Пятый ангел вострубил - Воробьевский Юрий Юрьевич (читать книги онлайн без txt) 📗
Уверенность Баратаева вскоре подтвердилась. Когда открылась очередная вакансия, он вызвал Мотовилова и объявил: «Этой должности вам не видать, как своих ушей. И не только вы этой должности не получите, но не попадете ни на какую другую государственную должность, ибо и Мусин-Пушкин (тогда попечитель Казанского учебного округа), и министр князь Ливен – подчиненные мне масоны. Мое приказание – им закон!»
Травля Мотовилова помешала намечавшемуся браку с Языковой, создала ему репутацию сумасшедшего и даже привела к задержанию его по обвинению в государственной измене!
Только невероятная энергия Николая Александровича, дошедшего в поисках правды до высших кабинетов, помогла ему получить службу. Однако потрясения были таковы, что он более чем на три года оказался прикован к постели. А как исцелился! Верою!
Он сам пишет, как 9 сентября 1831 года принесли его к отцу Серафиму: «…привезен я к нему был в ближнюю его пустыньку близ его колодца, и четверо человек, носившие меня на своих руках, а пятый, поддерживающий мне голову принесли меня к нему, находившемуся в беседе с народом… на его сенокосной пажинке меня посадили. На просьбу мою помочь мне и исцелить меня, он сказал: «Да ведь я не доктор. К докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь».
Я подробно рассказал ему бедствия мои и что я все три главные способы лечения испытал… взял целый курс лечения и гомеопатией у самого основателя и изобретателя сего способа Ганемана через ученика его, пензенского доктора Питерсон, – но ни от одного способа я не получил исцеления болезней моих и затем ни в чем уже не полагаю спасения и не имею другой надежды получить исцеления от недугов, кроме как только лишь благодатию Божией. Но, будучи грешен и не имея дерзновения сам ко Господу Богу, прошу его святых молитв, чтобы Господь исцелил меня.
И он сделал мне вопрос: «А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек и в Пречистую Божию Его Матерь, что она есть Приснодева?
Я отвечал: «Верую!»
«А веруешь ли, – продолжал он меня спрашивать, – что Господь, как прежде исцелял мгновенно и одним словом Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне также легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может исцелить вас?»
Я отвечал, что всему этому всею душою моей и сердцем моим верую, и, если бы не веровал, то не велел бы везти себя к нему.
«А если веруете, – заключил он, – то вы здоровы уже!»
Увы, исцелялись – телесно и духовно – немногие. В целом же «чистая публика» все больше попадала в лапы нечистого… И некий господин в крупном поволжском городе уже заказал себе хрустальную печатку. С масонской дельтой. На печатке было написано: «А.П. Д-въ»… Она тоже еще вынырнет в нашем рассказе.
Но самое страшное было даже не в открытии лож. Масонство становилось образом мыслей едва ли не всего образованного слоя. Нужда в тайне отпадала. В августе 1830 года Фаддей Бенедиктович Булгарин направил в III отделение записку:
«Уцелевшие от 14 декабря все ныне в славе, в честях, в силе… Это действие было род объявления партии, гигероглиф, означающий слова: «Кто с нами, тот все получит, кто против нас, тот будет преследуем или останется в забвении». Объявление это сбывается. Правительство, будучи всегда окружено этими людьми и веря в усердие, в благодарность за милости, никогда не обращало внимание на то, чтобы противодействовать влиянию партии на общее мнение и, напротив, увлеклось духом сей партии… Правительство ищет только тайных обществ. Но их не будет более. Форма действий общества изменилась, и оно действует явно, открыто к овладению общественным мнением и всеми важными местами (хоть не первыми, но деловыми). Это исполнение первого плана Союза благоденствия…»
Во многом прав был Булгарин. И символика говорит об этом. На красном штандарте ложи «Северная звезда», в которую входили многие декабристы, светила белая пентаграмма. Пройдет время, и ложа, объединяющая членов Временного правительства, также получит название – «Северная звезда». Под ней же, сияющей, спустя семьдесят с лишним лет, легальное масонство вернется в Россию.
