Воля под наркозом - Серегин Михаил Георгиевич (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
Между тем слева раздался визг тормозов, и тяжелый «мерс» замер в полуметре от долговязой фигуры. Субъект автоматически повернул голову на резкий звук, занес ногу для очередного шага, застыл и медленно стек на асфальт.
– Завод кончился, – удовлетворенно пробормотал Степаныч.
Сзади неуверенно засигналили. Я схватил укладку и, влекомый чувством долга, бросился к месту происшествия, крикнув на ходу:
– Степаныч, разрули тут!
Около субъекта уже суетился водитель «Мерседеса». Первое, что он сделал, это затормошил типа за плечо, призывая того то ли подняться, то ли дать отчет о состоянии своего здоровья.
– Не трогать! – рявкнул я, но водитель уже перевернул несчастного на спину и попытался подхватить его под мышки.
Тип лежал, неловко подвернув под себя ногу и раскинув в стороны длинные руки. Голова его безвольно моталась при каждой попытке водителя придать ему вертикальное положение. Я оттеснил незадачливого хозяина «мерса» в сторону, аккуратно опустил типа на асфальт и приступил к осмотру. Пульс был частым, неровным и едва прощупывался. Человек был без сознания, но дышал, судорожно всхрапывая при каждом вдохе. Его худое, изможденное лицо белым пятном выделялось на черноте асфальта. Явственно чувствовался запах мочи и давно немытого тела. Спиртным, к моему удивлению, не пахло вообще.
– Мужики, клянусь, я до него не дотронулся! – причитал водитель. – «Скорую» бы, а? Телефон у кого есть? Клянусь, он сам упал!
Наконец он углядел мой белый халат и на некоторое время заткнулся. Я запрокинул голову несчастного назад, оттянул нижнюю челюсть и открыл рот. Храп прекратился, дыхание постепенно восстановилось. Я оглянулся на «Скорую». Степаныч вырулил на левую полосу, освободив дорогу для отчаянно сигналящих машин, и сейчас сдавал задом. В приоткрытые дверцы кузова деловито выглядывали санитары, ожидая, когда «Скорая» остановится.
– Носилки! – заорал я, пожалев мимоходом, что выехал на вызов без своей помощницы, надменной девицы с очаровательными глазками и скверным характером, но хорошо знающей свое дело.
Тип на моих руках едва уловимо шевельнулся и затих. Дышать он, по-видимому, больше не собирался. Краем глаза я увидел, как выскакивают из машины санитары, волоча за собой носилки. Драгоценные мгновения уходили, утекали сквозь пальцы.
Не колеблясь, я выхватил из кармана марлевую повязку, набросил ее на чернеющий в темноте рот, глубоко вдохнул, плотно прижал губы к горячим и сухим, что ощущалось даже сквозь слои марли, губам человека и с силой выдохнул. Мелькнула мысль, что моя помощница таких действий бы точно не одобрила. Для меня же этот человек сейчас был не опустившимся бомжем, маргинальным элементом, от которого приличным людям следует держаться подальше, а пациентом, требующим немедленной помощи. С удовлетворением я отметил, как поднялась и начала опускаться грудная клетка. После повторения процедуры дыхание полностью восстановилось.
Я машинально все-таки вытер губы рукавом халата и поднял голову. «Двое из ларца, одинаковы с лица», как я про себя иногда называл Вадика и Славика, уже стояли рядом, ожидая дальнейших указаний. Я убрал марлевую повязку с лица неожиданного пациента и снова подивился его неестественной худобе и изможденности. Складывалось впечатление, что человек не ел несколько суток. И не пил, добавил я мысленно, проведя рукой по его иссохшему лбу и щекам. Едва ли руководство одобрит, если я притащу в нашу элитную, черт возьми, спецбольницу этот бесплатный «подарок». Словно в ответ на мои мысли Вадик неуверенно произнес:
– Первый раз вижу бомжа при галстуке и в туфлях, которые стоят примерно столько, сколько я получаю за год.
Только теперь я сообразил, почему вид субъекта вызывал у меня такое недоумение – он больше походил не на бездомного нищего или алкоголика, с которыми я сравнил его по привычке, а на потерпевшего кораблекрушение состоятельного человека. Его костюм, если не принимать во внимание многочисленные дыры и местами налипшую кусками грязь, говорил о хорошем вкусе и достатке своего хозяина и явно был сшит на заказ или куплен в дорогом бутике. Я снова подумал о Мишке Колесове.
