Бесконечное лето (СИ) - Ефимов Константин (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Начальственный взгляд руководства остановился ещё на двух парнях из учебки, молодых солдатах. Так вместе со мной в Штаб попали Андрей и Славка. Не могу сказать, что они мне очень нравились, но уж тут выбора у меня не было…
Андрея мы прозвали «оглоблей» — он был высокий, худой как жердь, с его лица не сходила вечно заискивающая собачья улыбка. На загорелом лице двумя лужицами талого снега серели глаза. Тёмно-русые волосы непослушно топорщились в разные стороны. Его естественное состояние — вечно голодный и в постоянном поиске что-нибудь «проглотить». Славка же, в отличие от Андрея, был нашим «розовым поросёночком». Маленький, щуплый, с молочно-белой кожей, краснеющей от казахстанского солнца, его волосы выгорели до абсолютной белизны, что делало его лицо каким-то изнеженным, почти девичьим. Синие глаза смотрели язвительно, колко и внимательно: постоянно следили за всем. Да и сам он был полон плавных, гибких и каких-то манерных движений. Однажды Славка показал мне фотографию, где он был запечатлён вместе со своей девушкой. Я долго не мог понять — кто из них кто. Две фигуры, с улыбающимися физиономиями, обе с одинаковыми волосами, сидели, обнявшись, на диване, в каких-то немыслимых одеждах. Славка был очень непрост. В его нудно-тягучем голосе с резиновыми словами запросто могла спрятаться издёвка или подвох. О своих планах и намереньях он предпочитал помалкивать, однако его «укусы» были расчётливы и весьма болезненны. Он быстро соображал и делал почти мгновенные выводы, но, в отличие от Андрея, никогда не высказывал их вслух. Думается, не игнорировал он и такую вещь как подглядывание. Его любимым занятием было «изводить» Андрея на тему еды. Однажды Андрей неосторожно обмолвился, что-де, «когда есть хорошая еда — это праздник, который надо праздновать». После этого Славка каждый раз считал чуть ли не своим долгом поддеть его на тему такого «праздника». Это получалось тонко, остроумно и зло. «Розовый поросёночек» умело маскировался под «белого ангелочка», когда разражалась очередная начальственная буря. Его способность сливаться с окружающим ландшафтом, отползая по стеночке в сторонку, и бесила, и восхищала меня.
Но всё это я понял гораздо позже, а пока наша тройка молодых «душков» — избранных — наслаждалась идиллией маленького островка в роскошных после казармы кабинетах Штаба. И наслаждалась… ровно один день. Чувство доверия и безопасности замкнутого коллектива мгновенно рухнуло, когда майор Сергей Андреевич Цапенко (в дальнейшем просто Цапа), огласил планы «партии и правительства» относительно нас:
— Тут, в Штабе, останется только один. А остальных сразу после обучения разбросают по точкам во тьму тараканью. Так что старайтесь показать себя!..
При этом он, войдя в образ психолога (по-другому не мог), так зорко и подозрительно всматривался в нас, словно хотел увидеть, чем мы завтракали сегодня. Солдафон до мозга и костей, «Защитник Родины» — именно таким считал себя Цапа. Впрочем, я глубоко сомневался в этом. Вечно серый, в своём завалявшемся мундире, он вполне соответствовал выбранному цвету, хотя, не жалея красок, старался всячески это опровергать. Тем смешнее он выглядел со стороны. Всем своим видом и повадками он напоминал мне полевую мышь, которая никак не может решить: выбежать из своей норки или отсидеться дотемна. Цапа мог глубокомысленно и задумчиво, с чувством вселенской значимости, нести абсолютный вздор о долге и ответственности, часами читать нравоучения, щедро навязывать нам правила и распорядки, считая эти вещи наиважнейшими. Впрочем, сам он никогда не следовал им. Когда что-то не соответствовало его представлениям или не исполнялись какие-то приказания, он обиженно надувал губы, а после этого начинал методично придираться к чему угодно, брызгая ядом на всех, кто попадался под руку. Все эти действия он относил к разряду «психологии воспитания молодёжи».
