Весло невесты (СИ) - Дорош Лина (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
— Можно переписать?
— Нельзя. Можешь слушать, а писать нельзя. Это лично для меня подарок. Я из Питера, вот наши из Мариинки мне на тридцатитрехлетие и подарили. Пил я тогда сильно. А послушал день-другой и начал икону писать. Так и пошло. Ты слушай-слушай — может, и откроется тебе что.
И я слушала, закрыв глаза. Показалось, что потолок ушел куда-то вверх и там высоко-высоко выгнулся куполом. Я стою под этим куполом. И это мой голос. Рот у меня закрыт, но я чувствую, что голос звучит из моего сердца. Он поднимается к самому куполу и отражается он него светом, тем самым золотым светом. Опускается вниз и не рассеивается по комнате, а так и стоит золотым столбом. И я внутри этого столба. Я пропитываюсь золотым светом. Золотые частицы проникают внутрь меня и устремляются к сердцу, а потом чудесным образом опять становятся голосом и устремляются к куполу. И новая волна золотого света опускается на меня.
Наступившую тишину я услышала не сразу. Голос еще продолжал звучать и золотой свет исчез не вдруг, а таял постепенно. Поток золотых частиц становился менее насыщенным. Через пару минут рассеялся совсем, и только тогда наступила тишина. Я открыла глаза. Художник сворачивал работу. Он будто и не заметил ничего: ни золотого света, ни моего состояния.
— Хочешь, завтра приходи. Сегодня мне уехать надо.
Он даже не спросил, кто я и зачем здесь. И я не спросила ни его имени, ни кто для нас только что пел.
— Спасибо, — я не приняла и не отклонила приглашения.
В жизни случается такое, повторения чего призывать не стоит. Вдруг завтра я не увижу золотого света?
Пуся и Гуслик
Воскресным утром раздался звонок в дверь. Точнее, утро еще только собиралось наступить, оно только занесло ногу над моим домом, но еще не наступило. А уже раздался звонок в дверь. Я всю ночь растирала краски. Добыла у Ирины Игоревны старую книгу, в которой описывались разные техники приготовления красок. Я читала книгу и тут же делала заготовки из тех материалов, что смогла добыть.
— Петр Петрович, Вы не пугайтесь — у меня там вся комната в заготовках для красок. Всю ночь растирала — устала, сил нет.
— Помочь?
— Если только кофе сварите.
— Легко, — Петрович заглянул в комнату и замер, — и где твои заготовки? Чего пугаться?
Глаза у меня моментально открылись. В комнате действительно ничего не было. Только открытая книга и разложенная постель.
— Петрович, мне всё приснилось! Какой ужас!
— Ничего ужасного, я тоже не раз во сне такой объем работ проворачивал, что потом жалко было всё сызнова начинать.
— Петрович, у меня краски уже готовы были, — я почти плакала, — я ж думала, что прямо сейчас пойду работать.
— А ты и так прямо сейчас только не пойдешь, а начнешь работать, — ПП протянул мне две сумки.
Сумки были открытыми и совершенно легкими. Сначала я подумала, что это шутка. Потом дошло — ПП привез домашнюю животную в двух экземплярах, потому и две сумки. Я осторожно поставила их на пол и заглянула внутрь.
— Всё как сказала: и котенка, и щенка, — Петрович сказал мне в спину.
— Маком накормили?
— Почему?
— Спят как убитые.
— При чем тут мак, просто спят! Они же маленькие — им положено.
Они действительно были маленькие. Сделать выбор из двух комочков — решительно невозможно, поэтому нас стало трое. На случай коллективного обращения, окрестила их «двойняшками». А по отдельности — «Пуся» и «Гуслик». Они и сами почему-то сразу решили, что родня. Проснулись, посмотрели друг на друга и решили. Сестры. Пуся — это котенковая девочка, Гуслик — щененковая. Просто с мальчиковым именем. Так получилось. Пуся была из вислоухих и сильно серых. Про Гуслю мне Петрович сказал:
— Шарпей, — прозвучало у него многозначительно.
— Пьющая шары — слишком витиевато, пусть уж будет Гусликом.
— Почему «Гуслик». Это мужское имя. Польское, кажется.
— Пусть будет полячкой, я не против.
Пуся и Гусля категорически задвинули на сегодня мою работу над картиной. Тем более я никак не могла смириться, что всю гигантскую работу по растиранию красок я провернула, оказывается, во сне и результаты труда остались там же. Мы начали жить втроем.
Теперь в обед я обязательно приходила домой покормить их и погулять с Гуслей. Пуся терпела ровно три дня. На четвертый день она начала борьбу за равноправие. Она требовала соображать всё на троих — и еду, и прогулки. Вообще всё. Она садилась у двери, когда я брала Гуслю на руки, чтобы вывести погулять, и начинала рычать. Не жалобно мяукать, как делают порядочные котенковые девочки, а нагло и устрашающе рычать и кусать за ноги.
— Пуся, ты что, взбесилась? У тебя все удобства дома! Это у Гусли у бедной всю жизнь уборная будет на улице. В любую погоду, заметь!
Но никакие аргументы на Пуську не действовали. Она продолжала рычать и кусать мои ноги. Гусля спокойно созерцала эту батальную сцену. Она оставалась на высоте, в смысле, на моих руках. На четвертый день пришлось посадить Пуську в рюкзак и взять с собой. Прогулки стали затяжными, потому что «двойняшкам» очень нравилось играть в траве.
Я всё прощала Пуське с Гуслей, и мне на работе прощали всё. Почти всё. Ирина Игоревна и девчонки ангельски терпела мои опоздания.
Глава 3
Говорить на вдохе
Ничто так не стимулирует умственную деятельность, как неделя регулярных опозданий на работу. Я себе отрастила такое чувство вины, что оно уже мешало быстрой ходьбе. Надо было что-то придумать, что-то такое, что компенсировало бы мои опоздания. И я придумала.
Опоздав, как обычно, на полчаса, я зашла в магазин со словами:
— Нам необходимо открыть при нашем магазине литературное кафе!
И тишина. И выпученные глаза. Три пары.
— Всё, молчать больше нет сил! У нас нет Интернета! Ни в магазине, ни вообще в городе. Если мы поставим компьютер с выходом в Интернет, то у нас точно прибавится посетителей! Потом, здесь не читают журнал «Эксперт». Его здесь нигде не продают! И многие другие журналы тоже не продают! Да что уж, раз пошла такая пьянка, — вся инопланетность здешняя отражается в пяти словах, одной частице и одном предлоге, замрите: «Здесь не знают о существовании журнала «Esquire». Можете дышать дальше.
— Славочка, что-то случилось? — смогла выдохнуть Ирина Игоревна после того, как поступила команда.
— Да! Нам жизненно важно наладить продажу актуальных журналов! Потенциальные читатели здесь наверняка найдутся, пусть и немногочисленные.
— Может быть, кофе? — несмело внесла предложение Ленка.
— Вот, кстати, о кофе! Нам необходимо установить хорошую кофе-машину, чтобы варить хороший кофе разных сортов. И столики поставить, чтобы посетители могли купить чашку кофе и присесть полистать книгу. А пока выпьют кофе, глядишь, книжечку и прикупят.
— А правда, что «мокко» и «мокка» — это разные виды кофе? — Зуля спросила почти шепотом.
— О чем Вы, Зулечка?! — взмолилась Ирина Игоревна.
— Ирина Игоревна, Зулечка права, — я перестала митинговать, почувствовала, что кульминация пройдена, — в Шмелеве замечательный воздух. Он чистый, и в нем много кислорода. Воздух — это хорошо, очень хорошо, но, оказывается, помимо кислорода в нашем воздухе должно быть большое количество других химических элементов: музыка и фильмы, журналы и книги, спектакли и концерты, выставки и spa-процедуры, капучино и кусок «Эстерхази». Да-да! И в два ночи, если захочется! И вино организмом перерабатывается нормально! Если в умеренных количествах! И обмыть — это не выпить чаю, как его… ёшкин кот!
Ирина Игоревна ничего не сказала и молча ушла в свой кабинет. Ленка пошла за кофейником, а Зулька повторила свой вопрос:
— Слав, правда, что «мокко» и «мокка» — это разные виды кофе?
— Правда, Зуль.
— А что такое «Эстерхази»?
— Это такой десерт. Очень вкусно, кажется.
Ленка принесла кофейник и молча разлила по чашкам кофе. Мы не знали, звать Ирину Игоревну или не звать. И тут она вышла сама.
