Замок в Пиренеях - Гордер Юстейн (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Но когда мы в это последнее утро перед тем, как подняться в свой номер и сложить вещи, прошли из столовой на балкон, чтобы полюбоваться фьордом и пунцовым буком, дочь хозяйки гостиницы спросила, не найдется ли у нас полчаса присмотреть за ее тремя дочурками, пока она сходит в банк. Не удивительно ли, что уже тогда в маленьком селении на берегу фьорда имелся филиал Вестланнского банка! Мы не раздумывая ответили «да». Девочки были очень милые, мы успели с ними подружиться. Самой маленькой не было еще и двух лет, а в последние месяцы я уже всерьез подумывала о том, чтобы покончить с противозачаточными таблетками… Нас обрадовало оказанное нам доверие, потому что кто бы доверил Бонни и Клайду сидеть с детьми? Не помню почему, но кончилось тем, что мы присматривали за детьми почти до полудня и сказали, что это самое малое, что мы могли бы сделать в благодарность за взятые напрокат велосипеды и транзисторный приемник. Можно было этого и не говорить: мы оставили в гостинице целое состояние. Мы не скупились ни на вино, ни на еду, ни на кофе с коньяком. У них был кальвадос, Стейн! У тебя хорошая память! Тогда это было редкостью, во всяком случае в гостиницах вдали от крупных городов. После нашего автомобильного путешествия в Нормандию мы полюбили кальвадос. Не могу точно вспомнить, сколько он стоил в середине 70-х годов, но во всяком случае был нам не по карману. Но здесь мы каждый вечер пили после обеда кальвадос.
После полудня мы за девочек больше не отвечали, таким образом у нас появилось свободное время. Мы обошли все уголки селения на берегу фьорда, побывали на нескольких горных вершинах. Как ни странно, мы не побывали на горном сеттере наверху, как раз за отелем; только там и не были. Если наша машина по-прежнему стоит в Хелле и на нее не обратила внимания полиция, мы уже следующим утром уедем домой, во всяком случае проедем к Эстланну такое же расстояние, какое проехали сюда. Мы решили подняться на горный сеттер. Погода стояла великолепная, с тех пор как мы оказались здесь, ни разу не было дождя.
Взяв с собой пакет бутербродов и термос с чаем, мы вскоре уже поднимались в гору над долиной Мундальсдаль, куда ты и я вернулись вместе несколько недель тому назад. Ты, конечно же, помнишь и нынешнюю прогулку, и то, что было в тот раз — давным-давно, я пишу об этом только для того, чтобы ты еще раз задумался о том, что тогда случилось!
Мы прошли последнюю усадьбу с амбаром слева от дороги и стрельбищем — справа, потом миновали часть пути вдоль быстрой реки Мундальсэльвен по левую руку и мало-помалу поднялись в горы к Хеймесеттеру. Нам пришлось попрыгать по усыпанной гравием дороге, чтобы уберечься от овечьего навоза и коровьих лепешек, так как стадо как раз выпустили на пастбище.
Мы радовались. Прошла неделя, а мы ничего не знали и не понимали, чего ждать. А ведь нас вполне могли уже арестовать, и это наложило бы клеймо на всю нашу оставшуюся жизнь. Мы это понимали, но не представляли, как нам удастся жить с такими воспоминаниями. Мы все еще шутили и смеялись, мы были такими же, как прежде, и с грустью принимали случившееся с нами: это были наши последние дни в раю, в «эротическом захолустье», шутили мы, и хотя захолустье было «эротическим», всю эту неделю мы провели в смятении и тревоге.
Пока мы идем, ты все время прижимаешься ко мне. Потом просишь о большем… вся долина предоставлена нам… Ты клянчишь, здесь нетрудно укрыться в ольшанике, да и тепло. Но на этот раз я строга и говорю, что сначала надо подняться на горный сеттер. А потом, когда зайдем подальше, посмотрим, чего ты стоишь как мужчина, весело замечаю я. Эти свои слова я прекрасно помню, потому что ты был ими оскорблен! Но между тем случилось так, что ты в последующие дни абсолютно ничего не стоил как мужчина. Правда заключается в том, что после этого мы больше не были вместе, не познавали друг друга.
Вот так! В нескольких сотнях метров от Хеймесеттера, в придорожной обочине, растут густые заросли пурпурной наперстянки. Digitalus purpurea.
Наперстянка такая стройная и бруснично-алая, я знаю, что ее цветы смертельно ядовитые. Но знаю и то, что листья наперстянки могут спасти людей от смерти. Есть нечто обольстительное в этих цветах, напоминающих колокольчики. Я убегаю от тебя, чтобы рассмотреть их поближе. «Иди сюда!» — зову я.
У цветов мы задерживаемся, затем поворачиваем направо, туда, где на пологом склоне до самой дороги растут березы. Среди черно-белых стволов — небольшая, поросшая зеленым мхом поляна. И вдруг мы видим… там стоит женщина в сером платье с алой шалью на плечах, того же цвета, что и наперстянка. Об этом я думала все прошедшие годы. Женщина внимательно смотрит на нас и улыбается. Стейн, та самая женщина, которую мы сбили в Хемседальских горах! Как будто она вдруг перенеслась сюда рукой Всевышнего. Сегодня я знаю, кто она и откуда явилась. Но подожди…
После этого нам следовало прийти к единому мнению о том, что мы видели. Мы оба согласились с тем, что именно эта женщина неделю тому назад поднималась вверх, в Хемседальские горы, в нескольких метрах от шоссе. На ней была та самая шаль, что осталась лежать наверху, у горного озера, и фигура — та же самая… Мы оба полностью с этим согласились. Это было странно, мы оба были потрясены, хотя сегодня я нахожу этому разумное объяснение.
Так что же она тогда сказала? Я помню совершенно точно, что она, повернувшись ко мне, произнесла: «Ты та, кем была я, а я — та, кем станешь ты». Но ты настаивал на том, что она сказала нечто совсем другое. Разве это ни странно, если учесть то, что мы были согласны с тем, что видели одно и то же? Ты настаивал на том, что она обратилась к тебе и произнесла: «Тебя следовало бы оштрафовать за превышение скорости, мальчик мой!»
С точки зрения фонетики эти два высказывания очень далеки друг от друга. Да и с точки зрения смысла. «Ты та, кем была я, а я — та, кем станешь ты». «Тебя следовало бы оштрафовать за превышение скорости, мальчик мой». До тебя, следовательно, дошли одни слова, а до меня — совсем другие. Но зачем ей понадобилось это двойное сообщение? И как она проделала такой фокус? Как ни думай, это величайшая загадка. Подожди…
Сейчас я уверена, что эта женщина с шалью — та самая, которую мы сбили на шоссе и которая явилась к нам из другого мира. Она хотела нас утешить! Она улыбалась, и я, пожалуй, не осмелюсь сказать, что это была теплая улыбка, ведь в словах «теплая» и «холодная» есть нечто плотское; но в любом случае ее улыбка не была злой. Игривой, хитрой, лукавой — это уже ближе. Ее улыбка была соблазняющей, Стейн! «Приди, приди! — говорила она. — Никакой смерти нет, только приди!» И тут же исчезла.
Ты, опустившись на колени, закрыл лицо руками и заплакал. Ты не хотел смотреть мне в глаза, но я, склонившись над тобой, принялась тебя укачивать.
«Стейн, — сказала я. — Она далеко».
Ты продолжал всхлипывать. Мне тоже было смертельно страшно, потому что тогда никакой веры у меня еще не было, в известной степени мне помогло важное обстоятельство: у меня был мальчик, о котором необходимо было заботиться.
Вдруг ты вскочил и побежал в долину. Ты бежал так, словно речь шла о жизни и смерти, а я старалась не отставать. Вскоре мы снова шли рядом и через некоторое время заговорили о том, что пережили. Мы были оба потрясены.
Мы не могли разобраться в случившемся. Мы выспрашивали друг друга, обсуждали и взвешивали все за и против. Однако были согласны с тем, что это та самая женщина, которую мы видели в Хемседальских горах и которую, следовательно, сбили на шоссе. Это решенное дело, никаких сомнений.
«Как ей удалось найти нас?» — в ужасе спрашивал ты. Ты боялся, что она по-прежнему идет за нами. Ты думал, что она, возможно, поселилась в гостинице, и теперь боялся встретиться с ней во время обеда. Твои огорчения все больше и больше склоняли тебя на твердую почву материализма. Сама я мало-помалу нащупывала под собой совершенно иную почву. Я была уверена в том, что за обедом мы ее не увидим. Я сказала: «Стейн, она мертва!» Ты посмотрел на меня, смерил взглядом. А я продолжала: «Возможно, она последует за нами. Возможно, только явилась нам, и всё. С того света, Стейн. Ты видел…» Но во взгляде твоем не было силы. Только бессилие.