Судьбы и фурии - Грофф Лорен (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT, FB2) 📗
Ее можно простить за то, что в тот момент она не разглядела Гавейна как следует под спутавшимися волосами и грязной рабочей одеждой. Она лишь коротко улыбнулась ему и снова легла, подставив лицо солнцу. А вот Салли взглянула на них и поняла, как отлично все складывается!
– Гавейн, это Антуанетта, – представила она подругу. – Антуанетта, это мой брат. У него на счету несколько миллионов долларов.
Антуанетта тут же поднялась и проплыла к ним по комнате, на ходу поднимая свои солнцезащитные очки. Она подошла так близко к Гавейну, что он увидел свое отражение в ее расширившихся зрачках.
Свадьбу они сыграли очень скоро.
Подружки Антуанетты по шоу стояли на церковных ступенях в сверкающих платьях и бросали в молодоженов пригоршни сухого рыбьего корма. Гости-янки страдали от нестерпимой жары. Салли испекла торт, увенчанный марципановыми фигурками ее брата и Антуанетты. Сахарный Гавейн держал на весу сахарную Антуанетту, безвольную и нежную.
Великолепный закат и достойное адажио русалочьей карьеры.
В течение недели была заказана и доставлена мебель для дома, а бульдозеры выкопали яму для бассейна. Теперь, когда Антуанетта была полностью обеспечена, она уже не задумывалась о том, сколько тратит денег. Ей доставалось все самое лучшее, достойное ее. Антуанетта принимала новые условия жизни как должное и не ждала от своего брака любви, зато мягкость и честность Гавейна стали для нее сюрпризом. И тогда она очень быстро взяла его в оборот. Первым делом настояла на том, чтобы он сбрил все свои ужасные заросли, под которыми обнаружилось чувственное лицо и мягкая линия рта. В новых очках в роговой оправе, которые для него купила она, и сшитом на заказ костюме он выглядел эффектно и, можно даже сказать, соблазнительно.
И когда он в своем новом облике впервые обернулся к ней и улыбнулся, эта улыбка высекла искру, разжегшую пожар в душе Антуанетты. Последующие десять месяцев подхватили их ураганом, сердцем которого и стал ребенок.
МОЖНО БЫЛО НЕ СОМНЕВАТЬСЯ, что любящее трио сделает все, чтобы Лотто с самого раннего детства чувствовал себя особенным. Золотым мальчиком. Гавейн обрушил на него всю любовь, что так долго копилась у него в сердце. Этот малыш стал воплощением всех его надежд. Его самого всю жизнь считали тупым, но когда он держал на руках своего новорожденного сына, то чувствовал: этот малыш когда-нибудь станет гением. Салли, со своей стороны, взялась за прислугу. Она нанимала и тут же увольняла нянек только за то, что они были недостаточно хороши. Когда малыш только начал есть фрукты, Салли, словно птица, тщательно пережевывала бананы и авокадо, а затем вкладывала их своему птенчику в рот. Ну а Антуанетта, с тех самых пор как увидела ту самую улыбку, направила всю свою энергию на воспитание и развитие Лотто. Она громко включала Бетховена и выкрикивала разные музыкальные термины, вычитанные в музыкальных книгах. Выписывала журналы о колониальном стиле, греческой мифологии, лингвистике и читала сыну свои записи. Возможно, измазанный гороховой смесью малыш, сидя на высоком стульчике, и воспринял всего с дюжину ее блестящих идей, но кто знает, что из сказанного отложилось в его детской головке? Если он собирается стать великим человеком (а в этом Антуанетта не сомневалась), то именно она и должна положить начало его величию. И прямо сейчас.
Выдающаяся память Лотто проявилась, когда ему было два года. Тогда-то Антуанетта наконец успокоилась.
[На самом деле этот дар стал для него медвежьей услугой. Он, конечно, облегчил Лотто жизнь, но в то же время сделал его ужасно ленивым.]
Однажды вечером Салли прочитала ему на ночь детский стишок, а на утро он спустился в столовую, где завтракало все семейство, и выдал им этот стих наизусть.
Изумленный Гавейн принялся аплодировать, Салли промокала глаза занавеской, но Антуанетта лишь прохладно сказала «браво» и протянула чашку, чтобы ей подлили еще кофе, тщательно стараясь скрыть дрожь в руке.
Салли начала читать ему на ночь более длинные стихи, и наутро мальчик знал их назубок. С каждым новым успехом в нем росла уверенность, ощущение того, что он взбирается все выше и выше по невидимой лестнице. Когда по выходным на их плантацию съезжались местные лодочники со своими женами, Лотто частенько украдкой сбегал к ним и залезал под обеденный стол. Сидя там, в темноте, точно в пещере, он разглядывал выпуклые костяшки мужских ног, видневшиеся из-под их мокасин, и влажные пастельные раковины женских трусиков. А затем, к всеобщему восторгу, выпрыгивал и выкрикивал знаменитое киплинговское «Если». Но удовольствие от аплодисментов этих незнакомцев неизбежно лопалось как воздушный шарик, стоило Антуанетте приблизится к нему со своей отточенной улыбкой и вместо похвалы мягко приказать:
– Иди в постель, Ланселот.
Она давно заметила, что, если его хвалить, он перестает стараться. Пуритане знают цену признания.
ЛОТТО РОС в Центральной Флориде, среди диких птиц с длинными тощими ногами, в атмосфере влажной вони и бесконечного сбора фруктов. С того самого дня, как он научился ходить, каждое утро поводил с Антуанеттой, а по вечерам лазил по колючим зарослям, которые с бульканьем выбирались из земли каждую весну, или по болотам, кишащим аллигаторами, которые следили за Лотто из зарослей тростника.
Лотто был маленьким мужчиной, говорливым и солнечным. Антуанетта оставила его дома на целый год дольше положенного, и до первого класса он не знал других детей и так же, как и его мать, был слишком хорош для этого маленького городка. Дочери местных рабочих были угловатыми дикарками, и она, уж конечно, знала, куда они могут его завести.
Их домашняя прислуга была молчаливой и услужливой: если Лотто бросал на пол полотенце, кто-нибудь непременно его поднимал. Если он хотел перекусить в два часа ночи, еда появлялась перед ним, как по волшебству.
Казалось, все вокруг живут только для того, чтобы приносить ему удовольствие, и Лотто, не видя ничего другого, начал делать то же самое. Он расчесывал Антуанетте волосы, позволял Салли носить себя, даже когда они почти сравнялись в размерах, и тихонько сидел рядом с Гавейном в его офисе по вечерам, умиротворенный спокойным добродушием отца и тем, как время от времени тот позволял себе отпустить шутку. Эти короткие всплески юмора ослепляли мальчика, точно солнечные блики, ну а Гавейн был счастлив от одного только факта, что Лотто существует.
Однажды, когда Лотто было четыре года, Антуанетта забрала его ночью из кровати, принесла на кухню и поставила перед ним чашку, полную сухого какао-порошка. Он ел этот порошок ложкой, макая ее и облизываясь. Они сидели в кромешной темноте. Антуанетта уже целый год предпочитала дистанционной учебе телевизионное шоу какого-то проповедника, который выглядел как кусок пенопласта, из которого ребенок вырезал бюстик, а затем раскрасил акварелью. Жена проповедника очень жирно подводила глаза, а волосы укладывала в замысловатые прически, чему Антуанетта всячески старалась подражать. Она снова и снова посылала за их пропагандистскими кассетами, которые потом слушала в магнитофоне у бассейна, нацепив гигантские наушники. После она выписывала проповеднику огромные чеки, которые Салли потом тайком сжигала в раковине.
– Дорогой, – прошептала Антуанетта той ночью, обращаясь к четырехлетнему Лотто. – Мы должны спасти твою душу. Ты знаешь, что случится с неверующими, вроде твоего отца или тети, когда придет Судный День?
Ответа Антуанетте не требовалось. Она изо всех сил старалась пролить на Гавейна и Салли свет истины. Ей так хотелось разделить с ними райское блаженство, а они только смущенно улыбались в ответ на ее попытки и всячески уклонялись от разговора. С какой скорбью они с сыном будут смотреть на их вечные муки в аду, сидя на своих облачках!
Лотто она обязана была спасти.
Антуанетта зажгла спичку и принялась читать Откровение приглушенным, дрожащим голосом. Когда спичка догорела, она зажгла новую и продолжила чтение, а Лотто наблюдал за тем, как огонь пожирает тоненькие деревянные палочки. Когда он подбирался к материнским пальцам, мальчик чувствовал жар в своих собственных, как если бы это они могли сгореть.
