Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга (книги без регистрации полные версии .txt) 📗

— Да, это так до сих пор, — ответила Сисигамбис.

— В таком случае, из меня вышел бы прекрасный перс, — улыбнулся Александр.

Селевк засмеялся.

— Из тебя тоже, Селевк, — продолжил царь [19]. — Я знаю, мать, что о погребении у вас не принято говорить, но расскажи мне, как вы почитаете богов и почему приносите жертвы с пучком прутьев?

— Мы считаем, что боги сотворили мир в семь приемов. Сначала сделали из камня небеса, а внизу поместили воду. На нее положили землю, а в центре земли поместили три одушевленных предмета: растение, животное — быка, и человека. И разожгли огонь, как видимый, так и невидимый. Эта та жизненная сила, которая наполняет одушевленные творения. Солнце, часть огня, неподвижно стояло в зените, и мир был неизменен и неподвижен. Тогда боги совершили жертвоприношение: истолкли растение, убили быка и человека. После него появилось много растений, животных и людей — мир был приведен в движение, все рождалось, жило, умирало и рождалось вновь. Чтобы жизнь продолжалась вечно, люди должны каждый день повторять это жертвоприношение, и в обряде должны участвовать все семь предметов. Земля — это священный участок, вода и огонь — в сосудах, стоящих перед жрецом, небесная твердь — это каменный нож и пестик ступки, растения — в пучке прутьев «барэсман» и в соке «хаоме», животные — это жертвенное животное или молоко и масло, а человек — жрец.

— Да, все очень логично и разумно. Да и само происхождение мира такое спокойное и бескровное по сравнению с нашим сказанием о Хаосе — бесконечном вселенском пространстве, из которого все произошло: порядок, жизнь, вечная тьма, вечный свет, Гея-Земля, подземная бездна Тартар, и животворящая любовь — Эрос. Потом началась борьба и кровопролитие: боги выступили против титанов, своих отцов, которые, в свою очередь, пытались уничтожить богов, своих детей, — сказал Александр.

— У нас нет случаев убиения родного отца или матери детьми, — с гордостью пояснила Сисигамбис. — Может, потому, что нет такого в мифах?

— И у нас отцеубийство — самое страшное преступление, за которое следует самое страшное наказание. И священный долг — отомстить за смерть отца! — Александр вспомнил свою месть.

— Я не думаю, что жизнь повторяет мифы, — быстро вмешалась в разговор Таис, — в мифах, например, дети женились на своих родителях, а ведь не только сейчас, но уже во времена царя Эдипа это считалось страшным преступлением.

— Да, а в Египте это до сих пор возможно, — отозвался Александр. — При всем моем уважении к чужим порядкам и обычаям, это я отменю в первую очередь. Хотя традиция очень важна тем, что придает жизни стабильность и преемственность, иногда надо пересматривать представления и обычаи отцов — не все древнее достойно сохранения. Порой надо вмешиваться в течение жизни, ускоряя ее ход и делая ее лучше, справедливей, и я надеюсь, что боги не лишат меня в этом своей поддержки.

— Мы идем в Египет? — переспросила Сисигамбис.

— Да, мать, через пару декад мы будем там и убедимся, не врут ли о ней современные путешественники, купцы, моряки и наемники. Гомер о таких говорил:

(Тут до Таис вдруг дошло происхождение тех странных эпитетов, которыми Гефестион нередко удостаивал Александра. Это же из Гомера — «шершавые волки», «светлозубые свиньи». Существительные он опускает, а Светлозубым называет. Кто еще мог бы обозвать царя свиньей! Дразнятся, как мальчишки. Все-таки у Гефестиона довольно своеобразное чувство юмора.)

— Я молю богов, чтобы мои ожидания меня не обманули, — улыбнулся «светлозубый» и закончил аудиенцию.

Глава 6

Сын бога. Египет.

Зима 332 — весна 331 г. до н. э.

Египет, куда Александра так тянул его «потос», не разочаровал его, хотя действительно, как случается чаще всего, оказался совсем другим, чем представлялся.

