Связанный честью - Браун Сандра (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Его глаза метнулись к средоточию ее женственности. Он коснулся золотого пушка, его дыхание стало тяжелым и частым. Все маски были сдернуты, сила его желания перестала быть тайной.

Но внезапно его рука сжала ее запястье. Встревоженная таким резким движением, Эйслин подняла на него вопросительный взгляд.

– Ты моя жена, – проскрипел он. – Ты не можешь мне отказать.

И прежде чем она поняла его намерения, Лукас опустил ее руку вниз и приложил к себе ниже талии. Прижал. Она протестующе открыла рот, но он тут же припечатал его своим, и слова так и остались невысказанными. Его язык глубоко проник в рот, наполняя его доверху.

Лукас перекатил Эйслин на спину и оседлал ее. Их руки оказались прижатыми его мужественностью в лунке ее женственности. Заставив ее обхватить ствол, он начал двигать ее рукой.

То, что случилось потом, оказалось таким глубоко личным, что переворачивало душу, тело и все внутренности. Их обоих словно подхватило землетрясением.

Казалось, оно длится вечно.

И вот наконец он опустил голову ей на грудь, тяжело дыша. Она чувствовала, как его пальцы бездумно ерошат ее волосы, словно ищут там что-то очень желанное, но не могут найти.

Потом он резко скатился с кровати и поднялся на ноги. Резкими движениями он стал собирать с пола свою одежду, быстро и сердито оделся. Сунул ноги в сапоги, распахнул дверь и, даже не оглянувшись, вышел.

Эйслин осталась одна, она чувствовала себя испуганной и подавленной. Она лежала на кровати и смотрела на дверь, задетая тем, что он даже не посмотрел на нее после случившегося. Все произошло так красиво. Когда его губы смягчились, а язык утратил агрессивный напор, уже не было нужды заставлять ее ласкать его. Правда, она сомневалась, что Лукас это понимал.

Всепоглощающее действо оставило ее дрожащей и ослабевшей. И сердитой. Он испытывает стыд? Смущение? Отвращение? От себя или от нее?

Или же он сам потрясен случившимся не меньше ее? Тогда, может, он тоже не знает, что об этом думать? Как справиться со своими чувствами?

Они оба все детство были вынуждены скрывать свои истинные эмоции. Ее этому научили родители. Лукас же страдал от насмешек и сам выучился скрывать свои переживания. Он не умел выражать любовь и нежность. И еще меньше умел их принимать.

И Эйслин осознала – она полюбила Лукаса Грейвольфа.

И она заставит его принять эту любовь, даже если у нее уйдет на это вся оставшаяся жизнь.

Но это будет нелегко, поняла Эйслин, когда вошла в кухню полчаса спустя. Лукас сидел за столом. Потягивая кофе и расправляясь с горкой блинчиков, он разговаривал с Элис. Эйслин он полностью проигнорировал.

Какая ирония! Как только ей захотелось посмотреть на него, он стал избегать ее любой ценой. В душе Эйслин бурлила пробудившаяся любовь, глаза заволокло, как грозовыми тучами. Лукас же почти все время молчал. И за завтраком, и прощаясь с Элис, и всю дорогу до своего ранчо.

На все вопросы он отделывался односложными ответами. Все попытки завести разговор заканчивались ничем. Эйслин ела его глазами, а Лукас отказывался встречаться с ней взглядом. Она вела себя очень благожелательно, а он – недовольно-ворчливо.

Они проехали уже много миль, Тони спал между ними в своей переноске. Лукас вдруг резко обернулся к ней и требовательным тоном спросил:

– На что, черт побери, ты таращишься?

– На тебя.

– Ну так перестань.

– Потому что ты начинаешь нервничать?

– Потому что мне это не нравится.

– Мне больше не на что смотреть.

– Дай шанс пейзажу.

– Когда ты проколол ухо?

– Много лет назад.

– Почему?

– Мне так захотелось.

– Мне нравится, как на тебе выглядит эта сережка.

Он снова на миг оторвался от дороги.

– На мне? – фыркнул он. – Ясно, ты имела в виду, что для мужчины сережка – это нормально, если он индеец.

