Дорогой Леонид Ильич - Семанов Сергей Николаевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
«Основная часть аппарата опасалась появления во главе ЦК КПСС каких-либо новых сильных лидеров вроде Шелепина, но не симпатизировала и таким догматикам и аскетам, как Суслов. Партийную бюрократию в данном случае больше всего устраивал именно слабый и относительно доброжелательный руководитель, выступавший под лозунгом стабильности, против резких перемен. Под этим подразумевалась в первую очередь стабильность в составе высших партийно-государственных кадров и кадров среднего звена. В сущности, Брежнев стал выразителем интересов и настроений партийно-государственного аппарата, он возвратил ему многие утраченные ранее привилегии, повысил оклады и почти ничем не ограничивал власть местных руководителей и руководителей республик.
Один из знакомых мне журналистов, неоднократно сопровождавший как Хрущева, так и Брежнева во время их поездок по Советскому Союзу, рассказывал мне, что Брежнева и в конце 60-х, и в начале 70-х годов встречали на разных областных, республиканских и межобластных активах гораздо более сердечно и приветливо, чем Хрущева, приезд которого в любую область страны воспринимался обычно как визит строгого ревизора. Визиты Брежнева становились, напротив, своеобразной демонстрацией единства между ним и партийно-государственной бюрократией на местах, хотя он не обладал ни силой, ни энергией, ни даже ораторскими способностями Никиты Сергеевича. Было видно, что начавшаяся новая эпоха способствовала появлению на высших ступенях власти слабых вождей».
Итак, новое царствие в России началось. Хорошо помню те дни. На Хрущева не очень злобились, но провожали со смехом. Встречали Брежнева тоже весело, самой распространенной шуткой было его прозвище: «Бровеносец в потемках». И еще острили: «Крейсер "Аврору" переводят на Москву-реку, дать залп по временному правительству»…
И наконец, последнее. В русской истории поэт Лермонтов несомненно имеет некое мистическое значение. Столетие со дня его рождения собирались пышно отметить в октябре 1914 года — началась Первая мировая. Столетие смерти поэта намечали вспомнить в июне 1941-го — ясно, что произошло. А 150-летие Лермонтова выпало… на октябрь 1964 года! По этому поводу шутили: одна старушка спрашивает у другой: «Хрущева, бают, сняли, а кто ж вместо него?» — «Да вроде какой-то Лермонтов, целый день о нем по радио болтают…»
Начиналось полное интеллигентское свободомыслие. К хорошему это привело или не очень, нам предстоит обсудить далее вместе с читателями.
«Медовый месяц»
Как и можно было предположить, Брежнев начал свою деятельность в качестве первого лица в партии и стране чрезвычайно осторожно и даже мягко. Хрущев, как известно, занимал пост не только Первого секретаря партии, но и Председателя Совета Министров. Уже в октябре 1964 года пост Председателя Совмина получил популярнейший в стране хозяйственник Алексей Николаевич Косыгин. Брежнев на эту бывшую хрущевскую должность даже не покушался. А Микоян, давний сторонник Хрущева в его антисталинском курсе (вскоре он одумался), остался на посту «президента» Союза ССР, никто его не трогал и не задевал, ни административно, ни тем более в печати.
Кадровые изменения в руководящих верхах страны оказались весьма незначительными. Но примечательными. Уже в ноябре был освобожден от обязанностей хрущевский выскочка на посту секретаря ЦК В. Поляков. Его не унизили, а назначили на пост номенклатурной центральной газеты «Сельская жизнь», на непривычном для себя журналистском занятии он вскоре и зачах. На мартовском Пленуме ЦК освободили от обязанностей секретаря ЦК по идеологии Л. Ильичева. То был способный и образованный человек, но совершенно беспринципный карьерист, он занимался непомерным восхвалением Хрущева. Его уход был закономерен и политически правилен.
