Солдат по кличке Рекс - Сопельняк Борис Николаевич (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
Но это не все. Убить, оказывается, мало. Побросали расстрелянных, повешенных и раненых в погреба, загнали туда и чудом уцелевших, налили бензину, подожгли и закрыли крышки. Как же люди кричали, как плакали и молили выпустить! Особенно дети!
За что так, сыночки? Ведь горели-то дети, старики да бабы! Они-то что за грозное войско?!
Полгода прожила я в норе. Думала, о нас забыли. Так нет же, вчера опять прикатили. Так перепахали взрывами остатки деревни, что от Большого Дуба и следа не осталось, — закончила Надежда Тимофеевна.
Потух костер. Остыла каша. Не дымились самокрутки.
Громов поднялся. Губы дергались.
— Клянемся! — сказал он. — На этих погребах клянемся! Тебе, мать, клянемся! Ванюше!!! — Его голос сорвался. — Всех передушим! Вот этими руками!
Десять танков самым малым ходом ползли по оврагу. Капитан Маралов был в первом. Местами стены оврага сходились так близко, что танку не протиснуться. Тогда комбат подавал назад и бросал «тридцатьчетверку» с разгону — так он стесывал края и мало-помалу продвигался вперед. Овраг петлял, забирал куда-то в сторону, но теперь иного выхода не было, кроме как утешаться тем, что чем дальше от деревни, тем меньше шансов быть обнаруженными.
Наконец, овраг кончился и показалась узенькая речонка. Танкисты облегченно вздохнули: заметь их немецкий самолет, тот овраг стал бы братской могилой.
Осмотрелись. Деревенька километрах в трех справа. Местность открытая, правда, холмистая. Но вот последний километр — ровное как стол поле.
— До поля идем лощинами, — говорил Маралов. — А потом бросок. Маневрировать, менять скорость и ни в коем случае не подставлять борта. Огонь вести с остановок, прицельно, иначе их не достать. По машинам!
Вот и кромка поля. Маралов достал бинокль.
«Зашли с фланга, это хорошо, — думал он. — А вот то, что не заметил полтора десятка «пантер», — это плохо. Ага, завтракают! Самое время подбросить горяченького».
— Ракеты! — крикнул он. — Две красные!
Начало атаки было удачным. Танки Маралова прорвались к окраине деревни, подожгли несколько «пантер» и уже разворачивались, чтобы зайти в тыл закопанным «Фердинандам», но немцы вызвали авиацию.
— Маневрировать! — кричал Маралов. — Маневрировать!
«Тридцатьчетверки» бросались в стороны, тормозили, снова набирали ход. А за ними гонялись «мессеры», гонялись безнаказанно, прямо-таки как летом сорок первого.
— Что ж это такое?! — недоумевал Маралов. — Наши-то где? Неужто на весь фронт ни одного истребителя?
Он связался с командиром полка и доложил, что несет большие потери от авиации противника.
— Вижу, — ответил комполка. — Действуете правильно. На подходе «лавочкины».
Ревели моторы, скрежетали гусеницы, искрилась от снарядов броня, факелами вспыхивали танки.
«Хрен с ними, с коробками. Главное, экипажи целы», — подумал Маралов, заметив, что из подбитой «тридцатьчетверки» выскочили люди.
Один танкист горел, двое на бегу его тушили, а четвертый еле двигался, припадая на раненую ногу. И тут из-за бугра метнулась девичья фигурка. Санинструктор! Девушка подбежала к раненому, уложила на землю, перевязала и взвалила на себя. Не успела она сделать и трех шагов, как из немецкого танка резанул пулемет. Девушка споткнулась и рухнула наземь.
— Ах ты гад! Девчонок бить?!
Маралов развернул башню и в упор всадил бронебойный снаряд в плюющую огнем «пантеру». Та дернулась, замерла, а потом как-то странно подпрыгнула.
— Порядок. Рванул боезапас. Так тебе и надо!
Но по тому месту, где лежала девушка, бил пулемет другого танка.
— Механик, — свистящим голосом сказал Маралов, — видишь девчонку?
— Вижу.
— Надо на нее наехать. Не раздавить, а наехать. Нужно, чтобы она оказалась между гусеницами.
— Понял.
«Тридцатьчетверка» развернулась и пошла прямо на раненого танкиста и санинструктора. Когда танк замер прямо над ними, открылся десантный люк, и их втащили внутрь.
— Эх ты, разиня, — ворчал Маралов. — Куда задело-то?