Разумеется, я про себя похихикивал над его чисто деревенскими приёмами, так как Цапа полагал, что его «психоисследования» для нас, дурачков, незаметны. Впрочем, я ошибся, говоря «для нас»… Первая же «заброшенная удочка» показала — на Андрея со Славкой эти наивные приёмы Цапы, оказывается, действовали безотказно!.. Пример тому — первый же день, когда Цапа решил устроить нам «разговор по душам». Происходило это так: сидя в курилке, Цапа сначала долго распространялся о том, какой у них красивый город и какие в Алма-Ате чудесные вечера, а потом спросил — любим ли мы гулять по вечерам? Андрей со Славкой, по-простецки, сразу выразили глубокое согласие, не понимая, что в первый день начальник, при таких вот обстоятельствах, никогда не будет откровенничать с тобой — а значит, в этом «откровении» необходимо искать нечто иное. Поэтому я сказал, что шатания по городу, тем более по вечерам — не моё хобби, а затем скромно поинтересовался:
— Это вы нас про самоволки спрашиваете — будем ли мы по ночам шастать в город?
Цапа скривился, крайне неудовлетворённый таким комментарием, и строго изрёк, глядя на нас взглядом удава:
— Вы должны понять, что работа в Штабе оч-чень ответственна!!! И подбирать человека мы будем такого, на которого можно положиться. Поэтому я буду лично присматриваться к вам троим и раскладывать на полочки, перемещая каждого с одной на другую. В зависимости от ваших поступков и моего мнения. А вы должны знать, что это нормальная, здоровая конкуренция!.. Понятно?!!
— Так точно, товарищ майор!!! — испуганно гаркнули мы хором.
Первый раунд остался за мной… Если и дальше так пойдёт, то все его, Цапины, «полочки», в принципе, для меня ясны. И вот тогда-то, в тот самый момент я почувствовал, что здесь, в Штабе, не так уж и плохо, и что, оказывается, такие «игры» — по мне.
…Пять кабинетов, объединённых общим холлом на первом этаже здания Штаба. Большое помещение под ним, называемое всеми Бункером. Всё это и было тем штабным пространством, в котором нам предстояло прожить бок о бок долгое время.
В нашем рабочем кабинете висел плакат, нарисованный когда-то неизвестным предшественником. На плакате был изображён боец, который сурово тыкал в нас пальцем: «Боец! Не оставляй врагу даже щели!» Цапа очень любил демонстрировать нам это художественное полотно, сопровождая свой «экскурс» длинными нотациями и выдержками из инструкций. Интересно, знал ли он, что на обратной стороне эпического произведения, рукой того же неизвестного мастера был изображён всё тот же боец, но уже согнувшийся и переминающийся с ноги на ногу, с дрожью обхвативший свой пах. Попросту говоря, боец сильно хотел в сортир. Иной раз «обратное» произведение художника получается гораздо более достоверным.
Отдел наш возглавлял полковник, которого мы, впрочем, видели очень редко. Это был среднего возраста мужик с повадками настоящего барина. Он всегда очень широко открывал двери перед собой и неспешной походкой следовал по коридору в направлении своего кабинета. Слегка кивал головой на приветствия других. Иногда он проводил в своём кабинете целый день, и тогда все вокруг старались двигаться бесшумно, говорить вполголоса. Как божество, он появлялся неожиданно и так же непонятно исчезал. Всеми делами отдела, как водится, занимался его заместитель. Майор и капитан были нашими непосредственными начальниками, контролируя каждую мелочь. Но самым главным для нас был, конечно же, сержант. Такая вот была начальственная раскладка. Ещё в нашем отделе работала вольнонаёмная женщина, ефрейтор Бухара — Зинаида Борисовна, наша добрая фея. Бухара появилась из отпуска примерно недели через две после того, как нас троих перевели в Штаб.
С самого первого дня майор Цапа основательно взялся за наше обучение, едва успевая подкидывать всевозможные инструкции, положения, распоряжения. Цапа требовал от нас не только общего знания всех этих бумаг, но и запоминания их наизусть. Всё это он делал в таком жёстком временном графике, что нам не оставалось времени ни поесть, ни, прошу прощения, по малой нужде сбегать. Похоже, Цапу нисколько не заботило то, что мы каждый раз оставались голодными. Редко бывало, что кто-то из нас втихомолку сматывался утром в столовку и набирал чего-нибудь съестного, а потом, вечером, это уничтожалось за несколько секунд. Один раз Андрей попытался сказать об этом майору, на что тот удивлённым взглядом посмотрел на него и нахмурился:
