшие к этому пейзажу и знавшие его как свои пять пальцев, ничего жуткого там не видели. Дженнифер не появилась и утром, и Калеб Нолен мудро решил плюнуть на инструкции и запустить полноразмерный поиск. К трем часам дня восемьдесят с лишним добровольцев прочесывали руины заводов и окрестные овраги. Все оказалось бесполезным.
Ни следа, ни намека. На другой день искали снова, на сей раз уже с обученными собаками, — и снова ничего.
Тогда полиция позвонила родителям Дженнифер. Горе того дня отразилось на их лицах: как же так, их маленькая любимая дочь, лелеемая, иногда едва терпимая, но все остальное время — обожаемая, пропала?!
Затем снова повисла неловкая тишина.
Я спросил, обращались ли они в газеты и на телевидение. Да, полиция обнародовала свой отчет о деле, два питтсбургских телеканала передавали о пропаже, показав фото, главная городская газета «Питтсбург постгазетт» опубликовала материал — все напрасно.
— А мне один репортер сказал: они специально таким историям ходу не дают! — Голос Аманды чуть ли не звенел яростью. — Синдром Джонбенет, [9] вот как он назвал это! Дескать, пропажи и убийства красивых белых девочек всем надоели!
— Нет, — возразил Джон Бонжур. — Это из-за постоянной критики нашей прессы. Она как-то… по-голливудски ко всему подходит.
— По-голливудски?! — Аманда уже почти кричала.
— Они выбирают героев статей, будто режиссеры, чужая драма для них — сценарий кино.
— Ты имеешь в виду, наша дочь слишком красива, слишком белокура? Что ее из-за политкорректности нужно похоронить на задней странице? Так и оставить ее… пропавшей?
Пропавшей? Я вздохнул про себя. Они по-прежнему считают ее пропавшей?
Снова посмотрел на фото, заглянул в искристые глаза девушки и представил полицейские снимки с места убийства — тошнотворную жуть, навсегда закоченевшую муку. Нагота, немыслимо для живых заломленные руки, серая, в багровых пятнах кожа. Тогда я и начал звать ее про себя «мертвая Дженнифер».
