Новогодняя коллекция детектива - Устинова Татьяна (е книги .txt) 📗
«Она не дает мне дышать, – с привычным пафосом подумал Андрей. – Просто невозможная баба. Истеричка, шлюха, ведущая – из рук вон плохая, журналист – никакой».
И самое главное, что больше всего его бесило, – она получила над ним абсолютную власть, ничем не ограниченную!
Как же это вышло?
Ведь все начиналось так хорошо, так романтично. Он, женатый на Александре Потаповой, как бы позволил себе влюбиться в Вику. Она страдала, требовала, чтобы он развелся… Он тянул и мямлил, а она сулила ему золотые горы, почти умоляла, почти унижалась…
А теперь что? А теперь он, как чеховский герой, вынужден жить с постоянной оглядкой, под неусыпным контролем и присмотром, ничтожный, маленький человечишка, взятый из низов для «облагораживания», которого нужно еще «поднимать до себя»…
То ли дело Александра – смотрела ему в рот, ухаживала и превозносила его. А что теперь?
– Дуся! – повторила Вика нетерпеливо. – Я жду.
Она покачивала ногой в лакированной туфле, на которой вспыхивал и пропадал отблеск огней тысячедолларовой люстры. Андрея это раздражало, но приходилось терпеть. Отчитываться. Служить.
– Я все уладил, – сказал он, морщась. – Фильм делается, к Новому году будет. Я попросил Светку, она его подсунула моей бывшей жене…
– Что?! – вскричала Вика и перестала качать ногой. – Твоей суке?
– Викуш, не сердись, – умоляюще сказал он. – Она не сука, а просто дура. Ей наплели семь бочек арестантов про то, что это имеет огромное значение для спасения Вешнепольского. Ну она и ухватилась за этот фильм. Говорят, из аппаратной сутками не вылезает…
– Ты что, – подозрительно тихим голосом спросила Вика, – видишься с ней?
– Нет, нет… – заспешил Андрей, стараясь потушить разгорающийся скандал. – Не вижусь, конечно. Только иногда встречаю эту ее, Ладу, что ли. Но она меня не видит и не замечает. Отворачивается. Я считаю, это замечательная идея. Если что – после этого фильма мою бывшую на работу точно никто не возьмет!
– Но она там наклеит совсем не то, что нам нужно! – взвизгнула Вика. – Ты ублюдок, ты хочешь все дело испортить!..
– Да какая разница, что она там наклеит! – заорал Андрей, не в силах более сдерживаться. – Я потом все переклею… На это нужен день, ну, может, два! А пойдет все, как будто это она собирала. Ты же сама не хотела, чтобы она возвращалась на работу. Ну и успокойся, теперь она никогда не вернется! Все, нет ее, сдохла, пропала, утонула…
– А я-то думала, какого хрена она в «Останкино» таскается… – задумчиво проговорила Вика, забыв, что минуту назад чуть не билась в истерике. – Я ей сказала, пусть идет навоз возить, а она все шмыгает и шмыгает, мне девчонки рассказывают.
– Забудь ты о ней, – посоветовал Андрей, притворяясь, что заботится о душевном спокойствии супруги. – Она тебе не противник. И не соперница…
– Еще бы она была мне соперницей, дуся! – язвительно бросила Вика. – Нет, это и вправду хорошо задумано – прикрыться ее именем. Ты молодец, Победоносцев. И главное – благородно до невозможности: поставить в программу нечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, все строго по-деловому… Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно…
Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороны это выглядело очень мило.
– А Вешнепольский не вернется? – задал Андрей давно мучивший его вопрос.
– Нет, дуська! – игриво воскликнула Вика. – Ну, ты дурачок, ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, они как раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоей сукой. Ну, после эфира. Она ведь такая… непредсказуемая. Еще пойдет доказывать, что кино не ее…
– О боже! – простонал Андрей, бледнея, это не приходило ему в голову.
– Не переживай! – пропела Вика. – Придумаем что-нибудь!
Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ей снились. И все очень похожие друг на друга.
В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-то заброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать ему огромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами. Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, что нельзя… Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустными глазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется. Затем она оказывалась под столом в комнате «Новостей», и мусор из корзины сыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированные ботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тот злосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась…
Плача, она села в постели.
За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсем темно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, и как-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперь они редко их закрывали.
– Сколько времени? – спросил проснувшийся Филипп.
– Полшестого, – ответила Александра, перегнувшись через него, чтобы взглянуть на будильник. – Спи. Еще целый час можно спать.
– А ты? – спросил Филипп. – Опять что-нибудь приснилось?
«Еще как, – хотелось сказать Александре, – еще как приснилось…» Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело было даже не в том, что он «чужой человек». Просто это стало опасно. Как ни крути, она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от ее молчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.
Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровно двадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опять улетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешно симулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.
– Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, – сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. – Может, ты скажешь мне, в чем дело?
– Ни в чем, – поспешно отозвалась Александра, и он шевельнулся. В мертвенно-бледном свете уличного фонаря она увидела, что он повернулся на бок и подпер голову рукой. Очень смуглый, с длинными волосами – ну просто герой какого-нибудь героического американского сериала.
– Я не должен задавать вопросов, правильно я понимаю? – спросил он вежливо.
– Филипп, мне нечего тебе сказать, – заторопилась Александра, испытывая огромное искушение выложить ему все, разделить с ним ужас перед тем, во что они неожиданно влипли, и понимая, что делать этого нельзя. – Просто у меня очень тяжелая жизнь… Муж бросил, с работы выгнали, потом взяли обратно, но при каких-то странных обстоятельствах. Человек, о котором я делаю фильм, пропал. Я не имею права ошибиться с трактовкой его материалов, потому что, во-первых, он знаменитость, а во-вторых, мой друг… Или наоборот. Во-первых, друг, а во-вторых, знаменитость…
– Ты его сильно любила, что ли? – вдруг перебил он.
– Кого, Ивана? – удивилась Александра.
– Да не Ивана, – с досадой сказал Филипп. – Того. Который бросил.
– Черт его знает, – задумчиво проговорила Александра и вдруг поняла, что это правда. – Не знаю.
– Не знаешь? – переспросил Филипп.
– Когда выходила замуж, то была уверена, что люблю, – начала она медленно, как бы оценивая со стороны правдивость своих слов. – Бабушка умерла, мне было очень одиноко, я, как всегда, едва сводила концы с концами… Это ведь только кажется, что у нас приличные деньги платят, а на самом деле как у всех: задерживают, дают меньше, чем ожидаешь, и так далее… Он был умный, перспективный, свой. Почему бы и нет? Но с ним было трудно. Как-то сразу очень трудно. Он моментально перестал меня замечать. Мы с ним жили, как… с тобой. Ой, прости…
– Все в порядке, – заверил Филипп.
– Ему наплевать было на мои дела, а я за него очень болела. Думала, он в программу меня возьмет. В новую. Его раздражало то, что я мало чего добилась. Ему нужно было все сразу: признание, деньги, прайм-тайм, дружба с начальством…