В этих осторожных и взвешенных шагах отчетливо просматривалась кадровая политика самого Брежнева. Отметим также, что самый открытый и резкий сторонник смещения Хрущева, «президент» РСФСР Н. Игнатов, никакого должностного повышения не получил, хотя явно его ожидал. Его перемещали туда-сюда, но на прежнем уровне. Это тоже была осторожная линия Брежнева. Не надо, мол, нам скандалистов…
Вообще Брежнев поначалу был подлинно демократичен, общителен и доброжелателен. Сохранился очень выразительный рассказ бывшего члена Президиума ЦК Пономаренко, который в указанное время был всего лишь скромным преподавателем партийного учебного заведения:
«В день, когда состоялся октябрьский Пленум, у меня сгорела дача. Поздно вечером, весь прокопченный, в спортивном костюме я приехал в Москву. У своего дома я внезапно встретился с Брежневым. Ведь мы живем в одном подъезде. Мы поздоровались. «Что у тебя за вид?» — спрашивает. Узнав о моей беде, сказал, чтобы я особенно не переживал. «Необходимую помощь окажем». Первое, что он сообщил: «Сегодня мы Хрущева скинули!» И предложил пройтись по Шевченковской набережной. «А кого же избрали Первым?» — спрашиваю его. «Представь — меня, — ответил со смехом Брежнев и потом уж серьезно добавил: — Все прошло довольно гладко. Неожиданно сопротивление оказал только Микоян: он возражал, чтобы Хрущева освободили сразу с двух постов». Перечисляя далее тех, кто активно поддержал «инициативу» о смене власти, Брежнев с большой похвалой отозвался о Суслове, Шелесте, Подгорном, Кириленко, Шелепине и других. «Очень полезен был в этом деле Николай Григорьевич Игнатов. Ведь чуть что, все могло сорваться», — подчеркнул Брежнев».
Данная история не только веселая и ярко характеризующая нового Генсека, но и, что для нас особенно важно, вполне достоверная. Вот так он начал свой «медовый месяц» на вершине власти. Впрочем, время там исчислялось не месяцами, а годами.
Первым приметным общественным действием, связанным напрямую с новоизбранным Первым секретарем, стал мартовский Пленум ЦК партии в 1965 году. Был он посвящен в основном вопросам сельского хозяйства. Хрущев особенно много занимался этой областью и в конце концов привел ее в полное расстройство, страна впервые в истории начала ввозить хлеб из заграницы, а граждане — стоять в очередях за мукой. Брежнев делал доклад, он был умеренный в словесной критике, на Хрущева не валил все беды, как раньше сам Хрущев глупо вытворял это в отношении Сталина. Однако вывод докладчика, всех выступавших и решений был тверд: хватит непродуманных мероприятий! Подразумевалось не только село, но и все иные области.
Очень сильно прозвучало тогда выступление секретаря Псковского обкома партии, на ярких примерах он рассказал буквально о вымирании коренного русского края. О том же, хоть и осторожнее, говорили многие другие участники Пленума. Тем самым партия и ее руководство, включая, разумеется, самого Брежнева, выражали полное согласие с народным недовольством позднейшей хрущевской линией и твердо заверяли о своем искреннем стремлении к переменам. Так оно и было, и многомиллионный советский народ это почувствовал и тому поверил.
Перефразируя Пушкина, можно сказать про «дней брежневских прекрасное начало». Однако отказаться от нелепого курса Хрущева — это было еще полдела, причем меньшая его половина. Важнейшим же политическим вопросом той поры было отношение нового руководства к оскверненной памяти Сталина. Народ объелся «поздней реабилитацией», его перекормили образами «невинно убиенных» Тухачевских и якиров, этих сознательных палачей русского народа. Офицерство армии и флота открыто теперь требовало восстановления памяти Верховного Главнокомандующего. Партаппарат высшего звена оставался в этом вопросе в общем и целом на «курсе XX съезда» — слишком много наболтали в хрущевские времена на эту тему! — но весь грандиозный партактив всего Советского Союза держал в основном обратную сторону.
Брежневу и его сотоварищам надо было искать тут выход. Какой?..
В ближайшем брежневском окружении нашлись, как говорится, и те, и эти. Между противоположными по духу группами началась ожесточенная борьба, сугубо закрытая даже для деятелей Центрального Комитета партии. Как и все современники той поры, отлично помню сплетни и пересуды по этому поводу — кто и как относится к памяти Сталина. Разбирать те сплетни не станем, но достоверные свидетельства ныне обнаружились, они вполне доступны теперь объективно-историческому разбирательству. Получилось так, что свидетельства эти принадлежат только одной группе, антисталинской. Цитируем воспоминания вечного андроповско-брежневского советника Г. Арбатова:
