Любовь со вкусом вишни (Смерть в наследство) - Алюшина Татьяна Александровна (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Значит, это великое счастье, что она ушла именно так, – заметила Наталья.
– Не понял? – поразился необычайно такому сильному заявлению Кнуров.
– Знаешь, я вот смотрю на Антона, на Мишку, на тебя, на ребят наших и вижу необыкновенных мужчин. Вы, конечно, впереди планеты всей, куда-то влезть, ввязаться во что-то опасное, трудное, все время на старте, что для женщин вдвойне тяжело, мы же понимаем, что любите вы с разгона и в бой, ну, такие вот уродились. Но в силу вашей готовности спасать, защищать, прикрывать грудью в вас заложена огромная способность любить, запас доброты, надежности и ответственности и вам очень трудно переносить любое чувство вины. Если бы твоя жена сама не бросила тебя так некрасиво, по-предательски, то рано или поздно ты, перестав бегать по горам, спустился бы в обычную жизнь и увидел, что рядом чужой, нелюбимый человек. Мучился бы, старался наладить как-то отношения и все равно развелся бы. Но тогда инициатором стал бы уже ты и долгие годы обвинял бы себя, что не смог с ней жить, сохранить семью, а ведь она тебя ждала, пока ты воевал, и все в этом ключе. А она дала тебе возможность обвинять ее. Вот ты сейчас ни одну женщину к себе не подпускаешь, по сути, только используешь их в определенных целях, они все у тебя «одноразовые», а почему? Боишься душевной близости. А ведь мужчины тебя тоже предавали, и не раз, но ты же не перестал доверять всем мужчинам на свете. Почему же после предательства одной-единственной женщины отрекаешься от всех скопом?..
Они помолчали, думая каждый о своем.
Кнуров спрашивал себя, почему никогда не задумывался о том, что сейчас озвучила Наталья. Почему прошлое просто ныло, как больной зуб, уже без острой боли, вызывая лишь неприязнь, а не желание разобраться с самим собой и своим отношением к былому.
Надо было просто отправить его куда подальше и влюбиться по-настоящему, с ума сходить, звонить, ждать встречи, мучиться ревностью и переживать все прелести этой влюбленности, а не изображать разочаровавшегося в жизни байроновского героя!
– Никто не может тебе обещать, Сережа, что ты встретишь свою женщину и все у вас станет распрекрасно, – сказала Наталья, как будто прочитав его мысли. – Но рано или поздно придется перестать бояться боли, которую уже испытал когда-то, для того чтобы жить в полную силу, по-настоящему. Трудно и страшно еще раз поверить кому-то! Я знаю! Представь, от страха я чуть от Ринкова не отказалась и сбежала. Правда-правда. Он не дал. И, знаешь, это стоит любого риска, поверь мне! – улыбнулась она.
Почему Сергей сейчас вспомнил тот их разговор?
Почему за последние два дня он вспомнил так много из того, что давно уже убрал в глубины памяти, предпочитая не доставать и не думать о прошлом, не ворошить?
К дому Кнуров подъехал почти в полночь. Антон открыл ворота, впуская его. Сергей вышел из машины, потянулся, разминая уставшие мышцы. К нему вразвалочку подошел Апельсин, проверить, все ли в порядке, и так же неторопливо, не теряя бдительности, двинулся дальше обходить вверенную ему территорию.
– Как дела? – спросил, подойдя и поздоровавшись, Антон.
– Интересно! – ответил Сергей.
– Голодный?
– Да нет, перекусил что-то по дороге.
– Тогда спать, утром расскажешь.
– Спать – это хорошо. – Он потер ладонями лицо. – Устал что-то.
Сергей поднял голову и взглянул на темные окна второго этажа, чувствуя, что кто-то на него смотрит, и даже зная, кто.
Вероника слышала, как подъехала чья-то машина. Девушка встала с кровати, подошла к окну и смотрела, как въезжает на дорожку к гаражу знакомый автомобиль. В отблесках желтых фонарей, стоящих вдоль подъездной дорожки, она увидела, как Кнуров вышел из машины, поздоровался с Антоном, погладил подошедшего Апельсина.
