«Нормандия». Гибель флагмана эпохи - Широков Алексей Николаевич (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
К сожалению, проектирование и отливка винтов были делом не быстрым. Новый их набор можно было изготовить лишь к весне 1936 г. — прямо перед началом второго атлантического сезона «Нормандии». Другие потенциальные решения осуществить было легче: проверить путем пробных прогонов, уже запланированных на ноябрь.
КЖТ, естественно, двояко относилась к огласке своих планов, но прерогативу принятия решения по этому вопросу у компании отобрали. В разгар лета популярная газета «Лондон тайме» сообщила, что во время зимнего простоя на «Нормандию) будет установлен новый набор винтов. «Таймс» писала, что винты будут иметь по четыре лопасти вместо трех лопастей винтов оригинального набора. Вибрация «Мавритании» была значительно уменьшена путем именно такой замены, отмечала газета.
В то время как одна группа инженеров работала над устранением вибрации на «Нормандии», другая трудилась над революционным устройством, которое обещало сделать огромный французский лайнер самым безопасным судном в мире. Это устройство было не чем иным, как первой радарной системой оповещения, установленной на пассажирском судне.
12 сентября 1936 г. на мостике «Нормандии» установят аппарат «для обнаружения на расстоянии судов и других цельных предметов, таких как айсберги», которое создал парижский ученый и радиоинженер Морис Пон. Аппарат посылал пучок ультракоротких 16-сантиметровых радиоволн, обегающих горизонт слева направо и образующих дугу в 45°. При встрече препятствия на пути пучка он отражался от него, воспринимался чувствительным приемником и усиливался до звуковой частоты, так что его можно было услышать в обычном динамике, установленном на ходовом мостике.
Диапазон действия устройства зависел от размера объекта, но по официальным сообщениям, последовавшим через месяц с начала эксплуатации, буи распознавались на расстоянии до двух миль, а суда — до четырех миль от борта «Нормандии». Кроме того, аппарат работал и в условиях тумана, и при чистой погоде. В порту Гавра тоже установили так называемый «радиопрожектор» для обнаружения судов, входящих в гавань и покидающих ее. Это стало первым коммерческим применением радиолокации.
2 октября 1935 г. в 9:00 утра с парижского Гар-Сен-Лазар со свистом тронулся литерный поезд «Компани Женераль Трансатлантик». Вдоволь потаскавшись но серым парижским предместьям и выбравшись наконец за город, поезд набрал скорость и неистово застучал колесами, оставляя позади живые изгороди, церквушки и поля. За окнами в гипнотическом аккомпанементе снижались и взлетали гирлянды телеграфных проводов, составляя визуальный контрапункт мерному перестуку колес на стыках рельсовых полотен.
Этот ритм нарушила промежуточная остановка в Руане в отличие от следующих станций: Барантен, 550-метровый виадук за ним, Мотвиль и Ивето, словно неясные пятна вместе с живописными пейзажами, раскинувшимися севернее широких петель Сены, пролетали по ходу поезда, который своим свистом недвусмысленно давал понять, что он все-таки экспресс и остановится только на морском побережье.
Наконец поезд пробрался по запутанному лабиринту подъездных железнодорожных путей и вкатился в здание гаврского Морского вокзала в полдень, точно по расписанию. Выйдя на закрытый перрон, пассажиры поднялись по эскалатору на верхний этаж. Пройдя несколько залов ожидания, они очутились на крытых сходнях и, наконец, в просторном вестибюле — уже на «Нормандии». Они знали, как выглядит турбоэлектроход снаружи, но так и не смогли оценить его по достоинству. Быстро получив информацию в справочном бюро, люди разъезжались на лифтах по своим «этажам» этой морской гостиницы.
Точно так же в холле туристского класса появились двое мужчин, одетых аккуратно и даже щеголевато. Гарсон показал им каюту, и симпатичные молодые люди в модных парижских шляпах вышли на палубу, чтобы понаблюдать за отплытием:
«Глубоко внизу, с площадок всех этажей вокзала, провожающие выкрикивали свои последние приветствия и пожелания. Кричали по-французски, по-английски, по-испански. По-русски тоже кричали. Странный человек в черном морском мундире с серебряным якорем и щитом Давида на рукаве, в берете и с печальной бородкой, кричал что-то по-еврейски…»
Ну вот наконец и отплытие. «Нормандия» отправлялась в предпоследний западный рейс своею первого атлантического сезона. Буксиры медленно оттащили лайнер от причала:
«Пароход вышел из гавани. На набережной и на молу стояли толпы людей. К "Нормандии " ещё не привыкли, и каждый рейс трансатлантического колосса вызывает в Гавре всеобщее внимание...»
