Переход - Миллер Эндрю Д. (прочитать книгу txt, fb2) 📗
Месячные должны прийти на следующей неделе, однако не придут – отсутствие сокровенных приливов, которых она почти не замечала, пока они не прекратились. Она снова останется суха, суха как камень, и это безмолвие иного рода, будто внутри потрясенно замерли стрелки часов, найденных на месте катастрофы.
(Когда месячные пришли в первый раз, мать оставила у нее в изножье скатку пакетов, какие раскладывают в дешевых гостиницах и самолетных туалетах, – выбрасывать то, что нельзя спустить в унитаз. И заламинированную газетную вырезку про забеременевших подростков, с картинкой, где девочки сидят в каких-то детских яслях, улыбаются, как фламандские мадонны на картинах старых мастеров в рамах с резными дикими цветами.)
Мод задает новый курс, чуть западнее прежнего. Следующий ориентир – воды в двадцати морских милях от Азорских островов, у побережья Терсейры. Она туда зайдет – на Терсейру или на Фаял, – только если придется, если с яхтой будут нелады. Если нет, пойдет дальше, спустится где-то на широту Сенегала, а затем через Атлантику, к цели, в свой порт назначения…
Мужчине на тендере она ответила просто «на запад», но всё на свете чем ближе, тем конкретнее, и хочешь не хочешь, рано или поздно «западу» нужно присвоить имя, координаты. Вечерами на верфи и на речной стоянке она допоздна вышагивала циркулем по картам, по морю, точно лозоходец, и раз за разом останавливалась в нерешительности посреди Атлантики. Соединенные Штаты она вычеркнула – нет визы и неохота объясняться с министерством внутренней безопасности. Несколько раз она летала в штаб-квартиру «Феннимана» в Орландо и знает, что американские таможенники – молодые ребята, которым только бы в категорию тебя впихнуть, а узких строчек всех их анкет не хватит, чтобы изложить историю Мод (сколько их, ей подобных? Сколько их – сегодня, вчера, всегда, – чьи дела и цели объяснишь разве что песней?).
Возможно, Куба – на Кубу через Бермуды. Затем двинуться к югу, к Наветренным Антильским островам. Или в Мексику? Мексику она не вычеркнула. В ящике над штурманским столиком лежит справочник океанских портов (толщиной и весом – как ее прежние учебники по биологии). Она отыщет себе порт. Она не уплывет за край света. Ларго-дель-Сур, остров Ваш, Монтего-Бей. Больше всего манят места, не поддающиеся воображению. Вот, к примеру, какой-то Прогресо на побережье Юкатана, где, похоже, нет ничего, Адмиралтейство не нашло больше ничегошеньки интересного. Точка у края горчичной желтизны, на карте морей обозначающей сушу. Точка, а рядом лиловое пятно – это маяк. Какое-то поселение неподалеку от банки Кампече. Шут его знает, чего эти поселенцы добивались.
День за днем – сама себе дает поручения, что-то моет и чистит, ест стоя на камбузе. Ночами – убывает луна, серебрится кильватерная струя, море светится зеленью. Поспать час, полчаса, открыть глаза – а вокруг то же, что было, когда закрывала.
Она теперь ходит в шортах и рубахе, голые ноги коричневеют и покрываются синяками. Волосы светлеют, темнеет лицо. На кистях трещинки, разъеденные солью.
Рано утром на десятый день яхта будит ее новым галсом, новым шумом. Над морем идет фронт, и Мод выбирается на палубу, одной рукой дергая язычок молнии на куртке, другой цепляясь за тени. В кокпите набрасывает капюшон – его тотчас сдувает. Яхте незачем сражаться, но, понаблюдав – форштевень таранит зыбь, лицо исполосовано всплесками морской воды, – Мод убирает стаксель примерно наполовину, влезает в страховочную обвязку, пристегивается и идет к мачте, травит грота-фал, «лейзи-джеками» берет два рифа. Лодка замедляется, смирнеет. Днем Мод, пожалуй, предоставила бы ей лететь стремглав, но на часах половина четвертого утра, хочется назад в кают-компанию.
Никаких огней, кроме собственных. Мод двое суток не встречала других судов. Проходя мимо эхолота, она тычет в него лучом фонарика, пальцем отирает влагу. Экран, конечно, пуст, но, по карте судя, под яхтой больше пяти километров воды.
Проходит в среднем по девяносто морских миль в день, с полудня до полудня. Закрывая глаза, видит лишь море, неустанное его движение, не резкое и не плавное, не прочь от и не вперед к – зрелище, не обремененное ни малейшим подобием смысла.