Чудо-страна, грандиозная и непонятная, Египет — это Нил, лучше, чем Геродот никто не выразил сути этого феномена. Священный Нил, река-божество, пересекая всю страну, давал ей жизнь. Его синюю ленту окаймляла узкая зеленая полоса плодородной земли, за которой, до горизонта, простирались пески и красные горы. Огромные пирамиды, свидетельства могущества давно ушедших правителей, изменили масштаб видения мира — казалось, века и тысячелетия говорили с ними. Сфинкс с человеческой головой и телом льва улыбался македонцам своей холодной улыбкой, как он улыбался еще людям, жившим, может быть, в золотом веке Гесиода, в полумифические времена. Храмы Мемфиса, эти университеты и хранилища вековой мудрости, вызывали пиетет. Для эллинов египетская культура была самой древней и уважаемой.

В военном отношении египетский поход оказался легкой прогулкой. После взятия Газы, осада которой заняла два месяца, Александр вошел в Пелузий, где правитель Египта Масак приветствовал его как освободителя от ненавистных персов. Александр прошел в триумфальном шествии полстраны, повсюду встречая восторженный прием своих новых подданных. В столице Мемфисе он был коронован двойной короной Верхнего и Нижнего Египта и стал новым, юным и прекрасным фараоном египтян, богом, сыном бога. «Любимец Амона, избранник Ра, Александр», — таково было теперь его новое имя — анх, уджа, сенет, — да будет он жив, здоров и благополучен.

— Я чувствую себя дома. Как будто из дальних странствий, длившихся несколько жизней, я вернулся домой. Мне здесь все кажется знакомым и все в радость: сине-серебряная гладь Нила, силуэты храмов, миражи пустыни, красное солнце за зубчатым горизонтом пальм… Сюда я вернусь после смерти, когда меня воскресят и сделают бессмертным. Это мой блаженный остров, — говорил Александр.

Пребывание в Египте осталось в их памяти как полет, как сплошной непрекращающийся экстаз. Всю свою последующую жизнь они ссылались на него, делая мерилом прекрасного: «О! Это как Египет».

Александр молился египетским и греческим богам и устраивал в их честь игры, театральные представления, пиры. А остатки теплых зимних ночей проводил с Таис: они разговаривали до утренней звезды на крыше дворца под черным южным небом и не могли наговориться, любили друг друга в домике на берегу Нила, под нежный шелест тростника, и не могли налюбиться. Да, эта страна существовала так долго лишь для того, чтобы дождаться их и стать кулисой их любви.

…Как не разрушились древние стены Мемфиса — свидетели их счастливых дней, как не пересох Нил в тот момент, когда Таис вернулась к его берегам одна?! И не она даже, а ее тень, иссушенная безмерным горем и сжигающей памятью о любимом…

Из Мемфиса Александр со свитой поплыл к дельте Нила. Путешествие продолжалось несколько дней. Подошли Великие Дионисии, и бога восхваляли много и усердно. В течение дня пели дифирамбы Дионису Лиэю — освободителю от забот, дарителю радости жизни, приносили жертвы и совершали возлияния. А вечером, во время остановок, устраивали оргии, шумные, как и ожидал от своих почитателей Дионис Бромий («шумный, бурный»), и развязные, — не зря прозывался Дионис Лисием — распущенным.

Таис и Геро, закутанные в длинные одежды-бассаны, были весьма скромными вакханками. На излишние домогательства вакхантов они отвечали, что посвящены в орфизм, и это накладывает на них определенные запреты. То ли отговорка действовала, то ли неусыпное око Александра, но их оставили в покое. Веселый и пьяный, Александр все же не терял бдительности окончательно. Детские воспоминания о матери — экстатичной поклонницы культа Диониса, заставляли его контролировать себя, ибо он чувствовал, насколько он сын своей матери. Отсюда его просьбы к Таис «Не позволяй мне много… Я не знаю границ». Но Таис и не думала ограничивать его; она знала, что мужчины таким образом проявляют свою любовь. И потом, сдержанность хоть в любви, хоть в дружбе со временем убивают их. А сердце и характер человека лучше всего познаются по размаху желаний.