Подлинная история графини де Ла Фер - Пигулевская Ирина (читаем книги .txt) 📗
Это был ее последний безмятежно-счастливый сезон в Лондоне. Следующим летом, когда они готовились уже отбыть в деревню, Джорджа поразила внезапная хворь. За несколько часов молодой, полный сил мужчина стал бледным призраком, покрытым синими пятнами. Его постоянно рвало, и врачи только разводили руками. Ночью он умер. Анна в тот день потеряла сил больше, чем за неделю на пиратском корабле. К тому же у нее самой кружилась голова, и Джон-Эдуард капризничал не переставая, и даже как будто заболел. Кормилица утверждала, что у него появились синяки под глазами и губы стали синеватые, но Анна была в таком состоянии, что ничего не понимала. Она только приказала привезти свежего молока и поить им мальчика, ничего не принося ему с кухни, и сама тоже выпила его много. Утро она встретила совершенно измученная. Слезы уже не появлялись на глазах, и ей казалось, что все затянуто черной пеленой. Она с трудом различала предметы, и ей хотелось одного: проснуться и узнать, что все это — ночной кошмар. И чтобы Джордж обнял ее, прижал к себе и успокоил, как она успокаивала детей.
Но вместо этого явился Джозеф. Он ворвался в дом, как бы ожидая чего-то, и в недоумении остановился в гостиной, увидев полулежащую в кресле невестку.
— Что с вами, миледи? — осведомился он, ощупывая Анну цепким взглядом. — Вам плохо? Почему вы не в постели? Неужели случилось нечто ужасное?
— Случилось… — через силу ответила Анна. — Мой муж умер…
— А сын?
— Что сын? Почему вас интересует мой сын?
— Просто… Ну, я подумал, что если вы не с ним…
— Я не с ним, потому что ему ничего не угрожает, — с яростью сказала Анна. — И я позабочусь, чтобы ему и далее ничего не угрожало. Вам понятно?!
— Господь с вами, миледи! — воскликнул Джозеф. — Вы как будто подозреваете кого-то в чем-то страшном!?
— Не знаю. — Внезапно Анна почувствовала себя абсолютно обессиленной. — Мне некого и не в чем подозревать. Но я потеряла мужа и не могу вести с вами светскую беседу. Прошу вас, сообщите родственникам о случившемся и оставьте меня одну.
С блеском в глазах Джозеф вышел.
…Похороны мужа Анна помнила плохо. Все было как в тумане, и в поместье она прибыла почти бесчувственная. Несколько месяцев уединенной жизни с детьми, с редкими визитами соседей привели ее в чувство и поселили покой в душе. В то лето она много молилась.
Луи-Гийом проводил с ней много времени. Он почти не играл в обычные игры и мало занимался, но действовал на Анну лучше всяких лекарств и молитв. Он был похож на Антуана, а малыш Джон-Эдуард — на Джорджа, и Анна часто плакала, глядя на двух детей и вспоминая их отцов.
Тогда же преподаватель латыни сказал Анне, что у ее старшего сына упорно сохраняется странное французское произношение, как будто он говорит на родном языке с акцентом, и, кроме того, время от времени он вставляет в речь арабские слова. Анна ему не поверила — ведь дети быстро забывают, но это оказалось правдой, и она наказала учителю всеми силами искоренять у мальчика акцент и запретила ему говорить по-арабски. Но, как потом оказалось, учитель тоже знал арабский, так что хотя мальчик и избавился от акцента, язык он не только не забыл, но стал знать еще лучше.
С началом сезона Анну под опеку взяли свекровь и кузины. Они не оставляли ее одну и очень мило следили, чтобы она как можно меньше чувствовала ужасающую потерю. Анна еще больше сблизилась с ними, а Джозефа велела не принимать и очень холодно обходилась с ним на балах и раутах. Он тоже не очень общался с ней, и тогда же леди Винтер услышала, как его именуют лордом Винтером.
— Милая моя, — сказала ей свекровь умоляющим тоном, — только, ради бога, не обижайтесь. Мальчик хочет казаться значительнее, чем он есть. Ваш сын еще так мал, пусть Джозеф позабавится, может быть, это прибавит ему ответственности.
Анна не стада возражать, тем более, что ее одолевали другие заботы. Герцог Бэкингем возобновил свои ухаживания, не давая прекрасной вдове ни минуты покоя. И теперь леди Винтер не могла ссылаться на долг супружеской верности. Герцог становился все более настойчивым.