Сорок градусов северной широты, двадцать четыре градуса западной долготы. По прикидкам Мод, до острова Терсейра полтора дня пути. Ближе к полудню она сидит, курит с подветренной стороны мачты, и тут в тридцати, сорока метрах от яхты из воды взмывает перистый фонтан. Глянцевитая спина, плавник, затем лишь пятно воды, что кипит, успокаивается. Мод встает, одной рукой держась за мачту, взглядом обводит море. И опять! Десятью метрами ближе, из-под воды как будто паровой гудок затонувшей фабрики, распадается в воздухе фонтан, перекатывается исполинская спина. Двое, кажется, – не меньше двух. Если всплывет под яхтой, яхте конец. Мод косится на оранжевый контейнер спасательного плота, воображает экстренный рюкзак у «гроба». Понимают они, что здесь она? Слышат яхту, видят?
Она ждет. Она готова, но все равно ахает, едва он выныривает снова. Ясно видно, как сокращается дыхало, плавник пятнистый – подробный, живой. Глаз? Это глаз? И если да – пуст ли он, далек? Блестящая металлическая заглушка, окатанный зеленый камень? Или живое, что взглянуло на Мод, полно сродства?
Снова фонтан – но дальше, впереди. Они минуют ее, изучили ее и свернули расследование – если изучали, конечно. Само собой, они вечно в пути, весь их тоннаж летит неизбывно, целеустремленно, но когда они уходят, утрата нежданно остра. Мод стоит на крыше надстройки, вся пропитанная влажным туманом их дыхания. Сигарета потухла и курению не подлежит. Дыхание их не пахуче – зря она воображала, будто оно похоже на лужи в рыбном порту. Температура его – тепло их крови, их четырехкамерных сердец.
Весь день дует зюйд. Задраившись, она идет по коротким волнам, под набитыми втугую гротом и стакселем. От качки болят ребра – а может, просто так болят. С ухода из Англии самый долгий ее сон – три с половиной часа. Она устала; видимо, устала. Иногда она смотрит на карту, или на GPS, или на монитор аккумулятора, и какой-то миг – пару секунд, не больше – не понимает, на что смотрит.
На четырнадцатую ночь, задремав в кокпите (яхта взлетает и ныряет, жизнь взлетает и ныряет вместе с яхтой), Мод просыпается – ее словно потрогали, погладили, она выглядывает и по левому борту различает огонек – будто из самолета видишь первую вспышку солнца на громадной медлительной реке в тридцати пяти тысячах футов внизу. Она смотрит, как он двоится и танцует в линзах бинокля, как он медленно гаснет в тихой синеве наступающего дня, а потом на его месте различает отчетливый мазок острова.
Она идет к острову весь день. С каждым часом проступают новые детали. Ослепительная зелень деревьев, травы. Всякий раз, уходя в кают-компанию и возвращаясь на палубу, она смотрит на этот остров с нетерпением, какого не знала уже много дней. Из порта выходит судно – каботажное, снабженец. Обходит яхту по длинной дуге – рыжее судно или белое, но от ржавчины порыжевшее, через релинг перегнулись человек десять. Один – коричневая рука, белая майка – машет Мод, и спустя мгновение она вспоминает, что надо помахать в ответ.
Сильно за полдень она различает белую колокольню, белые домики, убредшие прочь от порта в зеленые вулканические холмы. Мод меняет галс, чтобы обогнуть остров с востока. Там от затяжной непогоды открытых морей укрылся порт. Он ее почти порабощает, этот остров, что зелен, как Дорсет, – зеленее – и лезет в глаза деталями после стольких дней пустоты, серого моря.
Мод минует волнолом уже вечером. Видит, как зажигаются первые огни (маяк мерцает красным, четыре вспышки и пауза), затем огни вдоль берега, фары машины карабкаются в холмы. На несколько минут мысль зайти в порт – спуститься в кают-компанию и проспать восемь часов, спать, не включая радар-детектор, не оставляя часть себя дежурить на палубе даже во сне – поджидать суда, следить за погодой, проверять, не протерлись ли, не улетели ли по ветру какой-нибудь канат или веревка, – эта мысль соблазняет ее. Еще не поздно. Запусти мотор, убери паруса, разверни лодку. Но отправившись в это странствие, она что-то поставила на кон (неведомо что – может, почти все), и все окажется под ударом, если нарушить ритм перехода, пусть и на одну ночь. Она в тридцати девяти градусах от экватора. Южнее тридцати пяти – тридцати уж точно – отыщет пассаты, а отыскав пассаты, сможет распустить паруса и идти полным ветром хоть в Гавану, хоть в Прогресо, хоть куда.
