Клиника С..... - Шляхов Андрей Левонович (полная версия книги txt) 📗

— Здравствуй, Дедушка Мороз, борода лопатой…

Моршанцев смог только покачать головой, дар речи покинул его.

— Ты подарки нам принес, пидорас горбатый?

— Молчи, дура! — более трезвая Галя сердито ткнула Веронику под ребро и обратилась к Моршанцеву: — Вы не сердитесь, Дмитрий Константинович, мы всего на минуточку отлучились, да немножко застряли. Сейчас все будет в порядке, мы сейчас, сейчас… да иди ты прямо, корова!

— Сама такая, — Вероника звучно рыгнула и добавила: — Коза нетраханая! Дай поговорить с человеком…

— Давай топай! — Галя уволокла напарницу в процедурный кабинет.

На шум повыглядывали из своих палат еще не успевшие заснуть или разбуженные пациенты.

— Все нормально, — сказал им Моршанцев. — Спокойной ночи.

Все, конечно, было не очень нормально, скорее даже совсем ненормально, но что еще можно сказать в подобной ситуации? Все хорошо, прекрасная маркиза…

Судя по звукам, доносившимся из процедурного кабинета, Вероника сначала получила две звучные оплеухи, потом блевала, потом умывалась, потом пила воду с нашатырем, потом ее еще раз вырвало и она снова умывалась… Наконец обе медсестры вышли и предстали перед Моршанцевым с виноватым детским выражением на избыточно румяных лицах. Халаты у обеих спереди были мокрыми.

— Разве так можно? — только и спросил Моршанцев.

— Мы больше никогда-никогда! — Вероника затрясла головой так, что с нее слетел колпак. — Мы все понимаем…

— Ночные таблетки раздавали? — перебила напарницу Галя.

— Нет, — ответил Моршанцев.

Галя укоризненно посмотрела на него — сидишь тут, бездельничаешь, а сам даже таблеток раздать не мог — и полезла в шкаф.

— Ой, а почему шкаф открыт, Дмитрий Константинович? Я же его закрывала перед уходом.

Моршанцев объяснил, почему открыт шкаф. Укора во взгляде Гали прибавилось: человек, умеющий открывать замки при помощи скрепки, ничего, кроме осуждения, не заслуживает. Моршанцев ушел в ординаторскую. По идее, давно пора было ужинать, но на нервной почве аппетит исчез. Моршанцев съел две ложки салата оливье, выпил кофе и написал докладную о случившемся на имя заведующей отделением. В том, что после звонка ответственному врачу без докладной не обойтись, он не сомневался. Такое чэпэ, как-никак.

Начиная со второго января заведующие отделениями начинали появляться на работе. Кто через день, а кто через два дня на третий — это уже в зависимости от ситуации в отделении. Моршанцев, сдав дежурство доктору из отделения хирургического лечения тахиаритмий, зашел к заведующей, рассказал ей о случившемся и положил на стол докладную. К огромному его удивлению, Ирина Николаевна слушала равнодушно, не ахая, не охая и не выказывая признаков начальственного гнева. Он-то ожидал большего, а все закончилось словами:

— Придется в январе им работать без премии.

— И все? — вырвалось у Моршанцева. — А если бы…

— Если бы да кабы, то во рту выросли бы бобы, — сухо оборвала его Ирина Николаевна. — Обошлось — и ладно. Бейся дальше, сердце!

— Но это такое…

— У нас на каждом шагу такое, Дмитрий Константинович! Каждый праздник сидим как на иголках. А в случившемся, между прочим, есть и ваша вина.

— Я-то тут при чем, Ирина Николаевна?

— Недоглядели, не предотвратили. Дежурный врач отвечает за все.

— Да у меня и в мыслях не было…

— Теперь будет. Восьмого марта ворон ловить уже не станете. Usus est optimus magister. [19] Латынь еще не успели забыть?

Директор НИИ кардиологии и кардиохирургии

Каплуненко Всеволод Ревмирович

В советское время Всеволод Ревмирович любил вставить к месту гордое: «Я лечил всех наших руководителей, кроме Ленина». После этой фразы окружающие почтительно умолкали.

Ленина Всеволод Ревмирович не смог бы лечить при всем своем желании, поскольку появился на свет через шесть лет после смерти «самого человечного человека». А вот при лечении Сталина успел поприсутствовать в качестве помощника своего учителя, тестя и наставника по жизни академика Резника, основоположника отечественной кардиологии. Впрочем, некоторые считали основоположником академика Ланга, имя которого носил институт, возглавляемый Всеволодом Ревмировичем, сколько людей — столько и мнений.

Насчет Сталина Всеволод Ревмирович слегка преувеличивал, потому что того лечил тесть, а он только помогал — измерял давление особым опломбированным тонометром, который приносил полковник из охраны вождя, да стенографировал беседу Сталина с тестем. Не для истории, а для того, чтобы у академика Резника была бы возможность на досуге еще раз оценить правильность своих действий и сделать правильные записи в медицинской карте вождя. Но, с другой стороны, участвовал ведь в лечении? Участвовал. Стало быть — лечил.

Всеволод Ревмирович часто вспоминал былые времена, когда его негласный статус был сопоставим чуть ли не со статусом членов Политбюро, большинство из которых являлись его пациентами. Благословенные времена, безвозвратно канувшие в Лету! Все, чего только можно было пожелать (в разумных, естественно, пределах), доставалось Всеволоду Ревмировичу даром или за сугубо символическую плату. Прекрасную дачу на шестидесяти сотках в престижном подмосковном «Елкино-1» подарил Всеволоду Ревмировичу Леонид Ильич Брежнев. Новенькая «Волга ГАЗ-24», предел мечтаний советского человека («Мерседес» Владимира Высоцкого, единственный в Советском Союзе, если не считать брежневского, в расчет не брался, как автомобиль, положенный лишь небожителям), была куплена Всеволодом Ревмировичем не по государственной, а по специальной цене для высшей партийной элиты. Цена была не только специальной, но и смехотворно низкой и умилительно «неровной» — шестьсот восемьдесят три рубля сорок девять копеек. Примерно столько же (а если точнее, то на три рубля сорок девять копеек дешевле) стоил в то время цветной телевизор «Радуга 716» производства Ленинградского завода имени Козицкого. От заграничных поездок, недоступных большинству советских граждан, Всеволод Ревмирович банально уставал, но что поделать — приходилось постоянно поддерживать честь отечественной науки на различных симпозиумах и конференциях. Эх, что там вспоминать…

В новой демократической России дела Всеволода Ревмировича поначалу рванули в гору. Это министрами и советниками можно назначить вчерашних учителей, младших научных сотрудников и завхозов, а вот с врачами такой номер не пройдет. В отличие от чего другого, свое драгоценное здоровье абы кому не доверишь. Первый президент увлеченно реформировал все структуры, перетасовывая кадры с ловкостью заправского шулера, но управления, ответственного за здоровье высшего эшелона власти, не тронул. Вернее, тронул, развалил, но тут же, то ли испугавшись, то ли одумавшись, восстановил, ну совсем как феникса из пепла.

Времена изменились — даром теперь ничего не доставалось, но золотой дождь регулярно проливался с неба, так что нуждаться не приходилось. Кадровые перетасовки привели Всеволода Ревмировича в кресло директора НИИ кардиологии и кардиохирургии. Прежний директор, коммунист до мозга костей, открыто выступил в поддержку ГКЧП (поговаривали, что путчисты обещали ему пост министра здравоохранения в возрожденном СССР) и вылетел из своего роскошного кабинета уже 26 августа 1991 года. Около полутора лет институт управлялся абы кем в статусе исполняющих директорские обязанности и разваливался буквально на глазах. Всеволод Ревмирович был назначен директором с наказом: «Чтобы, значит, навел порядок».

Порядок наводился тяжело. В первую очередь потому, что не хватало кадров. Кто свалил за границу, кто торговал на рынке, кто занимался остеклением балконов и установкой железных дверей, кто начал ездить в Турцию и Китай за товаром… В институте остались только подвижники и пассивно-инертные. Подвижники не представляли себя вне медицины, а пассивно-инертные ходили на работу по привычке. Всего остального — от одноразовых шприцев до простыней — тоже не хватало. Проблема с постельным бельем решалась легко — стараниями завхоза Валиева (ныне он гордо именуется заместителем директора по общим вопросам и производству) «одноэтажная» подсобка-склад превратилась в швейный цех, мощности которого не только удовлетворяют собственные потребности института, но и позволяют торговать продукцией, получая не очень большой, но стабильный доход.