Мираж - Рынкевич Владимир Петрович (читать книги .txt) 📗
— Дворец Аракчеева, — сказал Кутепов и добавил: — Чтобы ни один снаряд не коснулся великого памятника великому человеку. К тому же здесь Чугуевское военное училище, где учился наш славный генерал Штейфон.
У командира батареи Бондаренко в ночь перед наступлением было много забот, но, получив распоряжение Кутепова о том, что необходимо беречь дворец, он решил, что это и есть самая главная забота. Дымников уже устроился на ночёвку в офицерской палатке, когда его вызвал майор. Орудия в боевой готовности стояли в сосновой роще за прибрежной высоткой. На берег, на прямую наводку решено было выкатывать пушки на руках — нечего лошадьми рисковать, а Дымникову дано особое задание:
— Господин капитан, ваша задача наблюдать за огнём всех четырёх орудий. Чтобы ни один осколок не коснулся дворца. Не то, что снаряд. Проверяете наводку, за каждый разрыв отвечаете лично. Огонь вести прямой наводкой по окопам красных. Приказываю сейчас же выйти на берег к выбранным точкам стояния орудий и проверить, чтобы и близко к дворцу не было выстрелов.
— Подождать бы, пока хоть немного рассветёт.
— Р-р-разговорчики!..
Вскоре будто кто-то подтолкнул землю, может быть, всего на дюйм, но свет приблизился, вдруг вблизи обнаружился ствол дерева. И началось:
— Батарея, к бою! Расчёт на колеса! Вперёд бегом!.. Орудия увязали в прибрежном песке, из-за реки ударил пулемёт, в первом расчёте закричал раненый, остальные «опадали за щиты пушек.
— Встать! — кричал Бондаренко, добавляя матерщину. — Вперёд!
Выше по реке, где ночью был захвачен железнодорожный мост, загремели орудия бронепоезда «Генерал Корнилов». Взлетели груды чёрной земли на окраине посёлка, брёвна разрушенных домов, доски, тела разорванных, растерзанных, попавших под обстрел красных. Огонь с той стороны сразу прекратился, и Бондаренко спокойно поставил свои пушки на берегу.
— Только прицельный огонь! — кричал он. — Первое орудие — по пулемёту у правой крайней избы! Второе — влево 20, по скоплению пехоты! Капитан Дымников, проверить наводку орудий.
Дворец Аракчеева темно-стального цвета молчаливо и неподвижно ждал, когда же он вновь вступит в свои права.
Через мост к дворцу и к посёлку хлынула толпа корниловской пехоты. Впереди наступали одетые в новую форму с нашивками солдаты, набранные из пленных красноармейцев или по мобилизации. Они бежали, согнувшись в три погибели, пытаясь укрыться от огня, упасть, спрятаться. Настоящие корниловцы шли сзади и заставляли передних бежать на противника. Иногда постреливали в особенно трусливых.
Кутепов, наблюдавший за ходом боя с высотки над берегом, опустил бинокль на грудь и вздохнул: нет больше тех кубанских кутеповских цепей, нет корниловцев, идущих в атаку без выстрелов и обращающих красных в бегство. Какие это были герои! Сколько их зарыто в тех степях!
— Так что, господа, Чугуев взят, — сказал генерал. — Сколько осталось до Харькова?
— Около 30 вёрст, ваше превосходительство.
Паника в городе началась, когда белые взяли Лозовую. Чугуев и подошли к Белгороду. Власть исчезла, вместо неё появились различные военные коменданты, отдающие приказы от имени Реввоенсовета, Совнаркома, Чека и прочих организаций, в случае неповиновения немедленно хватающиеся за наган.
Штаб ХIII армии почти полностью эвакуировался — лишь несколько штабистов жгли бумаги и карты под наблюдением Особого отряда. Костры среди бела дня в жару добавляли какое-то безумие к царившей вокруг истеричности. Помощник комиссара Юркин и Игорь Меженин смотрели, как горят связки бумаг, стараясь избегать крутящегося жаркого дыма. Лиза познакомила их, представив Меженина как бывшего мужа.
— Лишь бы успели вывезти госпиталь, — сказал Юркин. — Она раненых не бросит.
— Да. Она такая.
— Если б Троцкий приехал пораньше, успели бы организовать оборону и не отдали бы город. Но всё равно это их последние успехи. Красная армия в несколько раз сильнее и Деникина, и Колчака, и прочих. Только бы Лиза успела.
