Волхв - Фаулз Джон Роберт (читаемые книги читать txt) 📗
— Моя подруга кричит, — сказал Кончис. Мне было пришла абсурдная, пугающая мысль, что он имеет в виду женщину с перчаткой. Я представил, как она в своих аристократических одеяниях несется по лесу, тщетно призывая Кью. В ночи опять закричали, жутко и бессмысленно. Кончис не спеша досчитал до пяти, и крик повторился, не успел он поднять руку. Снова до пяти, и снова крик.
— Кто это?
— Otus scops. Сплюшка. Махонькая. Сантиметров двадцать. Вот такая.
— У вас много книг о птицах.
— Интересуюсь орнитологией.
— И медицину изучали?
— Изучал. Давным-давно.
— А практиковали?
— Только на самом себе.
Далеко в море, на востоке, сияли огни афинского парохода. Субботними вечерами он совершал рейс на юг, к Китире. Дальний корабль, вместо того чтобы напоминать о повседневности, казалось, лишь усиливал затерянное, тайное очарование Бурани. Я решился.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что вы духовидец?
— А вы как думаете, что?
— Спиритизм?
— Инфантилизм.
— С моей стороны?
— Естественно.
Его лицо еле различалось в темноте. В свете лампы, падающем из открытой двери, он видел меня лучше, ибо во время разговора я повернулся к фасаду.
— Вы так и не ответили.
— Подобная реакция характерна для вашего века с его пафосом противоречия; усомниться, опровергнуть. Никакой вежливостью вы это не скроете. Вы как дикобраз. Когда иглы этого животного подняты, оно не способно есть. А если не ешь, приходится голодать. И щетина ваша умрет, как и весь организм.
Я покачал бокалом с остатками узо:
— Это ведь и ваш век, не только мой.
— Я провел много времени в иных эрах.
— Читая книги?
— Нет, на самом деле.
Сова опять принялась кричать — равные, мерные промежутки. В соснах сгущалась мгла.
— Перевоплощение?
— Ерунда.
— В таком случае… — Я пожал плечами.
— Человеку не дано раздвинуть рамки собственной жизни. Так что остается единственный способ побывать в иных эрах.
Я поразмыслил.
— Сдаюсь.
— Чем сдаваться, посмотрели бы вверх. Что там?
— Звезды. Космос.
— А еще? Вы знаете, что они там. Хоть их и не видно.
— Другие планеты?
Я повернулся к нему. Он сидел неподвижно — темный силуэт. По спине пробежал холодок. Он прочел мои мысли.
— Я сумасшедший?
— Вы ошибаетесь.
— Нет. Не сумасшедший и не ошибаюсь.
— Вы… летаете на другие планеты?
— Да. Я летаю на другие планеты.
Поставив бокал, я вытащил сигарету и закурил, прежде чем задать следующий вопрос.
— Физически?
— Я отвечу, если вы объясните, где кончается физическое и начинается духовное.
— И у вас… э-э… есть доказательства?
— Бесспорные. — Он сделал паузу. — Для тех, кто достаточно умен, чтоб оценить их.
— Это вы и подразумеваете под призванием и духовидением?
— И это тоже.
Я умолк, поняв, что необходимо наконец выбрать линию поведения. Во мне, несмотря на определенный опыт общения с ним, крепла инстинктивная враждебность; так вода в силу естественных законов отталкивает масло. Лучше всего, пожалуй, вежливый скепсис.
— И вы… так сказать, летаете… с помощью телепатии, что ли?
Не успел он ответить, как под колоннадой раздалось вкрадчивое шарканье. Подойдя к нам, Мария поклонилась.
— Сас эвхаристуме, Мария. Ужин готов, — произнес Кончис.
Мы встали и отправились в концертную. Опуская бокал на поднос, он заметил:
— Не все можно объяснить словами.
Я отвел глаза.
— В Оксфорде нам твердили, что если словами не выходит, другим путем и пробовать нечего.
— Очень хорошо. — Улыбка. — Разрешите называть вас Николасом.
— Конечно. Пожалуйста.
Он плеснул в бокалы узо. Мы подняли их и чокнулись.
— Эйсийя сас, Николас.
— Сийя.
Но и тут у меня осталось сильное подозрение, что пьет он вовсе не за мое здоровье.
В углу террасы поблескивал стол — чинный островок стекла и серебра посреди мрака. Горела единственная лампа, высокая, с темным абажуром; падая отвесно, свет сгущался на белой скатерти и, отраженный, причудливо, как на полотнах Караваджо, выхватывал из темноты наши лица.
Ужин был превосходен. Рыбешки, приготовленные в вине, чудесный цыпленок, сыр с пряным ароматом трав и медово-творожный коржик, сделанный, если верить Кончису, по турецкому средневековому рецепту. Вино отдавало смолой, точно виноградник рос где-то в гуще соснового леса — не в пример гнилостно-скипидарному пойлу, какое я пробовал в деревне. За едой мы почти не разговаривали. Ему это явно было по душе. Если и обменивались замечаниями, то о кушаньях. Он ел медленно и очень мало, и я все подмел за двоих.
На десерт Мария принесла кофе по-турецки в медном кофейнике и убрала лампу, вокруг которой уже вилась туча насекомых. Заменила ее свечой. Огонек ровно вздымался в безветренном воздухе; назойливые мотыльки то и дело метались вокруг, опаляли крылья, трепетали и скрывались из глаз. Закурив, я, как Кончис, повернул стул к морю. Ему хотелось помолчать, и я набрался терпения.
Вдруг по гравию зашуршали шаги. Они удалялись в сторону берега. Сперва я решил, что это Мария, хоть и непонятно было, что ей понадобилось на пляже в такой час. Но сразу сообразил, что шаги не могут быть ее шагами, как и перчатка не могла принадлежать к ее гардеробу.
Легкая, быстрая, осторожная поступь, словно кто-то боится, что его услышат. С подобной легкостью мог бы идти какой-нибудь ребенок. С моего места заглянуть за перила не получалось. Кончис смотрел в темноту, будто звук шагов был в порядке вещей. Я осторожно подался вперед и вытянул шею. Но шаги уже стихли. На свечу со страшной скоростью наскакивала большая бабочка, упорно и неистово, будто леской привязанная к фитилю. Кончис нагнулся и задул пламя.
— Посидим в темноте. Вы не против?
— Вовсе нет.
Мне пришло в голову, что это и вправду мог быть ребенок. Из хижины, что стоят в восточной бухте; должно быть, приходил помочь Марии по хозяйству.
— Надо объяснить вам, почему я здесь поселился.
— Отличная резиденция. Вам просто повезло.
— Конечно. Но я не о планировке. — Он помолчал, подбирая точные слова. — Я приехал на Фраксос, чтобы снять дом. Летний дом. В деревне мне не понравилось. Не люблю жить на северных побережьях. Перед отъездом я нанял лодочника — обогнуть остров. Ради удовольствия.