»Две жизни» (ч.III, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Не мог бы и даже забыл о ней. Если бы играл или пел Ананда, это было бы счастьем, — и я перенесся воспоминаниями в Константинополь, вновь переживая человеческий голос виолончели Ананды.
Состояние мое было необычайным. Я шел, видел людей, деревья, облака, солнце, слышал щебетанье птиц, но все казалось мне нереальным, я как-то не мог уместиться в форме внешней жизни. Я все еще где-то летал и почти ничего не слышал из того, что говорили. Какие-то слова долетали до моих ушей, но шли мимо моего внимания. Более или менее я пришел в себя уже тогда, когда мы сошли вниз и, перейдя дорогу, вошли в бамбуковую рощу.
— Приди в себя, Левушка, — сказал мне, ведший меня под руку И. — Сейчас ты войдешь в парк и встретишь очень соскучившегося без тебя Бронского. В этот счастливейший для тебя день нельзя оставить друга без помощи. Светлое счастье, покрывшее тебя сегодня, пусть будет счастьем и радостью и ему. То, чего ты не видел в человеке вчера, ты увидишь в нем сегодня. Отдай ему часть Любви, которая была дана тебе сегодня так щедро. Важнее всего не личный твой путь во вселенной, а ты — путь Света во вселенной, для труда и встреч твоих Учителей. Перелей в страдающую душу Бронского часть своего мира. Затем тебя ждут Франциск и карлики.
Мы пройдем в больницу все вместе, возьми с собой и Бронского.
От слов И. легкое облачко сожаления как бы мелькнула на миг в моей душе. Мне было слишком трудно переключиться с орбиты неба на землю. Но я тут же понял, как печальна была бы моя жизнь, если бы рядом со мною не шли люди, отдавшие мне помощь, которой не было ни предела, ни отказа.
Точно какой-то руль мгновенно перевернулся во мне и я ощутил счастье жить на земле, радуясь, что могу быть полезным слугою кому-то.
— Я готов, дорогой И. — Но все же я остановился на минуту прежде, чем выйти из бамбуковых зарослей. — Я очень счастлив встретить Бронского в такой великий мой день и передать ему первому всю чистоту моего духа и моего нового знания в эту минуту. Да будет благословенна наша встреча, да начну ее и кончу в радости, милосердии и доброте.
Я постарался собрать все свое внимание и сосредоточиться на мысли о моем дорогом друге, печальном и страдающем.
Глава 5
Мы сделали еще несколько шагов вперед вышли на дорожку. Я сразу же издали увидел высокую фигуру Бронского, медленно шедшего навстречу мне. Его голова была опущена вниз, и чем ближе я подвигался к нему, тем яснее видел, какая печаль отражалась на всей фигуре моего друга.
Жалость сжала мое переполненное любовью и счастьем сердце. Я почувствовал такой прилив любви к этому человеку, какого еще не испытывал ни разу, ни к одному чужому человеку.
Я понесся ему навстречу, раскрыл широко руки и заключил не ожидавшего встречи со мной Бронского в объятия. Только сейчас я невольно заметил, как я вырос физически. Я уже не был тем маленьким, щупленьким Левушкой, каким бежал с Флорентийцем из К. Обняв Бронского, человека высокого роста, я почувствовал свои плечи наравне с его плечами, и глаза мои приходились почти вровень с его глазами.
Мысль моя как-то скользнула, я немного удивился, когда это я успел так вырасти и расшириться, и радостно смеялся испугу Бронского, попавшего нежданно-негаданно в мои объятия.
— Левушка, милый друг, — говорил он своим очаровательным голосом, — с какого неба Вы свалились? Я так счастлив, что встретил Вас сию минуту. Бог мой! Да ведь Вы и на самом деле имеете вид свалившегося с неба! Вы сияете, точно Вас святым духом пронизало! — О да, мой дорогой Станислав, — ответил я, счастливо смеясь, и в первый раз назвал моего друга без отчества, чего раньше не делал, несмотря на все его просьбы об этом. Но сегодня мой язык сам мог отражать только ту любовь, которой горело все мое существо. И я назвал его так, как говорило мое сердце. — Я действительно сейчас упал с неба. И еще минуту назад я не понимал, какое великое счастье — перенести небо на землю и пролить встретившемуся человеку всю впитанную сердцем его красоту. — Я люблю Вас, Станислав, в эту минуту той братской любовью, которая уже не нуждается в словах и объяснениях, чтобы разделить не только скорби друга, но чтобы и понести их вместе по трудной жизненной дороге.