— В бедро, — сквозь зубы ответила девушка.
— Дай-ка перевяжу. А то кровищи из тебя… Всю машину перемазала. Вот так. Терпимо?
— Нормально.
— Придется потерпеть. Из боя не выхожу. Огрызаются, гады. Надо врезать по зубам, как говорит один мой друг, этим… как его… антрекотом.
— Апперкотом, — слабо улыбнулась девушка.
— Точно, апперкотом! А ты откуда знаешь?
— Так ведь ваш друг — мой муж.
— Вот это да-а… Выходит, ты Маша?
— Маша. А вы — Маралов.
— Так точно, капитан Маралов. А как узнала?
— Вас… нельзя не узнать. Виктор много рассказывал. Вы же ему жизнь спасли. Он вас ищет.
Маралов посмотрел на быстро краснеющий бинт, на теряющее цвет лицо девушки, по-громовски стукнул кулаком по броне и открытым текстом рубанул в эфир:
— Выхожу из боя. Командир первой роты, принимай командование батальоном.
Вздымая пыль, танк Маралова мчался навстречу наступающим колоннам. Маралов высунулся из люка, сорвал шлем и орал безгубым ртом, спрашивая, где ближайший медсанбат. Его не слышали, но приветственно махали руками. А на дне танка в луже крови лежала младший сержант Орешникова, из которой капля по капле уходила жизнь.
XVI
Когда почерневшие от усталости разведчики вернулись в расположение роты, капитан Громов доложил о результатах рейда. Выслушав сбивчивый рассказ Надежды Тимофеевны Дугиновой, которую разведчики принесли на руках, полковник Сажин, сузив глаза, сказал:
— В Большой Дуб необходим десант. Надо любой ценой сохранить погреба. Надо, чтобы весь мир узнал! — хрястнул он кулаком по столу. — Газетчиков туда, киношников. Тут где-то болтались представители союзников — их тоже в Большой Дуб. И вообще, надо сообщить наверх.
Он тут же доложил командарму, а тот — командующему фронтом. Решение было однозначным: танковый полк с батальоном автоматчиков на броне просачивается в заранее пробитую брешь в войсках противника и, не вступая в бои, идет к деревне. Задача: занять круговую оборону и не дать фашистам окончательно уничтожить следы злодеяния.
В качестве проводников Громов послал взвод младшего лейтенанта Седых. Сам капитан рассчитывал хоть немного отдохнуть: трое суток без сна давали себя знать.
— Лейтенант Зуб, — позвал он, — сегодня какое?
— Четвертое.
— Четвертое — чего?
— Августа.
— Надо же, совсем все перепуталось. Я малость вздремну. За старшего — ты. Если что… — Громов так и не закончил фразу — уснул.
Через два часа лейтенант Зуб тронул его за плечо:
— Товарищ капитан, проснитесь. Комдив идет.
Громов вскочил, оправил гимнастерку и приготовился рапортовать. Но полковник Сажин только махнул рукой, дескать, не суетись, и подчеркнуто торжественно сказал:
— Собирай командиров.
Когда Громов, Ларин и Зуб вытянулись перед комдивом, он спросил:
— Орловцы во взводах есть?
— У меня нет, — ответил Ларин.
— У меня тоже, — чуточку помешкав, добавил Зуб.
— Плохо… А кто-нибудь из вас в Орле бывал, разумеется, до войны?
— Никак нет, — переглянулись офицеры.
— Совсем плохо, — сокрушенно вздохнул полковник.
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Громов. — Если нужно в город, сориентируемся по карте.
— Вот что, товарищи офицеры, — еще более торжественным тоном продолжал Сажин. — Есть очень важное, очень трудное и очень почетное задание. Не скрою, и чрезвычайно рискованное. Нужны очень надежные люди, разумеется, добровольцы.
— Сколько? — спросил Громов.
— Человек десять.
— Это не проблема. Ручаюсь за всю роту.
— Да погоди ты ручаться. Не за «языком» ползти, не склад взрывать. Смотрите! — поднялся Сажин и развернул сверток, который бережно держал в руках.
— Знамя! — ахнул Ларин.
— Да, лейтенант, знамя! Знамя нашей дивизии. Утром — общее наступление. Отсюда, от подступов к железнодорожному вокзалу, ринемся на штурм. Сами знаете, как много значит знамя в бою. Если оно впереди, к нему рвутся любой ценой. Надо проникнуть в город, найти самое высокое здание и укрепить на нем знамя!