– Чего ждем? – гаркнул я «молодцам». – Аккуратно на носилки и в машину. – Мне не терпелось взглянуть на пациента при нормальном свете.
Санитары рванулись выполнять приказ. Совместными усилиями мы уложили странного прохожего на носилки, Славик и Вадик рысцой двинулись к машине. Передо мной, как из-под земли, тут же вынырнул водитель «Мерседеса».
– Может, без милиции обойдемся? – просительно затянул он. – Клянусь, он сам упал.
Ага, голубчик, очень кстати. Я и забыл про тебя совсем. Милиция тебя пугает? Оч-чень хорошо!
– То есть как это сам? – грозно начал я, жестко ткнув пальцем в волосатую грудь, украшенную массивной цепью. – Где это вы видели, чтобы человек сам перед машиной падал? Ничего не знаю, милиция разберется! Пострадавший получил серьезные повреждения, лекарства, лечение, моральный ущерб, наконец, – кто оплачивать будет? А если он вообще не выкарабкается? Я вас спрашиваю!
Отступая под моим натиском, водитель медленно, но верно сдвигался в сторону крайней полосы, по которой одна за другой мчались машины. Еще один пациент мне ни к чему, благоразумно решил я, сгреб парня в охапку и потянул к «Мерседесу».
– Меня ждет пострадавший, милицию мы вызовем по рации. А вы, уважаемый, не вздумайте покинуть место происшествия, номер машины я запомнил хорошо!
– Я все оплачу, – затараторил водитель, – лечение, лекарство, этот, как его, ущерб…
– Ладно, следуйте за нами в больницу, – бросил я и помчался к «Скорой». Смоется, так и черт с ним, нет – будет иметь шанс совершить благое дело.
В три прыжка я догнал санитаров, а через мгновение о водителе уже снова забыл. Уложив клиента в стабильное положение и быстро произведя необходимые манипуляции, я воспользовался оставшимся временем, чтобы осмотреть «подарок» более тщательно.
Теперь, при ярком свете, его сходство с Колесовым бросалось в глаза еще больше. Подавив желание тут же исследовать содержимое его карманов, я занялся его левой рукой. Предплечье пересекала глубокая рана с рваными краями. Кровь, впрочем, давно запеклась. Опасаясь других возможных повреждений, я зафиксировал руку, оставив дальнейшую заботу о ней хирургам. На худом запястье тускло блеснули часы. В голове шевельнулось какое-то смутное воспоминание, однако сначала я все же пошарил в карманах. Как и следовало ожидать, ни документов, ни бумажника не было.
Лера, на которую я сначала тревожно поглядывал, отнеслась к происходящему с невозмутимым спокойствием. Все это время она тихонько сидела на месте, не порываясь задавать вопросы или падать в обморок, за что я ей был чрезвычайно признателен. Отрешенность в ее глазах даже сменилась некоторым любопытством.
Я снова обратил взгляд на часы. Старомодные, местами оцарапанные, хотя и золотые, они как-то не вязались с дорогой тканью костюма и так поразившими воображение Вадика шикарными туфлями. Я осторожно отстегнул часы и взвесил их на руке. Судя по всему, они действительно были золотыми. На оборотной стороне просматривалась надпись. В нетерпении я потер корпус краем халата, отчего на белой ткани немедленно появилось грязное жирное пятно, и поднес часы ближе к свету.
«Сыну в день совершеннолетия. Папа», – прочел я мелкие витиеватые буквы.
Мишка Колесов боготворил своего отца, очень гордился этими часами и не желал расставаться с ними даже на минуту. Я невесело усмехнулся, вспомнив, как мы однажды подшутили на Мишкой, спрятав часы в кармане его же собственного пиджака. Задал он нам тогда жару. Что же с тобой приключилось, дружище?
Не доезжая нескольких метров до ворот клиники, машина остановилась. В окне, ведущем в кабину, показалась озабоченная физиономия Степаныча. Что там, еще ЧП? Не достаточно ли на сегодня?
– Володя! – через стекло голос Степаныча звучал приглушенно. – Там этот, на «Мерседесе». Он нам нужен?
– Еще как! – вскинулся я. Это же Мишкин «страховой полис»! Надо же, доехал, не смылся. – Спасибо, Степаныч. Погодь минутку. Вадик, давай по-быстрому к «мерсу», тащи водителя сюда.