В конце концов обстоятельства вынудили Анну объясниться с Бэкингемом. Разговор получился тяжелым, и расстались они почти врагами…
— И все же, сударыня, я рассчитываю, что в будущем вы перемените свое мнение, — заметил герцог Бэкингем, поднимаясь из кресла. — Молодая женщина в вашем положении должна иметь покровителя, если не хочет подвергнуть себя опасности недостойного обращения. Подумайте об этом! Я буду ждать вашего согласия.
Анна пожала плечами и промолчала.
В это же время она познакомилась с французом, графом Рошфором, который, увидев ее, разумеется, тут же влюбился. Он оказался интересным и галантным собеседником и не слишком докучал ей объяснениями в любви.
Как-то Анна вскользь упомянула о своих отношениях с герцогом Бэкингемом, и Рошфор вдруг проявил небывалый интерес.
— Миледи, — сказал он вкрадчиво, — после смерти мужа вы остались без покровительства сильных мира сего. Молодой женщине трудно заботиться о себе. Вы француженка и могли бы принести пользу своей родине и обрести прочное положение в обеих странах под рукой великого человека — кардинала Ришелье. Я мог бы устроить вам встречу с ним, и обещаю вам: вы не пожалеете, что согласились.
Анна задумалась. Ее деятельная натура протестовала против тягучей бессмысленности светской жизни, тем более теперь, когда она опять осталась одна, а ум подсказывал, что в одиночестве она не сможет противостоять домогательствам поклонников во главе с герцогом Бэкингемом, явной неприязни деверя, которому очень понравилось именоваться лордом Винтером, и другим напастям, которыми судьба так любила отягощать ее жизнь.
Стоя на палубе корабля, везущего ее во Францию, миледи поклялась посвятить свою жизнь детям и более никому. Никто больше не будет иметь власти ни над ее сердцем, ни над ее привязанностью. Люди достаточно причинили ей страданий, теперь она будет использовать их как ступеньки к достижению своих целей — все лучшее умерло в ее душе и похоронено глубоко, чтобы никогда более не возродиться.
Да будет так!
Часы пробили девять, возвращая ее в темницу, и тотчас же пришел, по своему обыкновению, лорд Винтер, осмотрел окно и прутья решетки, исследовал пол, стены, камин и двери, и в продолжение этого долгого и тщательного осмотра ни он, ни миледи не произнесли ни слова. Без сомнения, оба понимали, что положение стало слишком серьезным, чтобы терять время на бесполезные слова и бесплодный гнев.
— Нет-нет, — сказал барон, уходя от миледи, — этой ночью вам еще не удастся убежать!
В десять часов вечера Фельтон пришел поставить часового, и миледи узнала его походку. Она угадывала ее теперь, как любовница угадывает походку своего возлюбленного, а между тем миледи почти жалела этого фанатика, который неожиданно легко поддался ее чарам.
Условленный час еще не наступил, и Фельтон не вошел. Два часа спустя, когда пробило полночь, сменили часового. На этот раз время наступило, и миледи стала с нетерпением ждать. Новый часовой начал прохаживаться по коридору. Через десять минут пришел Фельтон. Миледи насторожилась.
— Слушай, — сказал молодой человек часовому, — ни под каким предлогом не отходи от этой двери. Тебе ведь известно, что в прошлую ночь милорд наказал одного солдата за то, что тот на минуту оставил свой пост, а между тем я сам караулил за него во время его недолгого отсутствия.
— Да, это мне известно, — ответил солдат.
— Приказываю тебе надзирать самым тщательным образом. Я же, — прибавил Фельтон, — войду и еще раз осмотрю комнату этой женщины. У нее, боюсь, есть злое намерение покончить с собой, и мне приказано следить за ней.
— Отлично, — прошептала Анна, — вот строгий пуританин начинает лгать.
Солдат только усмехнулся:
— Черт возьми, господин лейтенант, вы не можете пожаловаться на такое поручение, особенно если милорд уполномочил вас заглянуть к ней в постель.
Фельтон покраснел. При всяких других обстоятельствах он сделал бы солдату строгое внушение за то, что тот позволил себе такую шутку, но совесть говорила в нем слишком громко, чтобы уста осмелились что-нибудь произнести.
