Эволюция всего - Ридли Мэтт (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
Получается, что в государственном финансировании науки практически нет смысла – это сделает промышленность. Внедрив какие-либо инновации, промышленность оплачивает исследования, направленные на выявление лежащих в их основе фундаментальных принципов, как в случае микросейсмического зондирования и гидравлического разрыва. Изобретение парового двигателя вызвало финансирование исследований в области термодинамики. Этот еретический вывод Теренса Кили непонятен большинству экономистов и ученых. И те и другие долгое время считали, что без государственной помощи наука не получит никакого финансирования, а если науку не станут финансировать налогоплательщики, не будет и экономического роста. Это общепринятое мнение сложилось более полувека назад. В 1957 г. экономист Роберт Солоу показал, что технологические инновации являются важнейшим источником экономического роста – по крайней мере, в тех обществах, которые не расширяют свою территорию или не увеличивают численность населения. Его коллеги экономисты Ричард Нельсон и Кеннет Эрроу соответственно в 1959 и 1962 гг. объяснили необходимость государственного финансирования науки тем, что копирование обходится дешевле оригинальных исследований. В этом ключе наука рассматривается в качестве общественного достояния или услуги (как свет маяка), которая должна финансироваться государством, иначе никто этого делать не будет. Никакое частное лицо не станет вкладывать средства в фундаментальную науку, поскольку ее достижения будут доступны для конкурентов.
«Проблема статей Нельсона и Эрроу, – пишет Кили, – заключается в том, что они были теоретическими, и лишь одна или две беспокойные души из всего экономического гнезда заметили, что в реальности все же встречаются случаи частного финансирования исследований». Кили считает, что до сих пор нет фактических подтверждений необходимости государственного финансирования науки, а опыт прошлого показывает обратное. В конце XIX и начале XX в. США и Великобритания активно финансировали науку при незначительной доле государственных вложений, а Германия и Франция делали это за счет государственного финансирования, что, однако, не дало существенных результатов ни в науке, ни в экономике. «Индустриальные страны, правительства которых меньше вкладывают в науку, лучше развиваются в экономическом плане, – пишет Кили, – и также весьма неплохо в области науки».
Большинство людей считают необходимым государственное финансирование науки в связи со списком научных достижений, сделанных за государственный счет – от Интернета (оборонная наука в США) до бозонов Хиггса (физика элементарных частиц в ЦЕРНе). Но эта точка зрения в значительной степени ошибочна. Учитывая щедрость государственного финансирования науки, было бы странно, если бы оно вообще ничего не финансировало. Но мы не знаем, каким был бы результат при ином способе финансирования. И мы никогда не узнаем, какие открытия не были сделаны по той причине, что государственное финансирование науки вытеснило многие благотворительные и коммерческие изыскания с другими приоритетами.
После Второй мировой войны Великобритания и США изменили политику и начали в значительной степени финансировать науку за счет государственных средств. Достижения оборонной науки и запуск спутника в СССР говорили о том, что переход на государственное финансирование может оказаться полезным. Однако факты (о том, что создание спутника во многом было основано на работах Роберта Годдарда [31] при финансовой поддержке Гуггенхаймов) демонстрируют, что все могло быть иначе. Переход на государственное финансирование науки не дал никаких дивидендов. Экономика Великобритании и США развивалась не быстрее, чем раньше.
В 2003 г. Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) опубликовала отчет об «источниках экономического роста в странах ОЭСР» в период с 1971 по 1998 г., из которого, как это ни удивительно, следовало, что частное финансирование исследований и разработок стимулирует экономический рост, а государственное финансирование не вносит никакого вклада в этот процесс. Никакого. Этот невероятный результат никогда не был опровергнут. Но все настолько привыкли, что наука нуждается в государственном финансировании, что данный факт просто игнорируется.
В 2007 г. Лео Свейкаускас из Бюро экономического анализа пришел к выводу, что прибыль от многих форм государственного финансирования исследований и разработок близка к нулю и что «многие элементы университетских и государственных исследований приносят очень маленькую прибыль и влияют на экономический рост лишь косвенным путем или не влияют совсем». Как заключил Уолтер Парк из Американского университета, объяснение этого несоответствия заключается в том, что государственное финансирование исследований практически наверняка перекрывает путь частному финансированию. Иными словами, если государство вкладывает деньги в какую-то странную науку, это приводит к тому, что люди перестают работать в правильном направлении. Однако, учитывая, что в большинстве стран государство забирает более трети национального дохода и как-то тратит эти средства, было бы жаль, если бы хотя бы часть не направлялась на развитие науки, которая, вообще говоря, является одной из вершин человеческой культуры.
Подводя итог, скажем, что инновационный процесс представляет собой эволюционное явление. Все политические механизмы, направленные на усовершенствование этого процесса (патенты, награды, государственное финансирование науки), иногда могут помочь, но в целом их действие непредсказуемо. При благоприятных условиях новые технологии возникают в своем собственном ритме – в правильном месте и в правильное время. Дайте людям возможность свободно обмениваться идеями, и появятся новые изобретения. То же самое справедливо и для научных открытий.
Глава 8. Эволюция мышления
Однажды актер Эмо Филипс пошутил, что всегда считал головной мозг самой удивительной частью своего тела – пока не понял, кто ему подсказывал эту мысль. Эта шутка возвращает нас к абсурдности таких понятий, как «я», разум, воля, эго или душа. Всё это – проявления жизнедеятельности нашего тела, которые не существуют отдельно от него. Но мы упорно рассуждаем о себе так, как будто «я» существует, как дух в машине, или, если воспользоваться выражением философа Галена Стросона, как будто в раковине нашего тела живет жемчужина нашей воли. Идея о том, что где-то в глубинах мозга содержится единый элемент «личности», является лишь мощной иллюзией. Более того, когда вы соглашаетесь, что личность представляет собой характеристику тела, становится очевидным, что личность управляет телом не в большей степени, чем пар управляет чайником. Личность – это последствие, а не источник мысли. Думать иначе – значит, допускать чудесное воплощение нематериального духа.
Очень трудно избавиться от идеи разумного замысла, в том числе по той причине, что некое рациональное обоснование ей дал французский мыслитель XVII в. Рене Декарт. Декарт вовсе не был бескомпромиссным дуалистом, каким его часто изображают. Но тем не менее он пришел к дуалистической идее о том, что в нашем смертном теле обитает бессмертная душа, не подчиняющаяся законам физического мира; местом их соприкосновения Декарт считал эпифиз мозга (шишковидную железу). Такое восприятие разума укрепилось на несколько сотен лет и в какой-то форме сохраняется до сих пор. Большинство людей чувствуют, что в голове живет какой-то маленький человечек, зритель в «Картезианском театре» (термин Д. Деннета, отсылающий к идеям Декарта), наблюдающий за тем, что им передают глаза. В фильме «Люди в черном» есть сцена, в которой персонаж Линды Фиорентино обнаруживает инопланетного гомункулуса, управляющего, казалось бы, человеческой головой.