Эйслин прикусила готовые вырваться возражения и мягко ответила:

– Нет, я имела в виду, что считаю, что она тебе идет.

Его суровое лицо на секунду смягчилось, но потом он снова сосредоточился на двухполосном шоссе, что вело в Уайт-Маунтинс.

– У меня тоже проколоты уши. Может, как-нибудь поменяемся сережками.

Попытка пошутить провалилась. Если он и слышал ее, то никак этого не показал. Эйслин решила, что он собирается ее игнорировать целиком и полностью, но Лукас через минуту или две произнес:

– Я ношу только эту сережку.

– Она чем-то особенная?

– Ее сделал мой дед.

– Джозеф Грейвольф был серебряных дел мастером?

– Это был только один из его талантов. – В его голосе звучала сталь, острая, как заточенный меч. В нем едва ли было бы больше вызова, произнеси он «En garde!» [12]. – Тебе трудно поверить, что индеец может освоить больше одного ремесла?

И снова она сдержалась. Обуздывать свой собственный нрав было потруднее, но она заставила себя его контролировать. Она знала, что Лукас стал невыносимым, потому что сам до смерти испугался того, что случилось между ними в постели.

Он открыл ей свою слабость и решил, что она ненадежный для этого человек. За суровым фасадом Лукас Грейвольф был очень чувствителен. Он испытывал такую же потребность в любви, как любой другой нормальный человек. Просто он не хотел, чтобы кто-то об этом знал.

Его враждебность была его защитой. Он наказывал себя за то, что родился вне брака, за то, что стал испытанием для своей юной матери, даже за то, что был индейцем. Он даже пошел в тюрьму за преступление, которого не совершал, ради того чтобы получить наказание. Эйслин решила, что не остановится, пока не разоблачит и не вылечит своей любовью все его душевные раны.

– Ты не говорил, что у тебя есть земля. Я знаю, знаю, – тут же вскинула она руки, – я не спрашивала. Мне теперь всегда придется вытаскивать из тебя информацию?

– Я сам скажу все, что тебе нужно знать.

У нее отвалилась челюсть от такой возмутительной грубости.

– Ты что, считаешь, что женщину должно быть не видно и не слышно? – закричала она. – Ну так подумайте еще, мистер Грейвольф, поскольку миссис Грейвольф намерена стать равноправным партнером в браке. А если тебе это не по вкусу, тогда не стоило так срочно заставлять мисс Эндрюс выходить за тебя замуж.

Он с силой сжал руль.

– Что ты хочешь узнать? – напряженно спросил он.

Немного смягчившись, Эйслин снова откинулась на спинку сиденья:

– Ты унаследовал землю от своего деда?

– Да.

– Мы ведь уже были там… раньше?

– Ты имеешь в виду – в хогане? Да. Он был как раз за этой горой, – ответил Лукас и показал подбородком направление.

– Был?

– Я велел его сжечь.

Это известие ошеломило ее. Эйслин несколько минут молчала, переваривая новость, потом спросила:

– Насколько большое твое ранчо?

– Мы не богаты, если ты об этом, – с болезненной насмешкой ответил он.

– Совершенно не об этом. Я спросила, как много у тебя земли.

Лукас назвал цифры, которые произвели на Эйслин впечатление и удивили ее.

– То, что осталось после того, как жулье добралось до моего деда. На его земле был найден уран, но дед так и не получил ни гроша.

Желая избежать горячей темы о попрании прав индейцев – особенно учитывая, что она и так была на его стороне, – Эйслин спросила:

– Кого вы держите на ранчо? Крупный рогатый скот?

– Лошадей.

Эйслин на минуту задумалась:

– Лукас, я не понимаю. Почему твой дед умер в бедности, если у него было столько земли и табун лошадей?

Видимо, она попала в точку. Лукас напряженно глянул на нее:

– Джозеф был очень гордым. Он считал, что все надо делать согласно традициям.

– Другими словами, он не стал переходить на современные технологии.

– Что-то вроде этого, – пробормотал Лукас.

Эйслин покоряло, как он сразу вставал на защиту умершего деда, хотя, видимо, и не был согласен с тем, как тот вел дела.