«СЕВЕРНАЯ ЗВЕЗДА»
(Из дневника)
Когда по снежной жиже брестского перрона в валенках с галошами шел мужик, ронял засаленную ушанку и смачно выражался, мы в своем СВ чуть не заплакали. V меня возникло ощущение, знакомое всем очкарикам, – ощущение начисто протертых очков, через которые мутно угадываемый мир, стал вдруг резким и ярким. Лучший метод изучения иностранных языков – несомненно, метод «погружения». Но «погружаясь», живешь все время в какой-то вязкой неотчетливости недопонимания и диком напряжении. Родная языковая среда после этой долгой пытки воспринимается как праздник возвращения к жизни.
После неестественно зеленых, аккуратных, по линеечке выровненных, стриженых газонов, после до неприличия чистых домиков и улиц ухоженной Европы, родные разухабисто косые заборы и помойки воспринимаются, как удаль молодецкая. Родина! Никогда она не кажется такой милой и близкой, как после даже самой шикарной и экзотической заграницы…
Но постепенно яркая вспышка патриотизма затмевалась ненавистью к очередям и талонам. В головах же крутились планы создания первой русской ложи, под твоим, естественно, молотком. Я перешла в статус «неиграющего тренера», уволилась со студии и была принята по конкурсу в штат ВГИКа, доцентом кафедры режиссуры, по-прежнему мечтая передать и дома всю полноту власти в твои руки, и стать при тебе чем-то вроде Крупской при Ленине.
Летом мы принимали у себя Андре и Франсин.
Заядлая кошатница, Франсин едва в обморок не падала, глядя на шикарных сибирских котов, которые бегают у нас по помойкам. А когда увидела беспризорного «русского голубого»! В голове у нее тут же сработал калькулятор: в Париже такой экземпляр стоит семь тысяч долларов! V нее, по-моему, даже планы экспорта русских котов зароились.
В Ленинград повезли их на «Москвиче» через дачу, точнее «домик в деревне» моих родителей, через дремучие тверские и псковские леса. Бедные французы были подавлены размахом русского гостеприимства, необъятностью наших пространств и дикостью дорог. Андре чуть не умер в бане, а прозрачная, синеватая как картофельный росток Франсин, брошенная мною прямо с полка в Западную Двину, кричала так, что замшелые бабки протрезвели и перекрестились… Еще многие годы спустя я слышала в Париже устные триллеры про нашу тайгу, баню, икру и мистическую пустоту прилавков.
С помощью Андре наши маниловские разговоры о возрождении масонства в России приобретали пугающую конкретность. В Питере был срочно завербован в будущую ложу муж моей двоюродной сестры.
Снова Париж. Мы листаем в масонских архивах желтые распухшие от времени страницы журналов досточтимых лож. Гусиными перьями подписи – Жуковского, Пушкина, Апухтина, Вяземского… Десятки знакомых имен.
«Северная звезда» – так будет называться и наша первая ложа, в которую мы соберем самых близких и верных друзей, самых надежных и проверенных долгими годами кухонного антисоветского разговорного подполья. Но это будет потом, дома. А в Париже мы быстро обрастаем «братскими» связями.
Неромантичность и демагогия. Вот что мне сразу же не понравилось в этих знакомствах. Мы, выросшие в обществе тотального блата, привыкли ценить вообще всякие связи, знакомства, приятельства и дружбы, часто не очень-то разделяя их на нужные, утилитарные и бесцельно-сердечные. Никогда ведь не знаешь наперед, кто из странных приятелей может вдруг оказаться полезным, а какая из нужных связей неожиданно перерастет в душевную привязанность. Французское масонство же, не очень-то секретничающее и не придающее сакрального смысла ритуалам, весьма прагматично нацелено на создание чего-то вроде нашего блата. И тут они по сравнению с нами – ну просто дети: их «братство» – жалкая пародия на наш широкозахватный и душевный блат. Но главное, что так разочаровывало и как-то сразу «заземляло» все отношения с «братьями» и их семьями – злословье и корысть.