Но она не успела. Лиза появилась во дворе штаба, и мрамор её лица от волнения и страха стал ещё белоснежнее.
— Всё изменилось, — сказала она, целуя Юркина и подавая руку Меженину. — Эвакуацию задержали — военный комендант приказал направить все санитарные повозки и автомобили на Чугуевское направление и вывезти оттуда раненых. Там тяжёлые бои.
— Но это же неправильно! — возмутился Юркин. — Там же есть санитарный транспорт.
— За невыполнение — расстрел, — сказала Лиза. — Начальником назначили Борю Вайнштейна. Ты его знаешь. Он уже кричит.
— Елизавета Михайловна! Ждём! — закричали с улицы.
— Мы должны выполнять партийный долг, — уныло сказал Юркин.
Лиза уехала.
Вскоре появился ещё один военный комендант в кожаной куртке с маузером, с пустым, почерневшим от усталости лицом. Узнав, что Юркин здесь старший, объявил, что согласно приказу начальника гарнизона в его распоряжение необходимо выделить пятерых бойцов особого отряда с винтовками и патронами.
— Вас возьму, — сказал он, указав на Меженина, — того, у костра...
Пятерых выбранных посадили в кузов грузовика, уже достаточно набитого мрачными и молчаливыми солдатами и матросами.
— Куда едем? — спросил Меженин матроса, жмущегося рядом.
— Увидишь, — ответил тот.
Вскоре Меженин увидел пятиэтажный дом среди пустыря, ряды колючей проволоки и услышал винтовочные выстрелы.
— Понял? — спросил матрос. — Сами не управляются — нас на подмогу привезли.
Разбили на десятки, развели по местам: спиной к солнцу, яйцом к оврагу, шагах в двадцати от обрыва. Обречённых, со связанными руками тоже выводили из здания десятками я бегом гнали к оврагу. По-разному одетые, в том числе и в форме, и даже при галстуках и просто оборванцы — все они кричали, выли, плакали, выкрикивали какие-то слова, стонали, умирая, падая с обрыва. Команда красноармейцев заталкивала в овраг тех, кто не упал туда сам, подсыпала земли и вызывала следующую группу. В ней оказалась женщина в рваном тёмном платье, открывавшем маленькие висящие груди и белые грязные панталоны. Она кричала безумно, издавая какой-то монотонный животный вой. Меженин узнал курьершу Лиду-Лидуху. Выстрелил точно в голову, вой прекратился, и над краем обрыва высунулись две босые женские ноги. Узнал Игорь и следующего — в офицерской форме: полковник Двигубский. Меженин выдал эту группу и сам выполнял приговор. Он любил убивать безоружных, не сопротивляющихся, считая, что в этом он становится равен Богу. Тот тоже казнит беззащитных.
Корпус Кутепова двигался к Харькову. Дроздовский полк под командованием полковника Туркула выходил к станции Основа, где шёл затяжной бой. Кутепов и Туркул с сопровождающими ехали в открытом автомобиле по дороге к фронту, где пасмурное небо сгущалось в тёмно-фиолетовую тучу, вспыхивающую зарницами артиллерийских выстрелов, источающую механически беспощадные звуки пулемётного и ружейного огня.
— Сами возьмёте станцию? — спросил Кутепов полковника. — Подкреплений не будет. Снять войска с Белгородского направления — погубить всю операцию.
— Почему станцию? — с наигранным удивлением переспросил Туркул — крепкий офицер, выше которого, наверное, не было никого в Добрармии. — Я возьму Харьков.
Автомобиль подъезжал к какому-то посёлку. На его окраине, за огородами и сарайчиками сгрудилась огромная серая толпа, окружённая конвоирами. Пленные.
— Что-то там не так, — сказал Кутепов, — остановимся.
Кутепов и Туркул подошли к конвою, вызвали унтер-офицера. Тот испуганно, будто в чём-то виноват, доложил, что их батальон со всеми офицерами в бою, а их здесь оставили, и они не знают, что делать.
— Офицеров мы сейчас найдём, — сказал Кутепов, заметив, что на дороге появилась батарея, лёгкой рысью двигающаяся к фронту.
Один из конвоиров по приказу Кутепова бегом бросился к батарее и передал распоряжение: остановиться и всем офицерам во главе с командиром направиться к генералу.