Илья Ильф и Евгений Петров — ведь именно они и были этой парой молодых людей — плыли в США открывать свою Америку, Америку до тех пор не известную в СССР из-за давным-давно сложившегося стереотипа городов-небоскребов, именно ту Америку, которая и составляет почти девять десятых всех Соединенных Штатов. Вернувшись, они напишут о своем путешествии книгу, ставшую портретом США 1930-х гг. А сейчас их путешествие только началось, и началось оно на «Нормандии». Если бы они пересекали Атлантику на каком-нибудь другом пароходе, возможно, первые впечатления от их трансамериканского путешествия были бы совершенно иными.
Писатели прибыли в Париж 25 сентября и поселились в гостинице «Истрия», где неоднократно останавливался Владимир Маяковский. Ильфу и Петрову повезло: начинался октябрь — сезон путешествий на трансатлантических линиях завершился, поэтому КЖТ обменяла их посадочную бронь на места не в третьем, а в туристском классе. Ильф писал домой 4 октября с борта «Нормандии»: «В Париже, когда мы меняли шипс-карты на билеты, нам дали каюту не туристскую, а первого класса. Они это делают потому, что сезон уже кончился, чтобы первый класс не пустовал безобразно». Предоставленная же им каюта имела комбинированное назначение, т.е. относилась к первому или туристскому классу в зависимости от потребностей.
Знаменитые советские сатирики занимали бортовую каюту № 263 в кормовой части Главной палубы и поэтому ощущали вибрацию на протяжении почти всего путешествия:
«Все задрожало на корме, где мы помещались. Дрожали палубы, стены, иллюминаторы, шезлонги, стаканы над умывальником, сам умывальник. Вибрация парохода была столь сильной, что начали издавать звуки даже такие предметы, от которых никак этого нельзя было ожидать. Впервые в жизни мы слышали, как звучит полотенце, мыло, ковер на полу, бумага на столе, занавеска, воротничок, брошенный на кровать. Звучало и гремело все, что находилось в каюте. Достаточно было пассажиру на секунду задуматься и ослабить мускулы лица, как у него начинали стучать зубы. Всю ночь казалось, что кто-то ломится в двери, стучит в окна, тяжко хохочет. Мы насчитали сотню различных звуков, которые издавала наша каюта».
Из письма Петрова жене, В.Л. Катаевой, с борта «Нормандии» 6 октября 1935 г.:
«Каюта необычайно комфортабельна. Она такой величины, как мой кабинет. Стены покрыты гладким, великолепно полированным не то грушевым, не то ореховым деревом. Посредине две большие удобные кровати. Стоят ночные столики, маленький шкаф для белья; есть два огромных стенных шкафа с миллионом плечиков для моего единственного костюма. Кроме того, в стене есть дверь, за которой скрывается очень комфортабельный умывальник. Есть и весьма изящный письменный стол (он же туалетный). В обоих шкафах большие, во весь рост, зеркала. Над столиком тоже, над умывальником — mooice. Весь пол покрыт толстым ковром. При кабине есть прекрасная уборная и душ, задернутые резиновой занавеской, с горячей и холодной водой. Общие помещения туристского класса (салоны, столовая, бары, курительные, гимнастический зал и прочее) очень удобны».
Тем же рейсом в Нью-Йорк плыли и советские киноработники, в том числе заместитель председателя Комитета по делам искусств при СНК СССР и начальник Главного управления кинофотопромышленности Б.З. Шумяцкий, изобретатель звукозаписи профессор А.Ф. Шорин, кинорежиссер Ф.М. Эрмлер и известный оператор B.C. Нильсен. Цель поездки, как было сказано в командировочном удостоверении — «ознакомление с кинопроизводством запада и изучение техники» для создания в Крыму на основе американского опыта киногорода — южной студийной базы производства фильмов, реализующей принципы технологии массового производства — «советского Голливуда».