Они направились не спеша к дому, и Кнуров вдруг поднял голову и посмотрел прямо на нее. Ника знала, что он не может ее видеть, но инстинктивно отскочила от окна перепуганной мышью, спрятавшись за шторой.
«Ну, в чем дело-то?! – возмутилась она. – Чего я пугаюсь этого мужика?»
Бог его знает почему вот уже два дня она все время о нем думает и уговаривает себя, что это только потому, что беспокоится о своей проблеме. Их с дедушкой подвинули, дав понять, чтобы сидели и не высовывались. Но Ника так не может: ей нужны действия, а не тупое сидение в гостях.
И вообще все неправильно, а как правильно, она не знает!
Кнуров жесткий, суровый, слишком много видевший и знавший, слишком благополучный, уверенный в себе, циничный и явно бабник. Всего слишком!
Одним словом, Матерый!
И если и бегать мышью шуганой от окна, то точно не из-за такого, как он! И тем более, упаси господь, влюбиться!
«А никто и не собирается! И не думаю я о нем вовсе, и вообще он меня раздражает! И ничего я про влюбленности не знаю, да и знать не хочу!»
Ника и на самом деле не знала, что это такое – влюбиться.
Ника никогда не была с мужчиной.
Не потому, что являлась неприступной, холодной или, не дай бог, феминисткой какой-нибудь ярой. Просто так сложилось.
Веронике было шестнадцать, когда погибли родители. Она не только мальчиков, вообще никого не замечала вокруг, держась, как за спасительный плот, только за две мысли – надо учиться и все время быть с Сонечкой!
После похорон дочери и зятя Сонечка слегла, и Веронике пришлось взять на себя все хозяйство. Бабуля же переносила горе одна, отказавшись переехать к ним. Ника разрывалась между двумя домами, поликлиникой, врачами, школой, пока бабуля не остановила этот бег.
– Никуша, я справлюсь, ты за меня не беспокойся. Я сейчас уеду на месяц, мне надо, а когда вернусь, помогу с Соней.
Теперь-то Ника знала, что она была с дедушкой, а тогда страшно волновалась – куда и зачем. А если ей плохо станет? У нее же сердце и давление!
Сосредоточившись на Сонечке и не придавая ничему другому значения, Вероника между делом закончила школу с золотой медалью и поступила в институт.
Бабуля постоянно помогала им деньгами, практически содержа их, но сидеть на ее шее Ника не собиралась и постоянно где-то подрабатывала вечерами и в выходные. У нее не оставалось ни физических, ни душевных сил, да и времени на лихую, развеселую студенческую жизнь.
Сонечка оправилась, но уже не была такой быстрой, жизнерадостной, как раньше, и все время прихварывала: то простудится, загриппует, то сердце прихватит, ноги разболятся – не одно, так другое.
После окончания Никой института бабуля, у которой на все случаи жизни имелись «хорошие знакомые, прекрасные специалисты», устроила Нику на работу с неплохой стартовой зарплатой.
Ника трудилась, как пони, впряженная в карусель, – без выходных и праздников, с ненормированным рабочим днем, который почему-то не нормировал только ее отдых. Но она стала классным специалистом с высокой зарплатой и заслуженным глубоким уважением начальства и подчиненных.
Какие там романы! Ну какие романы, смешно! Когда на руках две болезные старушки в двух квартирах и работа до упаду!
Да и никакого, хоть мало-мальского интереса не вызывали в ней мужчины, с которыми она работала или пересекалась как-то. Вот хоть ты тресни! Вероника открыла для себя тот факт, что, оказывается, большая их часть нытики. Истерики и комплексов от мании величия до собственной неполноценности у мужчин не меньше, а то и побольше, чем у женщин!
И ни разу у нее ручки не задрожали, и не забилось сердце быстрее, и не возникло желания узнать кого-то из представителей мужского пола ближе.
А потом умерла Сонечка, перед смертью тяжело и долго болея, а ровно через год, день в день, после нее умерла бабуля.
Вот так и получилось, что к тридцати годам Вероника Былинская ни разу даже не целовалась, не знала, как надо флиртовать, заигрывать, и совершенно не владела не то что искусством, а даже зачатками умения кокетничать, преподносить себя в лучшем свете и увлекать мужчин, толкаясь локтями на безграничном рынке невест, где предложение превышает хиленький мужской спрос.
