Человеческая гавань - Линдквист Йон Айвиде (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Эй? С вами все в порядке?
Женщина подняла голову, и Андерс сначала не узнал Элин. Ее лицо изменилось с тех пор, как он видел ее в последний раз. Она стала… старше. И страшнее. Она зажмурилась и отпрянула от фонарика, как будто испугалась. Андерс отвернул фонарик:
— Элин, это я, Андерс. Что случилось? Что с тобой? Почему ты тут сидишь?
Он направил фонарь немного вправо, чтобы не слепить Элин, подошел и сел ступенькой ниже, затем потушил фонарь.
Элин сидела, обхватив колени руками. Андерс положил руку на ее коленку и почувствовал, что она дрожит.
— Что случилось? Скажи мне.
Рука Элин скользнула к его руке и схватила ее так крепко, что Андерсу стало больно.
— Андерс. Хенрик и Бьерн приходили. Они сожгли мой дом.
— Нет, — сказал Андерс оторопело, — нет, Элин. Такого просто не может быть. Они же мертвы! Они утонули, ты же помнишь?
Элин медленно покачала головой:
— Я видела их. Они приехали на том самом мопеде и сожгли мой дом.
Андерс закрыл рот, забыв то, о чем хотел спросить.
Но ведь на Думаре так много мопедов. Почти у каждого они есть. Так что это никакое не доказательство. Но с другой стороны — клоун. У Хенрика и Бьерна было такое развлечение — перетаскивать вещи с места на место. Взять, например, бочку для воды и поставить ее с другой стороны острова или забраться в какую — нибудь мастерскую, украсть электропилу и оттащить ее в мастерскую соседа.
Вроде бы все совпадало. Но была одна проблема.
— Но они ведь утонули. Пятнадцать лет назад. Или как?
Элин покачала головой:
— Они не утонули. Они исчезли.
Эти персонажи встречаются во всех компаниях. Они сами понимают, что никак не подходят своим друзьям и частенько мешают. Сначала они пытаются быть как все, но потом начинают подчеркивать свою исключительность, и делают это чаще всего глупо и неловко.
Они, между прочим, могли считать себя счастливчиками, хотя бы из — за того, что их было двое. Странных парней никто не любит, над ними смеются, зачастую издеваются. И они одиноки. Они всегда одиноки.
Да, их обижают, но иногда, правда, оказывают какое — то внимание, хотя чаще всего для того, чтобы придумать какую — то новую насмешку. Это повторяется снова и снова, и этому нет конца.
Такова незавидная доля дурака. Он никогда не может выйти из своей роли, потому что, если и попытается это сделать, чаще всего это будет выглядеть смешно.
А их все — таки было двое.
В отличие от других компаний, здесь собирались дети местных, тех, что жили на острове круглый год. Отец Бьерна был плотником, мать работала сиделкой в доме для престарелых. Хенрик жил с матерью, которая непонятно чем занималась.
Обычно бывало так, что дети отдыхающих и дети местных играли отдельно, в разных компаниях, и только в этом случае нашлось связующее звено — Андерс. Его мама приезжала сюда в качестве туристки, встретила отца и переехала на Думаре, как только родился Андерс. Так они прожили около года, а затем мать забрала сына и уехала обратно в город.
Андерс приезжал сюда к отцу на каникулы и иногда на выходные, и таким образом он был участником в обоих лагерях. На Каттюддене у него были свои летние приятели, но зимой он иногда играл с Хенриком и Бьерном, единственными своими сверстниками в деревне.
Они катались на санках со склона, играли в заброшенных сараях и дразнились всякими обидными прозвищами.
— Займемся чем — нибудь, дебил?
— Давай, идиот. А где второй дебил?
Через несколько лет Хенрик и Бьерн при помощи Андерса сблизились с летней компанией. Теперь они избегали называть друг друга идиотами, ведь их мог услышать кто — то посторонний.
Было только одно лето, когда Хенрик и Бьерн считались полноправными членами компании, — в 1983 году. Хенрику было тринадцать, а Бьерну двенадцать, и причина их популярности была только одна — у Хенрика имелся собственный мопед.