— Левушка, Левушка, с Вами, несомненно, что-то случилось огромное, — прижимая к груди обе мои руки и глядя на меня своими прекрасными печальными глазами, тихо говорил Бронский. — Но, что бы с Вами ни случилось, как бы Вы ни были сильны своим счастьем в эту минуту, — воздержитесь обещать разделить мои страдания. Я, собственно, уже несколько дней решаю трудный для себя вопрос: имею ли я право подходить к Вам близко, так близко, как мне этого хочется. Вся моя жизнь пронизана скорбью именно оттого, что, где бы я ни появился, кого бы я ни полюбил, с кем бы ни подружился, — всем всегда и неизменно я приношу в конце концов горе и скорбь. Сколько раз в моей жизни я захватывал своим искусством многих людей. Они добивались знакомства со мной, гордились близостью и дружбой, — и всегда финал бывал один и тот же: их постигало горе, и я оставался им утешителем. Приносил ли я им на самом деле утешение, — не знаю. Но дата их встречи со мною всегда, решительно всегда, бывала преддверием горя. Мое одиночество — это следствие моих наблюдений над моими связями с людьми. Я стал бояться каких бы то ни было сближений с людьми. Я, как вечный жид, стал странствовать по всему миру, нигде не создавая себе счастливых оазисов личных чувств, какого бы то ни было характера. Я погрузился только в искусство и отдал ему всю жизнь без остатка. Но люди и при этой моей манере жить не оставляют меня в покое. Они — хочу я этого или не хочу — подходят ко мне через то же искусство, которое я им несу. Любовь к искусству — единственное, для чего я жил и живу, служу в нем и служил всегда моему Богу и общему благу, — заставляет людей сближаться со мной, а меня принуждает принимать их как учеников и сотрудников. И неизменно картина всюду была и есть все та же: если я нес людям восторги и откровение в искусстве, я так же непременно приносил им горе в их личную жизнь.
Это до того стало меня подавлять, что я решил кончить свои расчеты с жизнью, уйти с земли в Вечность, в которую я свято верю. Я уже собрался выполнить мое решение, как встретился с тем великим человеком, письмо которого я привез Вашему не менее великому, как мне кажется, обаятельному другу И. Если бы не эта чудесная встреча, я бы никогда не встретил и Вас, Левушка. Теплом веет на меня от Вас. Молодость Ваша, Ваш исключительный талант, живая фантазия и уменье проникнуть до самого дна переживаний артиста, интерес и дружба, которые Вы выказываете мне, — все тянет меня к Вам. И сейчас я шел и решал все тот же вопрос; не принесу ли я и Вам горе. Быть может, мне надо отойти от Вас, чтобы громы небесные не потрясли Вашей юной жизни?
— Дорогой Станислав, — весело засмеялся я, — уверяю Вас, что громы небесные не ждали момента моей встречи с Вами. Они уже поразили меня, как только было возможно. У меня много возражений Вам. Во-первых, где мы с Вами сейчас? Здесь не та открытая сцена жизни, где все полно условных пониманий и предрассудков. Здесь для нас с Вами, как и для всех сюда пришедших, — святая святых, доступная каждому из нас так, как он сам способен в нее войти. Здесь живут вне предрассудков, вне условного быта и его требований внешнего. Здесь каждый творит свой «день» освобожденным настолько, насколько каждый совладал со своими страстями. Во-вторых, Вы судите о тех внешних впечатлениях, которые Вы вносили людям в их жизнь. Но те страдания, вестником которых Вы являлись им, не были только страданиями: они служили им лестницей для внутреннего совершенствования их духа. Если Вы перестанете судить свою жизнь и Ваших встречных однобоко, учитывая только один план земли, а свяжете и свое и всех встречных сознание еще и с планом живого, трудящегося неба, — Вы будете и сами жить в Вечном и оценивать события и факты жизни других только в двух планах, сливая их воедино как нечто цельное, что разделить невозможно. Рассматривая так Ваши встречи, Вы увидите в себе величайшую Мудрость, потому что пробуждаете в людях их возможность вступить в тот вечно движущийся поток, который и есть Вечное Движение. Сегодня я ощутил всем своим существом эту связь человека земли с любовью и заботами трудящегося неба. Я понял, что не в идеях и высоких словах я должен искать возможностей передать земле труд великих братьев живого неба. Но я должен во всем благородстве проникать в дух встречного человека. Не в теориях и обетах должна выражаться любовь моя к родине. И любовь к брату-человеку — это не фантазия и мечты, не созерцательная форма молитв и мантр, а действенная форма труда в самом простом дне. И. говорил мне все это, говорил, что нет серых дней, а есть то, что мы в нем творим сами, но я понимал это все головой, восхищался, пленялся, но… любовь моя молчала. Она всегда была пленительным маяком, пока была "любовью к дальним". Но стоило мне соприкоснуться с ближними, как любовь моя выливалась в раздражение. Сегодня, Станислав, все мое существо содрогалось в огне Любви, которую мне лили старшие милосердные братья, не спрашивая меня, что я им отдам взамен, но окружая меня сетью своей любви и защиты, чтобы я мог разделить их труд в моей чистоте. Точно мощный огонь, я чувствую в себе их силу.