Так как на Думаре не было никаких машин, детям дозволялось кататься на велосипедах столько, сколько они хотели, и так быстро, как они только могли. Они носились как стрелы между домами, по лесным тропинкам, между пристанью и Каттюдденом. Летом 1983–го велосипеды стали казаться им детскими игрушками, появились куда более интересные штучки.
Хенрик еще не дорос до того, чтобы иметь настоящий мотоцикл, поэтому его отец разрешил завести ему мопед — точно так же, как шестилеткам позволяют кататься на велике куда угодно: налететь на кого — то ты сам, конечно, сможешь, но тебя не собьют. Мопед ездит не быстро. Максимум тридцать пять километров в час.
Самому старшему в компании было тринадцать, и естественно, что в таком обществе ржавый мопед выглядел по меньшей мере как «ламборджини». В нем были и скорость, и крутизна, и статус, а поскольку Хенрик и Бьерн были неразлучны, Бьерну тоже немало перепало от популярности Хенрика.
В то лето, и только в то лето, Хенрику удавалось маневрировать между желаниями, разочарованиями и интрижками компании. Мопед придавал ему дополнительный вес, гормоны у всех гуляли, а у Элин начала появляться грудь. Когда Хенрик поворачивал перед магазином с Элин на багажнике и ее грудь подпрыгивала на ухабах, он чувствовал себя королем. Но только в то лето.
Его и Бьерна можно было часто увидеть на узких тропинках, внизу на берегу, в лесу. Так как в компании кроме Хенрика и Бьерна Андерс был единственным, кто тоже жил в старой части деревни, то бывало так, что и он ездил на багажнике мопеда домой после вечеринки у Мартина или Элин.
— Запрыгивай, идиот.
В середине августа компания распалась. Хенрик и Бьерн остались, прочие уехали в Стокгольм и Упсалу. Когда Андерс приехал на недельку на рождественские каникулы, залив около дома его отца замерз. Хенрик и Бьерн веселились, катая друг друга на коньках за мопедом или просто болтались туда — сюда.
На следующее лето все переменилось. Когда Хенрик пытался выпендриваться, катаясь на одном колесе по лесной тропинке, никто не выразил особого интереса. Некоторые накатались на мопедах в городе, у других появились мопеды собственные, и покруче, так что прошлогодние развлечения показались скучными и детскими.
Хенрик и Бьерн слетели со своего пьедестала. Может быть, помня о том, каким значимыми они были тем летом, в компании начали активно подмечать их недостатки: они были не так одеты и не так пострижены, они говорили как — то смешно и ничего не знали о музыке. Именно в то лето кто — то придумал им кличку — Хубба и Бубба, по первым буквам их имен.
И Мартин, и Жоэль отпустили волосы за зиму. Андерс, как обычно, был где — то посерединке. Хубба и Бубба были коротко пострижены.
Малин и Элин укладывали волосы как Мадонна, используя для укладки много спрея, и даже Сесилия и Фрида, которые были младше, начали заботиться о своей внешности.
Отец Жоэля часто ездил по делам в Лондон и привозил оттуда сыну разные классные штуки — кассеты или футболки со слоганами популярных песен. Хенрик и Бьерн чаще всего не имели ни малейшего представления, о чем шла речь, но изо всех сил старались показать, что и они в курсе дела. Они старательно повторяли фразы и цитаты, но, поскольку они не знали контекста, их слова чаще всего звучали смешно и не к месту. Над ними хихикали — кто — то исподтишка, кто — то открыто. Некоторые их реплики становились настолько популярными, что их использовали в качестве ответов на глупые или непристойные вопросы. Хенрик и Бьерн хихикали вместе со всеми, но было видно, насколько им обидно и неловко от собственной глупости. Их поведение не добавляло к ним симпатии, они все больше и больше становились изгоями и объектом жестоких насмешек. Компания относилась к ним как к глупым крестьянам, с которыми совершенно незачем считаться. Что бы они ни сделали, это выглядело по — дурацки.
Когда Мартин взобрался на башню к часам, это было расценено как подвиг. Когда Хенрик неделю спустя сделал то же самое, никто даже не заметил, хотя он влез куда выше Мартина.
